– Отлично. Ну, я пойду поговорю с мистером Кордовой про свет.
– Мне тоже в ту сторону, – сказал он и постучал по коробке, которую держал в руках. – Надо расплатиться.
– Ну да, логично.
Я старалась не застонать от стыда и смущения, пока мы шли к кассе. Алекс достал из заднего кармана потертый кожаный кошелек и заплатил за покупки. Мистер Кордова, хозяин магазинчика, с любопытством глядел на нас, пока отсчитывал сдачу и убирал коробку в пакет. В пятом классе он преподавал у меня математику.
– Оскар вам показывал, что мне нужно?
Он улыбнулся:
– Я уже заказал, в начале недели должны привезти. – Его улыбка погасла, когда он продолжил изучающе смотреть на нас с Алексом. Я постаралась незаметно приподняться на носки. – Вы вместе занимаетесь организацией свадьбы? – спросил мистер Кордова.
– Да, – ответила я. – Но мы разделили обязанности.
Мистер Кордова хмыкнул:
– Это хорошо.
Алекс ничего не сказал, а просто взял свой пакет и подошел к двери. Открыл ее и обернулся ко мне. Я вышла вслед за ним на улицу, где сияло яркое солнце.
Стоя на тротуаре, я вдруг выпалила:
– Я видела тебя в книжном.
Он непонимающе нахмурился:
– Сегодня?
– Нет, вчера. Перед собранием. Ты взял какую-то книгу, а потом поставил назад. – Господи, зачем я вообще ему об этом рассказываю? Как будто я за ним слежу. – Обожаю этот магазинчик.
– Я смотрел книгу об узлах.
– Узлах?
Он мгновение колебался.
– Да. Это для лодки, – пояснил он. Я почувствовала запах ванили и жженого сахара, и мне стало интересно, какую он покупает марку кофе.
– Извини, что тогда назвал твою идею провести фестиваль организацией вечеринки, – внезапно сказал он со спокойной уверенностью. – Мне стоило раньше попросить прощения.
– Если бы ты был со мной знаком, ты бы знал, что я очень серьезно отношусь к планированию проектов.
– Но я же… – Он остановился и наконец посмотрел на меня. – Так ты меня не помнишь!
– А должна? – Он очень удивился, услышав это, как будто предполагал, что я действительно знаю о нем что-то такое, о чем на самом деле и понятия не имела. Но до собрания, на котором объявили об отмене фестиваля, мы никогда не встречались. – Обычно я все помню. У меня цепкая память, плюс это семейное – я же Сантос.
«А ты – симпатичный рыбак, у которого есть лодка и на руках нарисовано море», – повисло в воздухе.
– Ну, в те времена лодки у меня не было.
В какие времена? Я принялась вспоминать школьные годы, ища его лицо в школьных коридорах.
– Мы что, вместе учились?
– Не-а. Но ты всегда обедала рядом со мной.
Тут я сразу вспомнила первый год в средней школе. У меня и у моих друзей обед был в разное время, так что я всегда сидела одна на скамейке – той, которая стояла под деревьями, поэтому я могла спокойно позаниматься в тени. Я представила, как поворачиваю голову направо – и там действительно был он. Сидел один, прислонившись спиной к кирпичной стене, в наушниках и с блокнотом, совсем как я.
А сейчас он смотрел на меня и улыбался тому, что я наконец его узнала. Теперь Алекс, взрослый и с бородой, и тот молчаливый паренек, который сидел рядом со мной целый семестр, слились воедино. Мы столько времени обитали в одном пространстве, но ни разу не нарушили уединения друг друга.
– Алехандро! – произнесла я. Воспоминания наполнялись красками и становились объемнее. Выцветший старый кирпич и зелень подстриженной травы. Мои любимые духи с запахом малины, обычный беспорядок и шум школьной большой перемены. Но перед моими глазами всегда был этот паренек с взъерошенной темной шевелюрой – я так завидовала его сосредоточенности, что решила накопить денег, чтобы тоже купить наушники. Мне он казался высоким, как, впрочем, большинство людей. Он сидел, вытянув длинные ноги, и на коленях у него всегда лежала книга. Я слышала его голос всего один раз – когда он говорил с кем-то по телефону.
– Ты говорил по-испански.
– Как и родители. Ты же видела мою маму.
Точно. Миссис Акино.
– Она помнит моего отца.
Тротуар был залит солнечным светом, и этот момент истины ощущался как нечто волшебное. В этой истории так много всего было скрыто. Я чувствовала зуд любопытства и незавершенности. Мне хотелось узнать о нем еще – может, есть еще какие-то пересечения, общие воспоминания… Но тут в моем телефоне зазвучал будильник.
– Мне надо идти, – сказала я, торопливо выключая его. – Но я бы хотела узнать побольше о…
Тебе. Что будет, если я прямо так и скажу? Я понятия не имела, что говорить дальше. Я так давно не знакомилась с новыми людьми. Может, дело только в этом? Я просто волнуюсь, что собираюсь подружиться с человеком, который настолько выше меня ростом, что даже заслоняет собой солнце.
– …устричных рифах. – Я снова схватила свою записную книжку. – Давай договоримся, когда можно поговорить об этом?
– Без проблем, – сказал он через секунду. Я щелкнула ручкой, готовясь записывать. – Я обычно свободен по вечерам.
– Отлично. – Я записала. – И где тебя найти?
– На моей лодке.
Я дернулась от неожиданности, и в блокноте у меня появилась неровная линия чернил. Я подняла голову. Глядя, как он снова уходит в сторону бухты, я осознала две вещи. Первое – что он не любит прощаться. А что второе? Срочно сообщите viejitos. Шучу, на самом деле не стоит. Но, кажется, я действительно собираюсь влюбиться в парня с лодкой.
Глава 10
К вечеру мама так и не вернулась. Расстроенная, я прошла сквозь пустую гостиную и забралась в постель к Мими, чтобы вместе с ней смотреть мыльную оперу.
– Qué es eso[48]? – спросила она, глядя на меня.
– Маска для лица, – сказала я и подложила себе подушки под спину.
– Маска, qué es маска? – Она потянулась к ночному столику и взяла знакомый тюбик крема. – Me encanta esta crema[49].
– Мими, мне всего восемнадцать. Пока рано использовать ночной крем.
Она открыла тюбик и еще немного намазала шею:
– Qué pasó?[50]
– Ничего, все нормально.
– Y tu madre?[51]
– Я не знаю, куда она поехала. Она забыла про день рождения – а это, как ты понимаешь, означает, что какой день сегодня, она тоже забыла.
– Ay, mi niña[52], – тяжело и грустно вздохнула бабушка. Ее слова звучали на удивление по-матерински.
– Почему с ней ты никогда так не разговариваешь?
– Так – это как? – спросила она, но я не успела ответить: реклама закончилась, и она зашикала на меня. Мы вместе посмотрели серию. А через некоторое время после этого услышали, как открылась входная дверь.
Еще через несколько секунд мама заглянула в комнату.
– Что это вы делаете?
– Мигель вот-вот узнает, что на самом деле он – это его погибший брат-близнец Диего, – сообщила я, радуясь, что она все-таки вернулась.
Она уселась на край кровати. Мими протянула ей крем. Мама, ни слова не говоря, открутила крышку и нанесла немного на скулы.
– Где ты пропадала? – спросила я. Я должна была знать. И я устала, что мы никогда не спрашиваем друг друга о том, что на самом деле нас волнует.
Мама окинула нас взглядом:
– Вид у вас обеих, конечно, что надо.
– Это приятно и увлажняет мою наследственно сухую кожу, – сказала я.
– Ну да, точно. Ну… я купила бутылку вина и всю ее выпила, сидя на причале, а потом сунула внутрь записку и бросила в море.
– Серьезно? – Ничего подобного я не ожидала.
– Каждый год так делаю.
Мими, сидевшая рядом со мной, начинала закипать, как чайник.
– Но ты ведь в первый раз в этом году дома на свой день рождения, – заметила я.
Мама слегка покачнулась.
– Я все время где-то на берегу океана. В прошлом году я была в… – она задумчиво наморщила лоб, но потом морщины разгладились, – в Луизиане.
– Ты напилась! – возмущенно сказала я. Она делает это каждый год. И никогда мне не говорила.
Она покачала рукой из стороны в сторону:
– Добиралась домой из бухты как-то примерно так.
– Тебя видели? – спросила Мими.
– Кто?
Мими нашла медальон с портретом своего святого на ночном столике и прошептала молитву.
– Люди, мам. Рыбаки, которые считают, что наша семья приносит несчастья.
– Да, думаю, видели. – Она отдала тюбик с кремом обратно Мими, когда у нее несколько раз не получилось правильно закрутить крышку. – Я так и не научилась выражать свою скорбь столь же презентабельно, как ты, Mami.
– Borracha[53], – спокойно выговорила Мими.
– Y diciendo verdades[54], – огрызнулась мама и встала. Она слегка качнулась, но устояла на ногах.
– Тебе не кажется, что это неправильно? – поинтересовалась я.
– Ну да, наверное, в море и так достаточно мусора.
– Да нет, мам. В эмоциональном смысле.
Она испустила резкий смешок и схватилась за стену, чтобы добраться до выхода.
Я выбралась из постели.
– Пойдем, я принесу тебе воды.
– Но вода же нас прокляла, – пробормотала она.
Когда она, споткнувшись, вышла из комнаты, то посмотрела на меня и сказала:
– Я не пьяная. Просто немного сложно с равновесием.
Я схватила ее за руку, отвела на кухню и усадила в кресло. Потом налила в стакан воды и подала ей. Она внимательно на него посмотрела.
– Моя мать никогда при мне не плакала, – задумчиво произнесла она. – И я очень боялась грустить: думала, что скорбь поглотит меня целиком. – Она повернулась, и в ее карих глазах отражались все ее чувства. – Я хочу, чтобы ты знала: грустить – это нормально. –