У одной из дверей Войтинский остановился:
— Пришли.
Краснов глянул на обшарпанную дверь.
— Здесь?
Войтинский кивнул, открыл дверь. Керенский стоял у затемнённого окна. Повернулся круто. Да, это был он.
Краснов впервые встречался с этим человеком, но Часто видел его портреты в газетах. Петру Николаевичу всегда претила самоуверенность Керенского, его игра в Наполеона. Человек сугубо гражданский брался управлять военным ведомством. Ничего не понимая в тошном искусстве, он решил, что может осуществлять верховное командование. Дилетант без знания стратегии и тактики, адвокат и краснобай, поставивший Россию перед катастрофой.
Керенский быстро шагнул навстречу.
— Где ваш корпус, генерал? Я надеялся встретить его в Луге.
Краснов смотрел в чуть заросшее щетиной лицо с опухшими, воспалёнными глазами. Одет во френч и галифе, с резкими манерами, с привычкой повелевать.
Генерал доложил: части разбросаны, и их надо собирать, а двигаться на Петроград малыми силами — это безумие.
Керенский прервал Краснова:
— Вы говорите непродуманно. Ваша армия пойдёт за мной. Я поведу её против этих негодяев, за мной пойдут все. В Петрограде никто большевикам не сочувствует. Здесь присутствует Барановский, — Керенский кивнул на сидевшего за столом генерала. — Скажите, что вам требуется, чтобы немедленно собрать корпус?
Краснов сказал, где какие части находятся, что необходимо сделать.
Барановский записал, отложил карандаш.
— Вы получите все ваши части, а также Уссурийскую дивизию. Кроме того, вам будут приданы 37-я пехотная дивизия, 1-я кавалерийская и весь 16-й армейский корпус...
Керенский перебил Барановского:
— Вы довольны, генерал?
Краснов, не веря в реальность того, что слышал, ответил:
— Да. Если все эти части соберутся вместе, Петроград будет освобождён от большевистской заразы.
— Не сомневайтесь. Считайте: все эти части уже под вашим командованием.
Это было сказано с такой уверенностью, что Краснов заколебался.
Но невольно напрашивалась простая мысль: если бы армия была за Керенского, разве бежал бы он из Петрограда, отсиживался бы в Пскове? Разве кто-то посмел бы задерживать войска в Острове?
Краснов высказал свои сомнения. Бывший главнокомандующий выразил удивление: он был уверен в обратном. Керенский считал, что названные генералом Барановским части по-прежнему верны Временному правительству.
Увидев, что Краснов собрался уходить, Керенский спросил:
— Вы куда, генерал?
Краснов удивился:
— В Остров, ваше превосходительство. Я обязан закрепить за собой Гатчину.
— Я еду с вами.
Керенский велел подать автомобиль.
— Скажите, когда мы прибудем в Остров?
— Думаю, через час с четвертью.
— В Острове соберите к одиннадцати часам дивизионные и другие комитеты, я хочу поговорить с ними.
Пётр Николаевич поморщился, однако не стал возражать. Ведь верила же Керенскому Россия, овациями принимала. А вдруг ему сейчас поверят солдаты?
Когда автомобили выехали из Пскова, город ещё спал.
До Острова Савостин с Шандыбой добрались засветило. Под сильными руками Матвея маленькая ручная дрезина бежала резво.
— Ты только, братишка, о знакомстве с матросами своим казачкам помалкивай. Но знай, им на Питер идти не резон. Всё одно — остановим. Весь флот двинем. И вообще казакам с Керенским не по дороге...
Дрезина миновала будку обходчика, проехала ещё версту и остановилась. Савостин закурил, попыхивая махоркой, сказал:
— Теперь ещё раз слушай. Ты, Иван, пойдёшь вдоль эшелона в одну сторону, я в другую. Но не сейчас, а как стемнеет.
Смеркалось быстро. Матвей отбросил очередную самокрутку и сплюнул.
— Ну, Иван, пора...
Ночь была глухая, морозная, над станцией нависли низкие тучи. Небо грозило первым снежком. Шандыба не спеша брёл вдоль эшелона. Двери вагонов были полураспахнуты, и в тусклом свете фонарей Иван видел дремлющих дневальных.
Кони фыркали, перебирали копытами. Шандыба вспомнил Воронка. Отвели ли его на Дон, к отцу?
В вагонах стоял густой запах мочевины, он перемешивался с запахом сена, седельной кожи и сбруи. Всё до боли знакомое.
У одного из вагонов Иван остановился, прислушался. Хотел понять, о чём казаки переговариваются. Однако ничего не разобрал.
Один из проходивших мимо казаков взглянул на Шандыбу.
— Ну-ка, посвети, браток, — раздался хриплый голос.
Ивана осветили фонарём. Рванулся Шандыба, но крепкие руки удержали.
— Да ты, кажется, ещё и сопротивляешься? Ну-ка, давай в вагон, там разберёмся.
Шандыбу втащили в вагон, усадили на тюк стена. Державший Ивана казак велел дневальному:
— Зови дежурного по эшелону.
Вскоре явился хорунжий. Иван узнал... Любимова. Тот от удивления открыл рот:
— Шандыба? Какими судьбами? Ты ведь был в госпитале? Казачки, да это же Шандыба, взводный. Земляк наш.
Окружившие Ивана казаки зашумели. Кто-то сунул ему самокрутку, хорунжий велел принести из походной кухни каши. Иван ел не торопясь, рассказывал. Начал с того дня, как очутился в госпитале. Про знакомство с Матвеем Савостиным Шандыба умолчал.
Разговор закончил Любимов:
— Ты, Шандыба, теперь среди своих. Спи, а утром порешим, как с тобой поступить. Думаю, тебе сподручней оставаться в 9-м полку. С ним и службу продолжишь, и на Дон, домой, возвернёшься.
Утром казаки сказали Шандыбе, что на станцию Остров приехал сам Керенский и будет выступать перед казачьими комитетами. Иван поначалу даже не поверил. Донцы позвали его с собой: как-никак бывший взводный, три Георгия имеет.
День выдался морозный, ветреный. Комитетчикам пришлось пробираться в здание через толпу казаков и солдат артиллерийского дивизиона.
Прошагал генерал Краснов в тёмно-синей бекеше и папахе, из-под которой виднелись седеющие виски.
Иван, увидев Краснова, сразу вспомнил, как мальцом вёз полковника из Вёшенской в Миллерово, как потом служил под его началом...
Зал заполнили в основном казаки-донцы, особняком держались уссурийцы во главе с урядником-амурцем. Все ждали Керенского, переговаривались:
— В кои лета сподобился повидать самого главкомверха.
— Аж не верится.
— А ты, Емеля, и верь всякой брехне.
— Брехал бы твой кобель и ты с ним.
— Но-но, погодь, я тебе язык укорочу.
— Да тише вы, вона Керенский появился.
Шандыба вытянул шею. Ну, каков он, Керенский? И был страшно удивлён. Этот лопоухий, неказистый мужичок и есть главкомверх? А тот, нервно потирая руки, начал говорить. Казаки-донцы притихли, слушали, опасаясь что-либо пропустить. Керенский говорил усталым голосом о том, что революционные завоевания в опасности: революция свершилась без крови, но вот безумцы-большевики хотят залить Россию кровью...
— Брешешь! — раздался выкрик из задних рядов.
Керенский поморщился, но продолжал:
— ...если мы откроем немцам фронт, это будет предательство наших союзников...
Среди уссурийцев послышались голоса:
— Станичники, не слушайте его, он опять нас в окопы гонит.
Донцы зашумели.
— Заткните глотку амурцу, — кричали одни.
— Нет, пусть он скажет, — требовали другие.
Неожиданно Керенский замолчал и как-то боком вышел из зала. На его месте — Шандыба даже ахнул — вдруг появился Матвей Савостин. Он взмахнул бескозыркой, будто саблей рубанул:
— Братья-казаки! Керенский зовёт вас воевать Питер, но вы не верьте ему. Мы, большевики, призываем: возвращайтесь в свои станицы, где вас давно ждут. Не верьте генералам, правда за сторонниками Ленина...
— Правильно говорит, — снова послышался голос амурца. — Вон у вас генерал Краснов! Хотите, чтобы он снова сел на казачью шею?
— Да вы, желтолампасники, большевикам продались, — кричали донцы.
Шандыба понял, что скоро пойдут разборки донцов с уссурийцами.
Он выбрался из помещения, поискал глазами Матвея и, не найдя, отправился к себе в вагон.
Керенский был недоволен своим выступлением. У него сильно болела голова: видно, сказались хроническое недосыпание и общая усталость. Он ожидал, что казаки встретят его восторженно и поддержат его призыв двинуться на большевистский Петроград. Но этого не произошло. Керенский сидел, опустив голову на руки.
Вошёл генерал Краснов, негромко кашлянул. Главкомверх поднял голову.
— Генерал, вы связались со станцией?
— Да. Вам подадут вагон. А для сопровождения вашего автомобиля выделен взвод 9-го Донского полка.
— Хорошо. Вам я поручаю начать поход на Петроград.
— Ваше превосходительство, — Краснов нахмурился, — я ожидаю прибытия обещанных генералом Барановским войск, но их пока нет.
— В этой ситуации, генерал, я надеюсь только на казаков.
— Но вы, ваше превосходительство, сами заметили: часть казаков распропагандирована большевиками.
— Зараза большевизма даёт свои ядовитые всходы. Генерал, надо с корнем их вырвать. Казаки — наша опора...
Автомобиль с Керенским и Красновым отъехал от штаба корпуса в сопровождении взвода конных казаков и вскоре остановился у станции, где уже выстроился почётный караул. Керенский прошёл вдоль строя. На приветствие сотня дружно рявкнула:
— Здра... жела... господин Верховный главнокомандующий!
Керенский полуобернулся к Краснову:
— И вы, генерал, ещё сомневались? Нет, там на собрании были не казаки. Там был сброд, паршивые овцы, которые портят всё стадо. Настоящие казаки — вот они.
Он поднялся в вагон. Следом вошёл и Пётр Николаевич. По путям сновал, посвистывая, маневровый паровоз, бродили солдаты.
Прибежал, запыхавшись, начальник станции, сказал испуганно:
— Машинисты не желают исполнять приказ. Опасаются расправы большевиков.