Я рассказываю, что космонавту нужно лететь в позе эмбриона. Говорю, что внутри корабля три места, оборудованные специальными креслами. Их отливают персонально для каждого. Рассказываю, что важно, чтобы сидения повторяли форму спины космонавта, что при ударе это помогает равномерно распределить нагрузку по поверхности тела.
– Это помогает сохранить здоровье, – говорю, и перед глазами всплывают картинки из прошлого. Как я пытался выбраться. Как смотрел на свои неподвижные ноги.
Носимый аварийный запас, говорю я. Сокращенно НАЗ. Говорю и показываю содержимое.
– Здесь есть все необходимое.
Я показываю аптечку, охотничьи спички, свисток, мачете, стаканчик, складной нож.
– Это светосигнальный патрон.
Артем внимательно слушает и записывает за мной.
Я объясняю, для чего в НАЗ солнцезащитные очки, почему в комплекте шесть литров воды, а Фрукт заглядывает в капсулу.
– Ух ты ж «ё», – вырывается у него фраза и он тут же умолкает, извиняется, что перебил.
– Артем, что у вас вызвало такую реакцию?
Он тычет пальцем в иллюминатор.
– Дед, как там можно втроем поместиться?
Артем удивляется и фотографирует.
– Если все правильно выполнить, можно, – я улыбаюсь и показываю большой палец вверх.
Я показываю свое хорошее настроение. Артему, коллегам, руководству, соседям, зеркалу. Приветливо улыбаюсь. А сам… Списанный, разочаровавшийся во всем «Дед» одноразового использования. Пора с этим кончать. Пора позволить пустоте забрать меня.
– Курс выживания обычно длится сорок восемь часов. Но для курсантов по программе «Космический туризм» его сократили до двенадцати.
– А что так?
– Считается, что вы не останетесь в одиночестве. Будет кому позаботиться о вашей безопасности.
– Я и сам в состоянии. Без курсов.
– Тем не менее, приступим. Для начала наденьте скафандр.
Я объясняю, что это аварийно-спасательный. Рассказываю, в каких случаях его используют космонавты, как он надувается и для чего.
Помогаю надеть.
Он просовывает руки, а я спустя вот уже несколько месяцев тренировок, смотрю на него и вспоминаю наше первое с ним занятие. Вспоминаю его фразу о способном ученике. И как ни странно, Артем не соврал. Он действительно способный. К тому же, что удивительно, он оказался выносливым, смышленым и талантливым. Он постоянно что-то помечает у себя в телефоне и фотографирует свое лицо, периодически грубо отгоняет людей из кадра, но стоит признать, из Артема получился бы хороший космонавт.
Этот фрукт – мое последнее задание.
Если кто-то говорит слово «последний», например, «сделай это в последний раз», любой пилот поправит: «Говори крайний! В крайний раз!» Пилот исправит. Не буду объяснять, в чем разница между «последний» и «крайний». Но этот фрукт – мое последнее задание.
После трудного дня с выживанием в сыром лесу, с длительными переходами через чащу, разведениями костров, сооружениями палаток для ночлега, с репетицией спасательной операции Артем уставший, но довольный собой оборачивается и на прощанье говорит:
– Спасибо вам. Большое спасибо. До завтра.
К моему удивлению Артем не только попрощался и поблагодарил. Он обратился на «Вы» и впервые не назвал меня «Дед».
Центрифуга.
Обучение подходит к концу. Курсанту предстоит еще один медицинский осмотр и тренировка в центрифуге.
В кабинете пахнет как в старом кинотеатре. Никогда не любил этот запах и никогда не любил этот вид тренировок.
– Человек на борту испытывает перегрузки порядка четырех g.
Я помогаю Артему усесться.
– Профессиональные космонавты тренируются на восьми g. Для вас, Артем, будет достаточно шести.
– Дед, не надо меня жалеть. Заряжай десятку.
Артем храбрится. А я вижу, как ему не по себе. Ему страшно.
– Будем смотреть по вашему состоянию, – говорю и киваю, мол, учтем пожелания.
Я не буду рассказывать, что курсанту от перегрузок может стать плохо. Не скажу, что при десяти g, самый опытный пилот теряет сознание. Я лишь помогаю Артему пристегнуться и объясняю, для чего на пульте кнопки.
– Когда будете видеть огоньки, нажимайте вот сюда. Лампочки будут загораться в разных местах, вы должны как можно быстрее отреагировать на их появление.
Артем смотрит на панель, на рычаг с красными кнопками. Он сглатывает пересохшим ртом и кивает – понял.
– Сейчас двери откроются, вас подкатят и поместят в центрифугу. Волноваться не стоит. Мы будем видеть вас на мониторе и поддерживать звуковую связь на протяжении всего упражнения.
– А я и не волнуюсь, – говорит Артем.
Он пытается улыбнуться, а я замечаю, как едва заметно подрагивают его скулы.
– Я буду называть порядок перегрузки и предупреждать перед увеличением значения.
Артема помещают в камеру центрифуги.
– Артем, вы готовы?
– Поееехали! – раздается из динамиков голос Фрукта.
Не знаю ни одного человека, который не произнес бы эту фразу находясь в обществе космонавтов. Хотите чаю? Поехали! Вечером созвонимся? Поехали! У меня родился сын. Меня списали на пенсию. Я смертельно болен. Поехали-поехали-поехали! Но я думаю неплохо, что следующее поколение использует и помнит эту фразу. Не факт, что это новое поколение знает, откуда она. Но. Поехали!
Кабина с курсантом движется по кругу. Огромные механизмы набирают оборот.
– Два g.
Я объявляю, Артем нажимает на пульт, когда замечает лампочки. Судя по его лицу он успокоился. Он сосредоточен. Артем разобрался, как будет проходить упражнение, и больше не боится.
– Четыре g. Артем, следите за дыханием, напрягите ноги.
Парень терпит. Кабина несется. А я слежу за показаниями приборов.
– Два g.
Кабина притормаживает.
Я слышу, как Артем дышит. Он успевает восстановиться.
– Пять g.
Центрифуга разгоняется.
Лицо парня теряет свое естественное выражение. Щеки обвисают, глаза напряженно всматриваются в ожидании лампочек.
– Два g.
Скорость падает.
Артем пыхтит. Открывает рот, двигает шеей. Рычит.
– Артем. Сейчас будет шесть g. И на этом занятие закончится. Соберитесь, следите за дыханием и не расслабляйте ноги.
Курсант разминает лицо. Скалится, раздувает щеки, двигает бровями.
– Шесть g.
Кабина разгоняется.
Лицо Артема сползает к подбородку. Брови нависают над глазами. Но парень не сдается. Терпит. Не теряет сознание.
– Два g. Закончили.
Объявляю и кручу переключатель.
Скорость не уменьшается.
– Два!
Кручу, жму экстренную остановку, тренажер не реагирует.
На мониторе Артем лежит с закрытыми глазами. Ему плохо. Он без сознания. Нужно спешить.
Я хочу выругаться. Но воспитание не позволяет.
Я открываю люк. Нужно пробраться в резервуар самой центрифуги. Дернуть рычаг и механически отключить аппарат. Это смертельно опасно. Особенно когда тренажер движется на таких скоростях. Но я пробираюсь внутрь. Я должен помочь своему курсанту.
Возможно, сегодня я погибну. Но это не важно. Нас к такому готовили.
Громадина проносится в сантиметре от головы. Я перекатываюсь под стропилами. Возможно, именно для этой минуты я все эти годы поддерживал тело в отличной форме. Судьба? Предназначение? Я не верю ни в одно, ни в другое. Я просто пробираюсь мимо грохочущего аппарата к рычагу механической аварийной остановки.
Удар.
Еще и еще.
Искры.
Пол встречает мою спину.
Я слышу голоса. Они взволнованы. Через помехи они говорят, что наш корабль терпит крушение. Нештатная ситуация.
Боль. Голова раскалывается.
Трогаю лицо, чувствую, как мои пальцы покрываются чем-то мокрым и липким.
Хватаюсь. Я тяну на себя рычаг.
Удар.
Темнота.
Тишина.
Только сердца стук.
«Тук-тук». «Тук-тук».
Вот оно. Мое последнее, крайнее дело.
Звезды.
Звезды все видят. Все знают. Они живые. Можно в это не верить, но знаю, что это так. Интересно, что чувствуют звезды, когда на Земле умирает человек? Что чувствуют, когда умираю я? Возможно, они грустят, плачут? А может быть они радуются скорой встрече? Может им просто все равно? Нет. Я уверен им важен каждый из нас.
«Тук-тук».
Кто-то стучится в дверь.
Утро.
Боль.
Я не умер. Лежу с закрытыми глазами, но знаю, что уже светло.
Подозрительно, я проснулся и не слышу своего старого назойливого приятеля-будильника. И подозрительно, что сегодня кровать не держит. Мне хочется скорее подняться.
– Можно?
– Тише! Григорий Петрович еще спит.
Я хочу возразить, пытаюсь встать, но чья-то рука меня останавливает.
– Лежите. Григорий Петрович, вам пока нельзя, – шепчет незнакомый голос.
Я открываю глаза.
Больничная палата. Лежу на кровати. Возле меня врач и Артем. Курсант стоит с букетом и смотрит на меня.
Он смотрит и, кажется, готов расплакаться.
– Артем, хотите пригласить меня на свидание? – киваю на букет.
Я пытаюсь засмеяться, но боль в боку заставляет осечься.
– Да, – Артем тоже смеется и садится на край кровати. – Дед. Я знаю, что ты спас меня. Чуть сам не того… но меня спас.
Я морщу лоб.
Терпеть не могу такие вот разговоры.
– Дед, проси, все что захочешь. Феррари. Майбах. Дачу на островах. Может, яхту? Или гору денег…
– Лучше бы вам, Артем, не прохлаждаться здесь, а отправляться на тренировку. Чуть больше чем через неделю полет.
Фрукт мотает разноцветной головой.
– Нет. Нет-нет. Я без тебя тренироваться не хочу.
Что такое он говорит? Речь идет не о стаканчике мороженного. У парня есть реальная возможность полететь в космос. А он.
– Отставить сантименты! Кру-гом! И марш отсюда на занятия! – кричу. – Вы, курсант, в космос собираетесь лететь или утку в больнице подавать? Выполнять!
Фрукт как ошпаренный подскакивает на ноги.
Он впервые видит меня таким. Я никогда не повышал на него голос. Артем растерян. От неожиданности парень беспрекословно выполняет все мои команды и отходит в конец палаты.