– Я собираюсь на полгода покончить с собой, – и поднял телефонную трубку.
Голые факты
Когда я позвонил Грэму и согласился, он еще точно не знал, чем все-таки будет заниматься эта комиссия, под чьим руководством и даже примут ли в комиссию меня. (Надежда все еще оставалась!)
Но на следующий день, в понедельник, в четыре часа дня, зазвонил телефон: «Мистер Фейнман, вы приняты в комиссию», – которая тем временем уже стала «президентской комиссией», возглавляемой Уильямом П. Роджерсом.
Я вспомнил мистера Роджерса. Он вызывал мое сочувствие, когда был госсекретарем: мне казалось, что президент Никсон все больше и больше задействует советника по государственной безопасности (Киссинджера).
Как бы то ни было, первое собрание должно было состояться в среду. Я счел, что во вторник делать там нечего, и собрался лететь в Вашингтон во вторник ночью – я позвонил Элу Хиббсу и попросил его собрать в ЛИРД[36] несколько человек – тех, кто что-нибудь знает о проекте шаттла, чтобы я вошел в курс дела.
Начало заметок Фейнмана с неофициального брифинга в ЛИРД
Во вторник утром я мчусь в ЛИРД. Эл меня усаживает; входят инженеры – один за другим – и объясняют различные части шаттла. Не знаю уж, откуда они это знали, но о шаттле они знали все. Для меня провели очень основательный, быстрый, интенсивный брифинг. Парни из ЛИРД были столь же полны энтузиазма, как и я. Это и правда было очень волнующим.
Когда я теперь смотрю свои записи, видно, как быстро они дали мне подсказки, где в шаттле могут возникнуть проблемы. Первая строка моих записей: «Препятствует возгоранию. Прокладка». (Чтобы защитить ракетное топливо от возгорания через металлическую стенку каждого ракетного ускорителя, существует изоляционная прокладка, которая не работает как следует.) Вторая строка моих записей: «При проверке хомута выявлены подпалины на О-кольцах». Было замечено, что горячий газ иногда прожигает замазку за изоляционными кольцами в монтажном соединении твердотопливного ускорителя.
Подробная схема монтажного соединения
В той же самой строке говорится: «ZnCrO2 создает пузырьки». (Цинко-хроматовая уплотнительная замазка, нанесенная за кольцами как изолятор, образует пузырьки, которые могут увеличиться очень быстро при протечке горячего газа и вызвать эрозию уплотнительных колец.)
Инженеры рассказали мне, насколько изменяется давление в твердотопливных ускорителях за время полета; из чего делается ракетное топливо, как топливо заливается и потом отвердевает при различных температурах, дали процентные содержания асбеста, полимеров и прочего в прокладочных материалах и много чего другого. Я узнал об осевых нагрузках и силах в двигателях – самых мощных двигателях такого веса из всех, что когда-либо были созданы. У двигателей этих много проблем, особенно растрескивание лопаток турбины. Инженеры говорили мне, что люди, работающие над двигателями, во время каждого полета скрещивали пальцы, чтоб не сглазить, и в момент взрыва шаттла они были уверены, что это двигатели.
Фотография пузырьков в цинково-хроматовой замазке, которые могли привести к эрозии колец
Если инженеры чего-то не знали, они говорили примерно следующее: «О, это знает Лайфер; надо его позвать». Эл звал Лайфера, и тот тут же приходил. Лучшего брифинга у меня и быть не могло.
Это называлось «брифинг», но коротким он не был: он был очень интенсивным, очень быстрым и очень полным. Это единственный известный мне способ быстро получить техническую информацию: ты не просто сидишь, пока они проходят по всему, что, по их мнению, должно быть интересно, – нет, ты задаешь уйму вопросов, тут же получаешь ответы и скоро уже начинаешь понимать обстановку и понимаешь, что именно спросить, чтобы получить следующую часть информации, которая тебе требуется. В тот день я получил чертовски хорошее образование и впитывал информацию словно губка.
Ночью я полетел в Вашингтон рейсом «ред-ай»[37] и прибыл туда рано утром в среду. (Больше я никогда не полечу этим рейсом – научен уже!)
Я отметился в гостинице «Холидей инн» в деловой части Вашингтона и взял такси, чтобы меня отвезли на первое заседание комиссии.
– Куда? – говорит шофер.
У меня только и было, что бумажка, на которой написано: «1415, Эйтс-стрит».
Мы отправляемся. В Вашингтоне я новичок. Капитолий находится вон тут, памятник Вашингтону вон там, все кажется очень близко. Но такси едет и едет, все дальше и дальше в глубь территории, которая становится все хуже и хуже. Здания делаются все ниже и выглядят все более убогими. Наконец мы оказываемся на этой самой Эйтс-стрит, и пока мы по ней едем, здания вообще начинают исчезать. И вот мы находим нужный адрес – методом интерполяции, ибо это пустой участок между двумя домами!
К этому моменту я понимаю, что что-то тут явно не то. Я не знаю, что мне делать, – у меня есть только этот клочок бумаги, я не знаю, куда ехать.
Я говорю таксисту:
– Собрание, на которое я еду, как-то связано с НАСА. Вы можете отвезти меня в НАСА?
– Конечно, – говорит он. – Вы же знаете, где НАСА, разве нет? Это как раз там, где я вас посадил!
И это действительно было так. До НАСА я мог бы дойти пешком из гостиницы «Холидей инн»: оно находилось прямо через улицу! Я вхожу, миную охрану у входа и начинаю блуждать по зданию.
Нахожу дорогу в офис Грэма и спрашиваю, как насчет собрания по поводу шаттла.
– Да, я знаю, где оно проходит, – говорит кто-то. – Я отведу вас туда.
Меня отводят в комнату, здесь, ясное дело, проходит большое собрание: яркие огни, телевизионные камеры впереди; зал полон, набит людьми под завязку, мне удается только с трудом протолкнуться в задние ряды. Я думаю: «В этом зале только один вход. Как, черт побери, я проберусь отсюда вперед?»
Потом мне что-то удается расслышать – все происходит так далеко, что я с трудом могу разобрать, что именно это такое, но явно это другая тема!
Поэтому я возвращаюсь в офис Грэма и нахожу его секретаря. Она звонит куда-то и выясняет, где проходит заседание комиссии.
– Я тоже не знаю, – говорит она кому-то на другом конце провода. – Он просто забрел сюда!
Собрание проходило в адвокатской конторе мистера Роджерса, на Эйч-стрит, 1415. А на моей бумажке было написано: «Эйтс-стрит, 1415». (Адрес был продиктован по телефону, поэтому я расслышал «Эйтс».)
Наконец я попал в офис мистера Роджерса – я был единственным опоздавшим, – и мистер Роджерс представил меня остальным членам комиссии. Кроме мистера Роджерса я слышал только об одном из них: Ниле Армстронге, лунном человеке, который был вице-председателем. (В комиссию также входила Салли Райд, но до меня только потом дошло, кто она такая[38].) Там был очень приятный парень в военной форме, генерал Кутина (произносится Куу-тии-на). В своем обмундировании он выглядел весьма внушительно, поскольку остальные были в обычных костюмах.
Первое заседание действительно оказалось неофициальной встречей. Это меня беспокоило – после брифинга в ЛИРД я все еще был как заведенная пружина.
Мистер Роджерс сделал объявления. Он зачитал выдержки из постановления, определяющего нашу работу.
Комиссии надлежит:
1. Изучить обстоятельства катастрофы и установить возможную причину или причины катастрофы; и
2. Разработать рекомендации по внесению изменений или другим действиям на основании полученных данных и определений комиссии.
Еще мистер Роджерс сказал, что мы завершим свое расследование за 120 дней.
Это принесло облегчение: масштаб деятельности нашей комиссии будет ограничен расследованием катастрофы и, быть может, с нашей работой будет покончено до того, как я покончу с собой!
К каждому из нас мистер Роджерс обратился с вопросом, сколько времени мы можем посвятить работе в комиссии. Некоторые из членов комиссии уже были на пенсии, а остальные – почти все – сказали, что изменили свое расписание.
– Я готов работать сто процентов своего времени, начиная прямо сейчас! – сказал я.
– Кто будет ответственным за написание отчета? – спросил мистер Роджерс.
Это вызвался сделать мистер Хотц, редактор журнала «Авиэйшн уик».
Затем мистер Роджерс поднял другой вопрос.
– Я уже давно в Вашингтоне, – сказал он, – и есть одна вещь, которую вам следует знать: как бы мы ни старались, утечек в прессу все равно не избежать. Мы можем лишь попытаться их минимизировать. Правильный образ действий – это проводить открытые заседания. У нас, конечно же, будут закрытые заседания, но, если мы обнаружим что-то важное, то сразу устроим открытое заседание, чтобы общественность знала, что происходит.
– Чтобы с прессой все было в порядке, – продолжил мистер Роджерс, – первое же официальное заседание комиссии будет открытым. Мы встретимся завтра в десять часов утра.
Когда мы уже расходились, я услышал как генерал Кутина спрашивает: «Где ближайшая станция метро?»
«Вот это парень, – подумал я, – пожалуй, мы с ним поладим: он, видать, классный мужик, несмотря на этот свой маскарадный костюм. Не из тех генералов, которые ищут своего водителя и свою персональную машину; он возвращается в Пентагон на метро». Он сразу же мне понравился, и за время работы комиссии я обнаружил, что мое суждение в данном случае было абсолютно верным.
На следующее утро за мной приехал лимузин: кто-то организовал наш приезд на лимузинах на первое официальное заседание. Я сел на переднее сиденье рядом с водителем.
Мы едем на заседание, и водитель мне говорит:
– Я так понимаю, в эту комиссию входит много важных людей…
– Да, похоже на то…
– Знаете, я коллекционирую автографы, – говорит он. – Не сделаете ли одолжение?..
– Конечно, – говорю я.