Пётр Николаевич сказал резко:
— Пускай доставят сюда Ленина, тогда и будем говорить...
Узнав обо всём этом, Керенский попросил заменить казачий караул караулом юнкеров.
— Ваши казаки меня предадут.
— Не раньше, чем меня, — ответил Краснов. Но казачьи посты от дверей Керенского приказал убрать...
В три часа дня к Краснову пришёл комитет 9-го Донского полка во главе с войсковым старшиной Лаврухиным. Казаки хотели немедленной выдачи Керенского, обещая под своей охраной отправить его в Смольный.
— Ничего ему не будет. Волоса на его голове не тронут, — говорил Лаврухин.
Краснов нахмурился, заговорил спокойно:
— Как не стыдно, станичники. На Руси предателями казаки никогда не были. Вспомните, как ваши деды отвечали царям московским: «С Дона выдачи нету... Каков бы ни был Керенский — судить его будет наш русский суд, а не большевики...
— Керенский сам большевик! — выкрикнул один из казаков.
Это его дело, — сказал Краснов. — Но предавать человека, доверившегося нам, нельзя, и вы этого не сделаете.
— Мы приставим свой караул к нему, чтобы он не убежал. Выберем верных людей, которым доверяем.
— Хорошо, ставьте.
Казаки ушли. Краснов прошёл к Керенскому. Его он застал в дальней комнате.
— Александр Фёдорович, настало время, когда вам надо уйти.
— Но двор полон матросов и казаков, — побледнел Керенский.
— Часовые стоят только у парадного входа. Как ни велика ваша вина перед Россией, но мы не вправе судить вас...
Выйдя от Керенского, Краснов через надёжных казаков намеренно затянул сбор караула. Когда же караул явился и пошёл осматривать помещение, главкомверха уже не было...
Казаки страшно возбудились. Раздавались голоса об аресте Краснова, о том, что он предал их, дав возможность бежать Керенскому...
Но тут произошло событие, которое переменило в корне обстановку. К Гатчинскому дворцу в походном порядке подошла колонна солдат. Она двигалась по дороге, идущей от Петрограда. Это оказался лейб-гвардии Финляндский полк.
В комнату к Краснову вошло несколько вооружённых «финляндцев».
— Господин генерал, — сказал один из них. — Финляндский полк требует, чтобы вы вышли к нему на площадь.
— Как смеете вы, — возмутился Краснов, — чего-то требовать от меня, корпусного командира!..
Возникла тревожная пауза, но тут появился офицер с погонами капитана.
— Господин генерал, честь имею представиться: командир лейб-гвардии Финляндского полка. Где прикажете стать полку на ночлег?
— Становитесь в Кирасирских казармах... — Краснов не понимал, что происходит. За Финляндским волком показались матросы, за матросами красная гвардия. В их массе совершенно растворились казаки.
«Таково большевистское перемирие», — подумал Краснов.
В дверь постучали. Вошёл Лаврухин и сказал, что 9-й полк просит Краснова выйти и объяснить, как бежал Керенский.
Казаки были построены в шеренги. Их окружила густая толпа солдат, матросов, красногвардейцев и любопытных жителей Гатчины.
Генерал, подойдя к полку, крикнул, как кричал обычно:
— Здорово, молодцы станичники!
Привычка взяла своё. Громовой ответ:
— Здравия желаем, ваше высокоблагородие! — раздалось из рядов.
Положение было спасено.
Краснов стал перед строем.
— Да, — заговорил он, — Керенский бежал. И это на наше счастье. Как мы охраняли бы его теперь, когда окружены врагами?
— Мы бы его выдали, — пронеслось по рядам.
— А Ленина вы бы получили? Вы бы выдали Керенского, чтобы позором покрыть своё имя, чтобы про вас говорили: казаки — предатели.
Ряды молчали...
— Казаки, — сказал Краснов. — Бог с ним, с Керенским. Не нам его судить. Я вас привёл сюда, я вас отсюда и выведу. Верьте мне, и вы не пропадёте, а вернётесь на Дон...
Во дворце царила суета. Матросы, красногвардейцы, солдаты шатались по комнатам, тащили ковры, подушки, матрацы... Начальник Уссурийской дивизии под шумок со своим штабом и комитетом уехал из Гатчины.
Становилось ясно, что красновцы были по существу в плену у большевиков. Правда, эксцессов почти не было. Кое-где матросы цеплялись к офицерам, но сейчас же являлся Дыбенко и наводил порядок.
Краснов присматривался к «новым войскам»: старая разбойничья вольница, смешанная с современным разнузданным хулиганством.
Пётр Николаевич ждал решения своей участи. Вопрос был исчерпан, когда пришёл Дыбенко и подпоручик одного из гвардейских полков Тарасов.
— Господин генерал, мы просим вас завтра приехать в Смольный для переговоров. Надо решить, что делать с казаками.
— Это арест? — поднял брови Краснов.
— Даю вам честное слово, что нет, — сказал Тарасов.
— Я ручаюсь вам, генерал, — вмешался Дыбенко, — что вас никто не тронет. В 10 часов вы будете в Смольном, а в 11 вернётесь обратно.
— В противном случае придётся арестовать и разоружить весь ваш отряд. Так не лучше ли вам отправиться с нами для переговоров?
Начальник штаба полковник Попов подал голос:
— Я поеду с вами.
— Хорошо, — согласился Краснов. — Но позвольте взять с собой моего адъютанта Чеботарёва, он знает, где находится моя жена, и уведомит её, если со мной что-либо случится...
А во дворце продолжались стихийные митинги. Слышались голоса:
— В России только и есть войск, что матросы да казаки, остальное одна дрянь!
— Соединимся, товарищи, вместе — и Россия наша.
— За Ленина пойдём!
— А хоть бы и за Ленина. Он войну обещает кончить и по домам всех отправить...
Перед рассветом выпал снег и тонкою пеленою покрыл замерзшую грязь дорог, поля и сучья деревьев. Пахло морозом и зимой.
Автомобиль должны были подать к восьми часам, но подали лишь к десяти. Тарасов злился и нервничал. Он то и дело просил Краснова выйти, подождать в коридоре. Матросы собрались на внутреннем дворцовом дворике. Один из них, став на телегу, что-то говорил. У дворца скопилась громадная толпа солдат. Наконец все уселись в машину: впереди Попов и Чеботарёв, сзади Краснов и Тарасов. Автомобиль тихо выехал из дворцовых ворот.
Какой-то солдат у ворот схватил винтовку на изготовку и закричал:
— Стрелять всех генералов надо, а не на автомобилях катать!
Тарасов побледнел, но Краснов сказал:
— Этот не выстрелит. Тот, кто выстрелит, кричать не будет.
— Скорее! Скорее! — торопил Тарасов шофёров, но те и сами понимали, что медлить нельзя.
Автомобиль промчался мимо статуи Павла I, засыпанной белым чистым снегом, вывернул на шоссе...
Под Пулковым машину обстреляли.
— Скорее! — командовал Тарасов.
По обочине дороги были видны окопы, лежали трупы лошадей, убитые казаки-оренбуржцы: их Краснов определил по обмундированию...
За Пулковом Тарасов стал спокойнее. Он принялся рассказывать Краснову, сколько всего дадут русскому народу большевики.
— У каждого будет свой угол, свой дом, свой кусок земли.
— Позвольте, — прервал его Краснов, — но как же это у меня будет свой дом и своя земля? Разве большевики признают частную собственность?
Наступила пауза.
— Вы меня не так поняли. Всё вокруг принадлежит государству, но оно как бы ваше. Не всё ли вам равно: вы живете, наслаждаетесь жизнью, никто у вас не может ничего отнять, но собственность это действительно государственная.
— Значит, государство будет?
— О! Да ещё какое сильное!..
Машина въехала в Триумфальные ворота. Когда-то их построили для российской победоносной гвардии.
Краснов спросил:
— Я увижу Ленина?
Тарасов покачал головой:
— Думаю, что нет. Он никому не показывается. Очень занят.
В Смольном на каждой площадке лестницы стоял пропускной пост: столик, барышня, подле неё два-три красногвардейца. Проверка «мандатов». Все вооружены до зубов: пулемётные ленты, часто без патронов, крест-накрест перекрученные поверх потрёпанных пиджаков и пальто, винтовки, шашки, кинжалы. Но, несмотря на оружие, толпа выглядела довольно мирно.
Краснов невольно сравнил всю эту толпу с тараканами, вылезшими из щелей. Вооружённые люди бегали вниз и вверх по лестницам, требовали удостоверения. Им отвечали:
— Член следственной комиссии Тарасов, генерал Краснов, его адъютант, его начальник штаба...
В ответ:
— Проходите, товарищи!
Дальше снова спрашивали:
— Вы куда?
— К товарищу Антонову...
Так с рук на руки и передавали Тарасова, Краснова, Чеботарёва и Попова. Наконец их провели в комнату, у дверей которой стояли два часовых матроса.
Комната была полна народа. Краснов узнал капитана Свистунова, коменданта Гатчинского дворца, и одного из адъютантов Керенского.
— Но ведь это что, арест? — спросил Краснов.
— Это временно, — быстро ответил Тарасов. Нужно выяснить, кто может вас принять. Я скоро вернусь...
В два часа принесли обед. Суп с мясом и лапшой, большие куски чёрного хлеба, чай в кружках. Попов ухмыльнулся:
— Неплохо кормятся большевики...
Краснов поел и, положив под голову шинель, прилёг на мраморном полу, обдумывая своё положение. Было очевидно, что Тарасов обманул: заманил в западню.
Ближе к вечеру пришёл Тарасов и с ним матрос.
— Вот, — сказал Тарасов, — товарищ с вас допрос снимет.
— Позвольте, — заметил Краснов, — вы обещали мне, что через час отпустите, а держите меня в этой свинской обстановке целый день. Где же ваше слово?
— Простите, генерал, — ускользая в дверь, проговорил Тарасов. — Но хорошее помещение, где есть кровать, занято великим князем Павлом Александровичем; если его сегодня отпустят, мы переведём вас в его комнату. Там будет получше...
У матроса был усталый вид. Он дал бумагу, чернила и перо и попросил написать, по чьему приказу выступали казаки и как бежал Керенский.
Вдвоём с Поповым Краснов быстро составил безличный отчёт и подал матросу.