– Роза! – услышала я.
– Мими? – Я закричала и огляделась вокруг, но увидела только Ану, которая стояла на берегу и размахивала руками. – Что? – спросила я, перекрикивая бушующий океан.
– Обратное течение!
– Что-что?
Но она не успела ничего объяснить. Какая-то невидимая сила накрыла меня, крепко схватила и куда-то поволокла. Проглоченная жестоким морем, я билась и боролась за глоток воздуха, но ничего не получалось, и вместо кислорода мое горло наполнилось страхом. Я колотила руками, но не понимала, в каком направлении двигаюсь.
И удерживать дыхание я больше не могла.
Где-то впереди забрезжил свет. В груди у меня горело, я двинулась навстречу, и через мгновение кто-то схватил меня и вытащил на поверхность. Я глотнула воздуха и оказалась лицом к лицу с мокрой насквозь Аной-Марией.
– Ты что, не видела красный флаг?! – заорала она, вытаскивая меня на берег.
Я огляделась вокруг и действительно его заметила. Он что-то означает? В итоге я зашла гораздо дальше от берега, чем думала.
– Вот дерьмо.
Ана тяжело дышала, так как только что тащила меня на буксире, но все же рассмеялась:
– Мне кажется, я никогда не слышала, как ты ругаешься.
Она аккуратно обняла меня за талию, и мы вместе пошли к берегу, пробираясь сквозь волны. Вся дрожа, я мешком свалилась на песок, пытаясь отдышаться. Потом перевернулась на спину и посмотрела на Ану.
– Я жива, – потрясенно выговорила я.
– А еще ты должна мне новый телефон, – сообщила Ана. Ее промокшие джинсы и футболка липли к телу. – Что на тебя нашло? Ты не так уж хорошо плаваешь, с каких пор ты заходишь в море?
– Не знаю. – Тоска совершенно лишила меня сил, и я валялась на берегу, мокрая, как котенок, и измазанная песком. Я прищурилась, глядя на солнце. – Это невыносимо!
Ана не сказала, что сочувствует моей потере или что понимает меня. Она просто упала рядом, оперлась на локти и подняла лицо навстречу солнцу.
Я некоторое время молчала, а потом все же решилась задать вопрос, который преследовал меня, словно гневный призрак:
– Как ты думаешь, я по-прежнему кубинка?
Ана потрясла головой:
– Я прогуливаю школу, и сейчас еще слишком рано для таких вопросов. – Потом она вздохнула, пораженная моей прямолинейностью, и села, чтобы вытрясти воду и песок из волос. – Ясное дело, ты по-прежнему кубинка. Ты не перестаешь ею быть из-за того, что кто-то… – она тревожно взглянула на меня, – …ушел.
Я смотрела на горизонт. Там, где море сливалось с водой, словно мелкие точки, покачивались лодки.
– Я поставила себе все эти условия. Если я буду лучше говорить по-испански. Если я поеду учиться на Кубу. Если Мими сможет вернуться на родину. Но теперь ее больше нет, и я ничего не знаю. Может, все это пропало вместе с ней.
Мими была моей родиной, а теперь ее больше нет. У меня нет карты, и я не могу вернуться.
– Мой папа как-то сказал, что хочет быть похоронен на Кубе, – сказала Ана, пожав плечами и играя с кончиками своих волос. Ее явно пугали такие рассуждения, но она старалась не подавать виду. – И в его словах было такое сожаление. Как будто он всегда будет мечтать о той жизни, которую ему не удалось прожить. – Она подобрала палку и провела линию на песке. – Жить в диаспоре странно. И в изгнании тоже. Конечно, живя на такой стороне, мы становимся другими, но разве это плохо?..
Я подумала о поколениях предков по женской линии, живущих во мне. Об их тоске и мечтах. О том, сколько раз они сидели так же, как и я, думая о своих бедах. Их голоса будут жить во мне, их кровь – бежать по моим венам вне зависимости от того, где именно на карте я нахожусь. Солнечные лучи согревали мое лицо.
– Кстати, тебе уже рассказали? Мы собрали нужную сумму.
Я вскочила.
– Серьезно?!
Я настолько выпала из жизни, что даже не поинтересовалась итоговым сбором после фестиваля.
– Ага. Университет одобрил программу, и торги отложили. Джонас сказал, что первая группа университетских ботанов прибудет сюда уже летом.
– Вау.
Чувство облегчения упрямо прорывалось сквозь всепоглощающую скорбь. Отсюда было видно бухту, где кипела работа. Глядя на муравьиную суету на пристани, я вся наполнилась чувством головокружительного ожидания. Мне хотелось увидеть, как здесь все начнет меняться и какие новые возможности это откроет. Хотя бы на первое время – а может быть, и на долгие годы вперед – мы что-то сохранили. Город останется жить, а возможно, и станет еще сильнее.
– Пожалуй, стоит почаще выбираться на пляж.
– Да уж, твое появление наделало шума! – Ана потянулась и скрестила вытянутые ноги. – Ты уже выбрала университет?
Я расхохоталась, довольно громко и лишь немного с грустью.
– Я вообще не знаю, чем теперь хочу заниматься, – сказала я. – Я была так во всем уверена, а теперь просто… очень устала.
Любое действие было безумно сложным, и попытки мыслить, несмотря на этот туман, лишь еще больше выматывали.
– Ляг вздремни, тигренок. – Ана прикрыла глаза. Казалось, ей очень нравится лежать здесь и греться на солнце, которое постепенно высушивало ее волосы и одежду.
Мне не хватало прежней уверенности. До того как программу стажировки на Кубе отменили, все было четко и ясно.
– Мими всегда говорила, что никогда не видела такого синего моря, как на Кубе.
Ана согласно хмыкнула.
– Папа тоже так говорит. Видимо, все дело в Карибском море.
Мне так сильно хотелось его увидеть. Но еще больше, невыносимо сильно, мне хотелось, чтобы Мими могла снова это сделать.
Вдруг сердце заколотилось как бешеное. Впервые со дня смерти Мими в мое сознание ворвалось чувство, которое привело меня к мысли: я знаю, что делать, – и часть тумана рассеялась. Я хорошо знала это чувство. И мне его очень не хватало.
Ана уже почти задремала, когда я запрыгнула на нее сверху и порывисто обняла.
– Спасибо, – с чувством прошептала я ей в ухо.
– За что? – Она зевнула и потрепала меня по плечу.
– Что нашла меня. – Я вскочила на ноги и схватила свою доску. – Мне надо бежать. Давай потом увидимся.
– Только не ныряй больше в море, балда, – крикнула она мне вслед, но я слышала в ее голосе нотки веселья.
Я мчалась домой, и вода, капая, стекала у меня с волос и с одежды. Пробегая мимо площади, я чуть притормозила. Золотая черепаха так и стояла на своем постаменте рядом с памятной скамейкой Мими. Я потрогала и то, и другое на удачу.
– Роза! – хором крикнули viejitos. – Qué pasó? Куда ты?
Но я не остановилась. Я без остановки домчалась до дома и распахнула дверь. Мама подняла голову: она сидела за столом, и раскрытая музыкальная шкатулка перед ней играла мелодию.
– Мы едем на Кубу! – объявила я, и шкатулка со стуком захлопнулась. – И берем Мими с собой.
Глава 34
– Что?! – воскликнули все хором.
В тот же день, ближе к вечеру, у нас в гостиной сидели Ана, миссис Пенья и Малкольм. Мама вместе с Пенни отошли к окну, давая мне возможность побыть со своей здешней «семьей».
– Мы с мамой завтра летим на Кубу, – повторила я.
Ана наклонилась вперед:
– Боже мой, Роза, так ты просто пыталась туда уплыть!
– Что? Нет, конечно. Ну, может, в метафорическом смысле.
Ана повернулась к своей матери:
– Может, поговоришь с ней? У тебя есть паспорт? Мы должны поехать с ними!
– Тебе надо ходить в школу, – возразила та. Она устремила взор на мою мать: – Ты правда поедешь?
Мама кивнула. Было такое чувство, словно они говорят о чем-то своем, непонятном окружающим. Когда они находились в нашем возрасте, даже помыслить о том, чтобы отправиться на Кубу, было нельзя.
– Я ничего не понимаю, – сказал Малкольм, уперев руки в бока. – Почему ты едешь так внезапно? И на сколько? У тебя еще три недели занятий, и… – Тут вдруг на него снизошло озарение, и он опустил руки: – Мими.
Ее имя повисло в воздухе. Здесь, в комнате, где все пропитано ею, вспоминать ее – все равно что произносить молитву.
– Всего на несколько дней. Честное слово, я пропущу всего пару заданий.
Он вздохнул, ласково и внимательно посмотрев на меня:
– Роза, это же последний семестр. Я беспокоюсь о другом, да и тебе тоже стоило бы.
Открылась дверь, и ворвался Дэн в рабочей форме.
– Да, знаю, я опоздал, но введите меня в курс дела.
– Роза едет на Кубу, – сказал Малкольм.
Дэн ухмыльнулся:
– Ну наконец-то!
Следующим утром, еще до рассвета, я положила на кухонный стол наши авиабилеты и свою сумку. В ней был мой блокнот и записная книжка Мими. Мне хотелось взять с собой все ее вещи, но эти оказались наиболее важными. С осторожностью я завернула урну Мими в один из ее шелковых шарфов. На кухне было так тихо – ни звона браслетов, ни шарканья ее домашних тапочек. Больше нет ни мыла из перечной мяты, ни воскресных благовоний из шалфея. Окошко в прачечной теперь было закрыто – не знаю, откроется ли оно когда-нибудь снова.
Оставалось одно последнее прощание.
Алекс сидел на корме своей лодки с чашкой кофе и смотрел, как я иду по пристани в его сторону. Солнце еще вставало в небе цвета розового лимонада, и в бухте по большей части было тихо. Дойдя до лодки, я обратила внимание на все новые принадлежности Алекса, разложенные по палубе. Он готовился к большому путешествию. Я сунула руки в карманы, боясь подходить слишком близко. «Видишь, я его отпускаю, – хотелось закричать мне. – Пусть с ним все будет хорошо».
– Я уезжаю на Кубу, – сказала я.
Он смотрел на веревку, которую крутил в руках.
– Да, viejitos сняли об этом большую сторис в Инстаграме. Они хотят отслеживать весь ваш маршрут. – Он поднял свой телефон. – И, кстати, три минуты назад они написали, что ты идешь сюда.
– Боже, ну они и неугомонные. – Я обернулась через плечо. – На самом деле у нас нет четкого плана, – призналась я. – Когда ты вдруг понимаешь, как быстро все может закончиться, это иногда приводит к принятию импульсивных решений. А потом мы просто пришли к выводу, что не будем от них отказываться.