Не все трупы неподвижны — страница 38 из 38

От грустных мыслей меня отвлекает мобильник. Поганец настойчиво трясёт карман. Аккуратно ставлю на асфальт корзину с уснувшей стаей, вынимаю телефон. Это Марина.

— Халло!

— Халло, родной! Я совсем скоро буду у тебя. Минут через десять. Надеюсь, ты уже собрался? Учти, мне тебя ждать некогда!

Я вздыхаю. Вот командирка! Оглядываю небо с дымным столбом, корзину, полную мелюзги, сидящую возле моей ноги Стичи.

— Собрался. Жду тебя на дороге.

— Ты по мне хоть скучал?

Понятно. Командирки тоже хотят, чтобы по ним скучали. Ну и ладно.

— Скучал. Приезжай скорее.

— А снимки сделал?

— Ты меня недооцениваешь, золотко.

— Молодец! А как твои тараканы? Пропали?

— Знаешь, сегодня тот самый день, когда пропали тараканы. Все до единого. Ни одного не осталось.

Марина довольно хихикает:

— Я рада.

Потом она меняет тон:

— Ты помнишь нашу соседку фрау Краус? Бедняжка умерла в альтерсхайме.

— Пусть земля ей будет пухом.

Жаль, конечно, старушку, но у нас тут тоже многие умерли. Впрочем, зачем об этом знать Марине?

Супруга прощается:

— В общем, никуда не уходи, милый, я сейчас буду. Чюсс!

— Чюсс!

Выключаю мобильник, подмигиваю Стичи. Всё, мамзель. Скоро я поеду домой в Наш Городок. А интересно, это случайность или закономерность, что Изабель из грязных лап одного педофила попала в грязные лапы другого? И почему я остановился именно в «Галльском петухе»? Это глупое стечение обстоятельств или предопределённость? «Кисмет», — сказал бы, наверное, мой афганский приятель Харун.

Противостояние мрачной скрипучей халупы на отшибе и величественного светлого санктуария завершилось. Завершилось противостояние жестокости и человеколюбия, дьявольского и божественного. И хотя Черчилль однажды заметил, что «если ты убиваешь убийцу, количество убийц в мире не меняется», всё же, когда я через четверть часа в последний раз смотрю на белые башни, гордо пронзающие чёрную гарь, плывущую от холма, они мне кажутся чуточку чище.