, и без Киви, и мне правда жаль, что я не дома.
Я сейчас в ресторане «Гранд-отеля». Друзья предупредили меня, что обслуживают тут медленно, поэтому я вернулся за ручками и бумагой, чтобы поработать над моим завтрашним докладом – но что может быть лучше, чем написать вместо этого моей любимой?
Какая она, Польша? Сильнейшее мое впечатление – и то, что преподнесло мне такой сюрприз, – это что она почти точно такая, как я себе ее рисовал (за исключением одной детали), – не только в том, как она выглядит, но и в том, какие здесь люди, что они чувствуют, что говорят и думают о правительстве и пр. Мы в Штатах явно хорошо информированы, и такие журналы, как «Таймс» и «Атлас», не столь уж и плохи. Деталь, которую я забыл, – это насколько сильно была разрушена Варшава во время войны, и, следовательно, за редкими исключениями (которые легко идентифицировать по выщербинам от пуль на стенах), все здания построены после войны. Это действительно весьма значительное достижение – здесь очень много новых зданий: Варшава – большой город, полностью отстроенный заново.
Строительный гений здесь, должно быть, обладает способностью строить старые здания. Здесь есть дома, у которых отваливается облицовка (стены покрыты бетоном, сквозь который проступают пятна старого кирпича), проржавевшие оконные задвижки, от которых по стене идут потеки ржавчины, и пр. К тому же архитектура старая – украшения на домах что-то вроде 1927 года, но более тяжеловесные – ничего интересного, смотреть нечего (кроме одного здания).
Гостиничный номер очень тесный, с дешевой мебелью, очень высокие потолки (15 футов), на стенах застарелые потеки, там, где стоит кровать, стена облупилась и видна штукатурка и пр., и пр. Это напоминает мне старый «Гранд-отель» в Нью-Йорке – вылинявшее хлопчатобумажное покрывало на продавленной кровати и пр. Зато сантехника (краны и т. д.) – полированная и сияющая, что меня смутило: в этом старом отеле она кажется относительно новой. В конце концов я узнал: отелю всего три года – я забыл об их умении строить старое. (Официант по-прежнему не обращает на меня ни малейшего внимания, я сломался и прошу одного, который проходит мимо, меня обслужить. Смущенный взгляд – он зовет другого. Конечный итог: мне говорят, что мой столик не обслуживается, и просят пересесть за другой. Я повышаю голос. Ответ: меня пересадили за другой столик, вручили меню и дали 15 секунд на то, чтобы выбрать. Я заказываю «Sznycel Po Wiedensku» – шницель по-венски.)
К вопросу о том, прослушивается ли номер: я ищу заглушки старых технических отверстий (как, например, в потолке душевой). Их пять штук, все под потолком – 15 футов. Без стремянки не обойтись, и я решаю их не обследовать. Но в углу моего номера, внизу, рядом с телефоном, имеется аналогичная большая квадратная пластина. Я чуть-чуть оттягиваю ее (один винтик там закручен не до конца). Мне редко доводилось видеть такое множество проводов – как внутри радиоприемника. Что это? Кто знает! Микрофонов я не видел; концы проводов были замотаны изолентой, как разъемы или выходы, которые уже не используются. Возможно, микрофон спрятан в изоляции. Ладно, отвертки у меня нет, и я не снимаю пластину, чтобы продолжить исследования. Короче, если мой номер не прослушивается, они расходуют попусту массу проводки.
Поляки – люди приятные, бедные, в одежде придерживаются как минимум (приближается суп!) умеренного стиля и т. д. Здесь есть приятные места для танцев с хорошими оркестрами и пр., и пр. Итак, Варшава не столь мрачна и уныла, как, по слухам, Москва. С другой стороны, на каждом шагу здесь сталкиваешься со своего рода бестолковой тупой отсталостью, присущей властям, – знаешь, вроде того, что, когда идешь в американскую иммиграционную службу за продлением документов, в центре невозможно обменять двадцать долларов. Пример: я потерял карандаш и хотел купить здесь в киоске новый.
– Ручка стоит один доллар и десять центов.
– Нет, я хочу карандаш – деревянный, с графитовым стержнем.
– Нет, только ручки за доллар десять центов.
– О’кей, сколько это злотых?
– За злотые вы купить не можете, только за один доллар и десять центов. (Почему? Кто знает!)
Мне приходится подниматься по лестнице за американскими деньгами. Протягиваю доллар и двадцать пять центов.
Киоскер не может дать сдачи – он вынужден идти к кассиру отеля. Чек на мою ручку выписывается в четырех экземплярах: один оставляет у себя киоскер, другой – кассир, а я получаю две копии. Что мне с ними делать? На обороте написано, что я должен сохранить их, чтобы избежать уплаты американской таможенной пошлины. Это ручка «Papermate», сделанная в США. (Тарелку из-под супа уносят.)
Вполне реальная проблема «власти против частного предпринимательства» обсуждается на слишком философской и абстрактной основе. Теоретически планирование может быть хорошим. Но никто никогда не постигнет причины тупости властей – и пока они этого не сделают (и не отыщут лекарство), все идеальные планы будут уходить в зыбучий песок.
Я не угадал, каким окажется дворец, в котором проводятся встречи. Я представлял себе старый, суровый, огромный зал века этак XVI. Я опять забыл, насколько сильно была разрушена Польша. Дворец абсолютно новый: мы заседаем в круглом зале с белыми стенами и позолоченными украшениями на балконе; на потолке роспись – голубое небо и облачка. (Прибывает второе. Я его ем – очень вкусно. Заказываю десерт: пирожное с ананасом, 125 г. Кстати, меню очень точное: «125 г» – это вес, 125 граммов. Там еще есть «филе сельди, 144 г» и пр. Я не видел, чтобы кто-нибудь проверял на весах, нет ли тут мошенничества; сам я не проверил, весил ли шницель по-венски 100 граммов.)
Конференция мне ничего не дает. Я ничему не учусь. Поскольку никаких экспериментов тут не проводится, эта область неактуальна, и в ней работает совсем мало интересных людей. Результат тот, что здесь имеется сборище придурков (126), а это мне вредно для давления: на полном серьезе произносится и обсуждается такая бессмыслица, что я вступаю в дискуссию вне официальных заседаний (скажем, за ленчем) всякий раз, когда кто-нибудь задает мне вопрос или начинает рассказывать о своей «работе». «Работа» всегда: (А) абсолютно невразумительна, (Б) неконкретная и невнятная, (В) нечто бесспорное, тривиальное и само собой разумеющееся, но полученное с помощью долгого и нудного анализа и представленное как важное открытие, или же (Г) утверждение, основанное на глупости автора, о том, что некий очевидный и достоверный факт, принятый и годами подвергавшийся проверке, на самом деле ложен (эти самые худшие: против идиота любые аргументы бессильны), (Д) попытка сделать нечто, по всей вероятности, невозможное, но, несомненно, бесполезное, которая, как в конце концов выясняется, завершается полным крахом (прибыл десерт, я его ем), или (Е) попросту ошибочна. В наши дни «в этой области» ведется «бурная деятельность», но «деятельность» эта состоит главным образом в демонстрации того, что итоги чьей-то предыдущей «деятельности» ошибочны, или бесполезны, или заводят в тупик. Это напоминает клубок червей, которые пытаются выбраться из бутылки, вновь и вновь переползая один через другого. И не потому, что тема сложная, а потому, что нормальные люди заняты другим. Напомни мне, чтобы я больше не ездил на конференции по гравитации!
Как-то вечером я пошел в гости к одному польскому профессору (он молодой, и у него молодая жена). Людям предоставляют квартиру из расчета семь квадратных ярдов[27] на человека, но им с женой повезло: у них двадцать один[28] – гостиная, кухня, ванная. Он слегка нервничал из-за приема гостей (меня, профессора и миссис Уилер и других) и, казалось, чувствует себя виноватым, что у него такая маленькая квартирка. (Я прошу счет. Все это время официант обслуживал два или три столика, с моим включительно.) Но его жена держалась очень непринужденно и целовала свою сиамскую кошку Бубуш точно так же, как ты целуешь Киви. Она потрясающе справилась с задачей приема гостей – стол для еды пришлось принести из кухни, трюк, для выполнения которого потребовалось для начала снять с петель дверь ванной. (Во всем ресторане сейчас занято только четыре столика, и четыре официанта.) Она приготовила прекрасный ужин, и все мы наслаждались едой.
Ах да, я упомянул, что в Варшаве есть одно здание, которое стоит посмотреть. Это самое большое здание в Польше: Дворец культуры и науки, преподнесенный в дар Советским Союзом. Его спроектировали советские архитекторы. Любимая, это невероятно! Я не в состоянии даже пытаться его описать. Это самое потрясающее уродство на свете! (Прибыл чек – его принес другой официант. Жду сдачи.)
На этом мое письмо должно закончиться. Надеюсь, мне не придется ждать сдачи слишком долго. Я отказался от кофе, потому что решил, что это займет слишком много времени. Даже так, смотри, какое длинное письмо я могу написать, пока ем воскресный обед в «Гранд-отеле».
Еще раз говорю: я люблю тебя и хотел бы, чтобы ты была здесь – или лучше, чтобы я был там. Дома хорошо.
(Появилась сдача – они слегка ошиблись (на 0,55 злотых = 15 центов), но я махнул на это рукой.)
До свидания, до встречи.
Суббота, 29(?) июня, 15.00
Отель «Ройял олимпик». У бассейна
Дорогие Гвинет и Мишель[29] (и Карл?)!
Это мой третий день в Афинах.
Я пишу, сидя у гостиничного бассейна, положив бумагу на колени, потому что столы слишком высокие, а стулья слишком низкие.
По дороге сюда все было строго по расписанию, но все равно дискомфортно, потому что самолет из Нью-Йорка в Афины был забит под завязку – ни одного свободного места. Меня встретили профессор Илиопулос, какой-то студент и племянник Илиопулоса, ровесник Карла.
Я удивился, обнаружив, что погода здесь совсем как в Пасадене, только градусов на 5 холоднее: растительность очень похожая, холмы кажутся голыми и напоминают пустыню, те же самые растения, те же кактусы, та же низкая влажность и те же прохладные ночи. Но на этом сходство заканчивается. Афины – расползающаяся во все стороны, уродливая, шумная, наполненная выхлопными газами мешанина улочек, забитых машинами, которые, словно кролики, нервозно срываются с места на зеленый свет и застывают, визжа тормозами, на красный – и сигналят вовсю, когда едут на желтый. Очень напоминает Мехико, с той лишь разницей, что люди не выглядят такими бедными – нищие здесь на улицах попадаются лишь изредка. Ты бы, Гвинет, полюбила Афины, потому что здесь очень много магазинов (все маленькие), а Карл полюбил бы бродить по аркадам, с их хитрыми лабиринтами и сюрпризами, особенно в старой части города.