– Ты идешь? – крикнула Аня.
– Иду, – ответил Женя.
Аня спряталась за дверью. Женя вошел с подносом, на котором стояли бутылка вина, два бокала и тарелка с виноградом. Аня выскочила из-за двери и сказала: «У-у-у, ням, ням». Женя от неожиданности уронил поднос. Аня от неожиданности уронила челюсть.
– Что ты наделала? – с ужасом спросил Женя. Он уже не пытался даже улыбаться.
– Ничего. На счастье. Сейчас я тряпку принесу, – засуетилась Аня.
– Челюсть. Ты ее разбила. Что же теперь делать? – натурально застонал Женя.
– А что, ценная? – серьезно спросила Аня.
– Она стоила шестьсот баксов. Ее же заказывать надо. Мне в понедельник к врачу. Кость вживлять, – лепетал Женя.
– Какую кость? – не поняла Аня.
– Вот эту. – Женя надавил себе на щеку.
– Ну…
– Челюсти нет. – Женя стоял над осколками и чуть не плакал.
– Может, склеить можно? – осторожно спросила Аня. Женя посмотрел на нее с ненавистью.
Аня побежала на кухню, нашла чашку, вернулась в комнату. Женя стоял в той же позе и не двигался.
– Сейчас я все соберу, – сказала Аня и начала ползать по полу, собирая фарфоровые, или какие они там, зубы в чайную чашку. – Может, я деньгами как-то? – спросила она и подняла голову, пытаясь поймать остекленевший взгляд Жени. Тут она и поняла, что с бывшим одноклассником ничего не получится, но продолжала бороться за свое счастье.
– Ну ничего страшного же. Сделают еще. Это же просто… э-э-э… искусственная челюсть, – говорила она. – Вот, держи, кажется, все. Может, что-то под кровать закатилось, – протянула она ему чашку.
Он не двигался.
– Что такого случилось-то? – начала возмущаться Аня. – А нечего было свою челюсть туда ставить. Кто держит такие ценные вещи на полке? Любой мог смахнуть и разбить.
– Никто не разбивал, – утробно сказал он и посмотрел на нее как-то недобро. Аня быстро собрала осколки бокалов и бутылки, вытерла с пола вино.
– Ладно, я пошла, – сказала она.
Женя сел на диван, но чашки из рук так и не выпустил.
– Так я пошла? – уточнила Аня, но ответа так и не дождалась.
Она хотела сказать что-нибудь обидное, но не придумала.
Пионэры, дэбилы и рис «в пластмасске». Лагерные истории
Пиар-отдел предложил поехать к детям. В пионерский лагерь. Встретиться с юными читателями и провести мастер-класс. Читателям одиннадцать-двенадцать лет.
– А откуда пионеры про меня знают? – спросила я.
– Мы посылали в библиотечку лагеря ваши книги – дети в восторге.
– Детям нельзя читать такие книги.
– Они скажут своим мамам, что вы к ним приезжали, и мамы купят ваши книги.
– Я люблю детей, но не в таком количестве, а лагерных вообще боюсь.
Как бы не так. В лагерь я все-таки поехала. Другой. Спортивный. С Васей.
Вася занимается теннисом. Тренер Вера везла детей в Крым на две недели. Тринадцать человек от восьми до двенадцати лет. Васю она сначала не хотела брать, но после того, как он сломал ракетку на тренировке, Вера обозвала его Джоном Маккинроем и решила брать. Дело в том, что Вере неинтересно общаться с нормальными детьми, ей нравятся проблемные. И в лагерь она брала только проблемных – перевоспитывать. Васю решили отучать от немотивированных криков и залезания под спортивную лавку в случае поражения. Поскольку Вася еще маленький, то я должна была ехать с ним. Быть на подхвате, так сказать.
Муж хватался за сердце и ничего не мог запомнить.
Я учила его пользоваться стиральной машиной – вот кнопочка, ее нажать, вот углубление – туда порошок насыпать.
– А это для чего? – интересовался он, тыкая на рисунок ручной стирки.
– Не забивай свою умную голову всякими глупостями, – отвечала я. – Так, пойдем дальше… – Тряпка для пола здесь, губки для мытья посуды – здесь, запасные лампочки – в коридоре, в шкафу.
– В каком шкафу?
– Там, где входная дверь, стоит шкаф, ты оттуда обувь достаешь. Так вот, на верхней полке хранятся лампочки.
– Там всякий хлам.
– Да, и лампочки тоже.
– Я не найду.
– Найдешь.
Хотя нет, наверное, не найдет. Сегодня искал открывалку – купил минеральную воду в бутылке. Он считает, открывалка – это такая штука на деревянной ручке с крюком. А у нас – набор на подставке. Стоял, не знал, чем открыть, и с тоской смотрел на минералку.
– Выложи рубашки и брюки, которые надо погладить, на стул. Катя придет – погладит, – говорю я.
– Катя? Какая Катя? – Муж пугается.
Катя убирает у нас раз в неделю уже год. Муж с ней раскланивается и перед ее приходом вытирает пыль на своем столе и прячет носки и трусы.
– А потом приедет мама и приготовит тебе еды, – продолжаю я.
– Мама?
– Ольга Ивановна, твоя теща.
Мама готовит много. Расставляет кастрюли и тарелки на столе и на плите. Все закрыто пленкой, фольгой. В прошлом году, когда меня не было и приезжала готовить мама, муж все аккуратно запихнул в холодильник. И забыл, что у него есть еда. Ходил голодный, потому что открывал холодильник, видел дикое количество кастрюль и закрывал. Он не знал, можно ли оттуда есть или надо так оставить.
– У меня сломался шкаф. Туда завалилась папка с бумагами, и я не могу его закрыть. Что делать? – кричал муж в телефонную трубку. – Где у нас ножницы? Я искал в ящике, их там нет. Куда ты положила мои шорты? Я потерял один синий носок. А пельмени надо кидать в горячую воду или в холодную? Утюг не гладит, он шипит и из него пар идет. Так надо, или он сломался? Взорвалась лампочка, которая в светильнике над диваном. Диван прожгла. Там дыра. Точнее, много дыр. Что делать? Как выглядят таблетки от поноса? Где лежит пластырь – я порезался. Как переключить телевизор на DVD? Как определить, что сосиски сварились?
В прошлом году, когда я вернулась, муж, глядя на меня голодными, полными ужаса глазами, сказал, что он без меня жить не может. Я поверила.
Мало того что уезжаем, так еще и непонятно куда. Вера сказала, что мы будем жить или в доме ее родителей, или еще где-нибудь. Разберемся. Я, если хватит места, буду с ними, если нет – то где-нибудь рядом. В частном секторе.
– Вася ночью может описаться, – предупредила я Веру.
– Ничего, он будет спать с Лешей, тот его в туалет сводит, – махнула рукой Вера. Леша – бывший боксер, Верин помощник по мальчикам. Тренер по общей физической подготовке.
Я не могла сказать мужу, что его Вася будет спать с каким-то Лешей. Мне кажется, что он бы легче перенес известие о том, что я буду спать с Лешей. Не могла я сказать мужу и про неизвестный адрес проживания.
– Не волнуйся, – врала я на ходу, – мы будем жить в частной гостинице, я в одном номере с Васей, стану везде с ним ходить, Леша очень любит детей, готовить нам будет специально нанятая женщина.
Как ни странно, все оказалось именно так. Хотя уже в первый день я готова была пойти искать комнатушку в частном секторе подальше.
Дети подъезжали к назначенному месту сбора на «Лексусах». Все – из обеспеченных и вполне благополучных семей. Шоферы несли чемоданы, мамы курили, няни складывали сухие пайки в рюкзаки. Вера подобрала детей с проблемами на любой вкус, ни разу не повторившись.
Начитанная, вежливая, воспитанная девочка десяти лет, замученная психологами и залитая по самые уши валерьянкой. Девочка боится жить – отвечать на уроках, играть с подружками. Психологи посоветовали занять девочку спортом, родители отдали ее на теннис. Теперь она боится не попасть по мячу.
Капризуля, будущая звезда Рублевки, годом старше. Красивая, нарядная и пустая до гулкости.
Восьмилетняя миниатюрная девчушка, все знающая про тату, марихуану и процесс, предшествующий появлению детей на свет.
Одиннадцатилетний мачо, с ног до головы в «Дольче Габбане», прыскающий себе в лицо из баллончика с термальной водой. У него все есть, кроме друзей. Друзья не появляются, даже если он приносит в школу последнюю модель мобилы и iPod. Он даже выходил из машины за углом школы и шел пешком, но и это не помогло. В лагерь попросился сам – чтобы понять, что же такого есть у народа, чего нет у него.
Мы в лагере. Тренировки, походы, кроссы, подъемы, вечерние посиделки – все как положено. Я не только живу с Васей, потому что он еще маленький, но и участвую во всех мероприятиях, по той же причине. Для меня это экстремальный отдых, если учесть, что я ненавижу лагеря. Помню, что все время хочется есть. Помню, как воровали хлеб во время дежурства по столовой и ели его в туалете. Походы? Один раз ходила в детстве. До сих пор не могу забыть ощущение колышка палатки на затылке и вкус воды из речки-вонючки, в которой мы чистили зубы.
С мужем переписываемся эсэмэсками. То есть я пишу ему во время эмоциональных перегрузок. Как письмо маме из пионерского лагеря.
«Доехали, номер хороший, детей ненавижу…»
«Встали в семь утра. Уже пробежали кросс, стерла ногу, колет в боку. Вася счастлив, я напилась холодной воды и кашляю, как туберкулезник».
«Как ты думаешь, может, мне сдать билет на поезд и назад лететь на самолете? Пораньше. Я здесь не выживу еще две недели».
«Вася слушается, говорит всем «вы», на мне болтаются штаны. Тренер Вера тащит меня завтра в поход. Говорит, что пойдем по Боткинской тропе – доктор Боткин сюда своих больных отправлял гулять. Я тоже больная. Вся в герпесе, соплях и с температурой».
«Работаю вожатой. Дети достали».
«Очень соскучилась. Перемыла посуду на весь отряд. Вася влюбился в самую страшную девочку и сказал, что она будет жить у нас в номере».
«Порезала попу об колючку. Съела грязную сырую сосиску из костра. Вася весь черный от пепла. Мальчишки играли в звездные войны шишками. Меня ранили в спину. Все болит».
«Вася играл в дочки-матери с двумя девочками. Был мамой. Больше не хочет жить со страшной девочкой. Нашел другую».
«Завтра спартакиада. Забери меня отсюда!!!»
«Купались в шторм. Прыгали на волнах. Долго вытряхивала камни из трусов. Вася попал мячом тренеру в губу. Губу разнесло на пол-лица».