Теперь на набережной расположился целый костюмерный цех – три трона, одна романтическая беседка и еще что-то. Висели роскошные, расшитые фальшивыми камнями платья. Парики, шляпы, веера. Девочки побежали наряжаться. Очень смешные. Спереди в платьях, а сзади торчат шорты и майки. У платьев нет спины. Шлепки, которые здесь все называют сланцами, как раньше, прикрывают искусственными цветами.
– Тебе не идет черный парик, – сказала Капризуля Кате.
– Это тебе не идет, – огрызнулась Катя. – На, забирай, если так хочешь.
Нет, Катя отдала свой парик не по доброте душевной. Просто она увидела парик блондинки, который не усмотрела Капризуля.
– Какая из тебя блондинка? – фыркнула Капризуля.
– Нормальная, – ответила Катя.
Вася захотел быть мушкетером. На него надели костюм и нацепили парик – длинные завитые кудри. Вася стал похож на девочку.
– Снимите с него парик, – кричала я с лавочки.
Но Вася уже заполз на высокий трон и отдавать парик отказался. Теперь у нас есть фотография – сидит чужой ребенок в перьях, с цветами, на троне.
Девочки уже называли меня на «ты». Я бегала с ними в кусты переодеваться. Они почему-то все время надевали кофточки шиворот-навыворот. Я завязывала им купальники, советовала, что купить в подарок маме и какой браслет больше подходит к платью. На прогулке они сгружали мне в сумку кошельки, заколки, кепки, телефоны…
Уже под самый конец опять случился кризис. Сева спрятал свою кепку.
– Где твоя кепка? – кричала Вера. – Мы опаздываем на корты. Если не найдешь, останешься в гостинице. Без кепки нельзя.
– Не знаю, ну и пусть, вообще никуда не пойду, – бурчал Сева.
Севу оставили в номере. По-моему, он именно этого и добивался.
Света сказала, что ей не в чем тренироваться – все грязное.
– Почему ты вчера не постирала? – кричала Вера.
– Вчера было чистое.
– Надень обычные шорты, и пойдем.
– Не хочу.
– Что значит не хочу? Через две минуты чтобы была готова.
Через две минуты мы Свету потеряли.
– Где Света? Девочки, кто видел Свету? – бегала по номерам Вера. – Может, она ушла?
– Куда она уйдет, там дверь заперта, у нее ключей нет. Сидит где-нибудь, – сказал Леша.
Света нашлась, когда Вера, Леша и я обегали все, что только можно, – корты, пляж, гостиницу… Нашел Свету Вася.
– Мама, там мумия храпит, – прибежал ко мне с криками ребенок.
– Какая мумия?
– У девочек в комнате. Пойдем, послушаешь.
В комнате девочек никого не было.
– Вася, здесь никого нет.
– Ш-ш-ш, – сказал он.
И вдруг я услышала храп. В пустой комнате. Испугалась не на шутку.
– Это мумия, – сказал Вася.
Я заглянула под кровать, залезла в шкаф – никого. Даже тумбочку открыла. Храп прекратился.
Прибежала Вера и сразу открыла спинку кровати. Я даже не знала, что она открывается. Это такая кровать с пустым изголовьем – для подушек и белья. Света туда и залезла. Даже подушку подложила и одеялом укрылась.
Она обиделась, или решила прогулять тренировку, или я не знаю, что еще. Втиснулась бочком и заснула.
– Сейчас ее убить или когда проснется? – спросила Вера.
– Пусть поспит, – посоветовала я.
Вечером подписывали почетные грамоты: «За волю к победе», «спортивные достижения», «силу духа», «стойкость характера». Мне Вера тоже подписала: «За самоотверженность, материнский героизм и любовь к детям». Я чуть не расплакалась от счастья. Дети хлопали и кричали «ура». Медали тоже вручали. Только Вере не хватило теннисных. Были еще волейбольные и футбольные – побольше и золотые. Оказалось, что все хотели волейбольные, потому что теннисные уже у всех есть.
Ходили на экскурсию. Вася всех экскурсоводов называет проводницами. Никак не может запомнить.
Шла с мальчишками. Они ко мне настороженно относились, потому что я Васина мама, а Вася их достает. Они только прибегали и жаловались, что Вася опять не дает спокойно поиграть в подкидного дурака. А тут разболтались. Я в тихий час смотрела финал «Ролан Гаррос» и сказала, что победил Надаль.
– Я за Федерера болел. Он прикольный, и подача у него двести пятьдесять километров в час, – сказал Сева. – А Надаль молодой. Он тоже клевый.
– А из женщин кто вам нравится? – спросила я.
– Из девчонок? Наших? – не поняли мальчики.
– Нет, теннисисток.
– Шарапова, – закричали они хором.
– А Мыскина? А Дементьева?
– Не, Шарапова.
– А вы еще про что знаете? – спросили мальчишки.
– Знаю, кто такой Шева, – сказала я.
– Круто. Вы продвинутая. Даже моя мама не знает Шеву.
– А «Ламборгини-диабло» знаете?
– Знаю.
– Круто. Моя любимая машина, – сказал Сева.
– А мне джипы нравятся.
– Тюнингованные?
– Не обязательно.
– А кенгурятники везде запрещены, – сказал Ваня, – только в России разрешены.
– А вы смотрели «Шрека» третьего? – спросил Сева.
– Да.
– А «Пиратов Карибского моря»?
– Да.
– Все части?
– Все.
– Круто. Я тоже все смотрел. А знаете, что «Гарри Поттер» скоро выйдет?
– Знаю. Я даже читала все книги.
– Все-все?
– Все-все.
– Круто.
– У нас в школе сменку проверяют. Достали уже. Зато наш класс самый ужасный по поведению. Мы даже директора не боимся.
– А какой твой предмет любимый?
– Математика. Когда другая математичка была, у меня пятерки были. А сейчас новая, и у меня тройки.
Вера играла с ними в мяч. Наша старая игра – «Я знаю пять названий…» Стучишь мячиком и называешь цветы, деревья, имена… Вера просто бросала всем по очереди.
– Назови пять названий деревьев. – Она бросила мяч Капризуле.
– Я не знаю.
– А цветы знаешь?
– Не-а.
– Назови пять марок машин.
Капризуля назвала не запнувшись. Так же она называла марки одежды.
Кстати, про машины. Вера заказала микроавтобус, он же маршрутка, на все время пребывания – свозить на экскурсию, забрать с кортов и так далее. Водитель – дядя Гена – не ездил один, только с сопровождающим – дядей Колей. Кем приходился дядя Коля дяде Гене, я так и не поняла. Начальник – не начальник. Друг – не друг. Дети плюхались на сиденья кто где. Только мне с Васей и Дашей оставляли первое сиденье. Девочки все время ругались, и либо Катя, либо Света, либо Капризуля отказывались садиться по двое и садились тоже впереди – рядом с нами. Дядя Гена взрывался.
– Пересядь, девочка, здесь должен сидеть взрослый, – нервничал он. Взрослый – дядя Коля.
– Да ладно, Ген, я тут сзади, – говорил дядя Коля.
– Нет, сюда иди.
У них были странные взаимоотношения. Поскольку я сидела впереди, то слышала их разговоры. Я бы на месте дяди Гены убила бы дядю Колю. А на месте дяди Коли давно бы дядю Гену уволила. Или наоборот. Оба были местные, но без дяди Коли дядя Гена не мог решить, по какой дороге ехать.
– Через город поедем? – спрашивал дядя Гена.
– А как еще? Только так, – отвечал дядя Коля.
– Можно и не через город.
– Можно, а зачем? Только крюк делать.
– Не будет крюк. Столько же по времени.
– А по километрам?
– Так что, через город?
– Да уже поехали хоть как-нибудь.
– Сколько ты будешь за этой «Волгой» трястись? – говорил дядя Коля. – Надо было на том повороте ее обойти. Тебе двадцать раз мигнули, что дорога свободна.
Насколько я успела понять, главная забота местных водителей – обогнать на серпантине впереди идущую машину.
– Вон, смотри, видно, неместный, себя боится, – кивал дядя Коля на автобус «Икарус».
– Ты что, спишь? – спокойно говорил дядя Коля, когда мы чуть не вмазались в бензовоз. Я инстинктивно жала ногой в пол. Дядя Гена вывернул руль в последний момент.
При этом наши дети все время что-нибудь забывали в гостинице – то воду, то ключи, то шлепки…
– Леш, я воду забыл, – сказал Ваня.
– Возвращаться – плохая примета, – сказал Леша.
– О приметах не говорим, – испугался не на шутку дядя Гена. – Коля, как теперь ехать?
Они ругались всю дорогу.
– Что так быстро едем? – ехидничал дядя Коля. Мы ехали шестьдесят километров в час.
– Там знак.
– Не было знака.
– Обгоняй.
– Потом обгоню.
– Потом не получится.
– Получится.
– Десять минут за ним тащились.
– Этого светофора не было. Новый поставили.
– Уже два года здесь стоит.
– Что, я два года по этой дороге не ездил?
– Значит, слепой.
Юмор у дяди Гены с дядей Колей тоже был особенный. Вера, когда вышли все дети, рассчитывалась за поездку. По заранее обговоренной таксе.
– Ой, да ты жидовка, – сказал дядя Гена, засовывая деньги в бардачок.
– Не, москалькой стала, – поддержал дядя Коля.
– Да, там, в Москве, все жиды.
– Вот я и говорю, москалька.
– Не, жидовка.
– Да я местная, с Ленинградской, – не выдержала Вера.
– А, с Ленинградской, тогда ладно…
В какой-то из последних дней мы с Верой на кухне расставляли тарелки. Леша ходил по комнатам и кричал: «Ужинать!» Все пришли.
– Слушай, чем пахнет? – спросила я Веру.
– Не знаю, чем-то странным. Я тоже принюхиваюсь.
– От еды?
– Нет, все свежее.
– С улицы?
– Да нет вроде.
– Надо окно открыть, проветрить.
– Продует. Потом откроем. Может, из мусорки?
– Непохоже.
Мы повернули головы и увидели Лешу, который стоял и вытирался влажными салфетками. Он побрызгался мужским одеколоном, впервые за все время. Хотел как лучше. А мы не узнали запах. Отвыкли.
Перед отъездом девочки обменивались тетрадками-анкетами. Нам с Верой тоже дали заполнить. У меня когда-то была такая анкета с вопросами: «Что для тебя значит дружба?», «Твой любимый цветок?», «Твоя любимая актриса?», «Сколько ты бы хотела иметь детей, когда вырастешь?», «Какие качества ты ценишь в человеке?».
Сейчас вопросы другие: «Твой любимый канал», «Любимый сериал», «Кого из класса ты ненавидишь?», «Какой стиль в одежде ты предпочитаешь?», «Задай мне самое сложное задание».