В последние месяцы сорок третьего года Панвитца беспокоили судьбы семей казаков, собранных в районе Восточной Пруссии у лагеря Милау. По замыслу Панвитца сюда должны были прибывать казаки из концлагерей и красноармейцы, которые добровольно пожелают записаться в казаки. На проведение такой агитации Панвитц уже получил добро.
Генерал знал, что надо было как можно быстрее переселить семьи казаков с Милавского полигона. Панвитц побывал в Югославии и сделал вывод: если расселить здесь казачьи семьи, то они будут защищать новые места, как родные станицы... Природа здесь красоты необычайной. В долинах и на нижних склонах гор зеленеют виноградники, а дальше вверх уходят буковые леса.
В Югославии Панвитц попал в засаду партизан. Он отправился на разведку в окрестности Новограда вместе с группой офицеров подполковника Бударина из Кубанского полка. Продвигаясь по серпантину дороги, они попали под обстрел.
Унтер-офицер Назаренко послал за подкреплением. Когда прискакал эскадрон, партизаны уже покинули место боя...
На территорию между Белградом и Загребом, очищенную от партизан Тито, были перевезены казачьи семьи. Перед Рождеством стало известно: части советских войск уже выходят к югославским границам. В первом бою на реке Драве казаки 4-го Кубанского, 5-го Донского и 6-го Терского полков буквально за один день разбили 133-ю стрелковую дивизию.
В Управление казачьих войск прибыл генерал Шкуро. Был он возбуждён и слегка попахивал спиртным. Подсев к столу Краснова, Шкуро молча забарабанил костяшками пальцев.
Краснов тоже молчал. Наконец Шкуро заговорил:
— Дела наши, Пётр Николаевич, швах. Красные наступают. Скоро боевые действия развернутся уже в Европе.
— Я это знаю, Андрей Григорьевич. Но сейчас меня беспокоит положение казачьих, частей. Тито получил большую поддержку от Черчилля, и партизаны усилили нажим. Панвитц выехал в район сражений. Я чувствую:
— С советской.
— Всё равно.
— Нет, не всё равно. Красная Армия по своей вооружённости и знаниям своих командиров значительно уступала нынешней советской армии.
— Ведь вам, Андрей Григорьевич, хорошо известно, что на Драве казаки разбили наголову советскую стрелковую дивизию генерала Толбухина.
— Теперь уже маршала.
— Пусть маршала. Меня беспокоит, что этот Толбухин сосредоточит значительные силы и постарается нанести удар возмездия. Пока же казаки воюют с югославскими партизанами, а те, как вам известно, полностью зависят от англичан: Черчилль шлёт им вооружение и советников. Но скоро нашим казакам придётся туго.
— Пётр Николаевич, а вам известно, что Власов создал своё российское правительство? Возможно, с ним на контакт пойдут англичане и американцы.
Краснов усмехнулся.
— Кто такой Власов для Черчилля и Рузвельта? Вот если бы в начале войны такое российское правительство в эмиграции образовал Деникин, иное дело. Деникин для англичан и американцев — фигура: он их бывший союзник... Но Деникин сказал «нет» и тем самым повернул Черчилля и Рузвельта в сторону Сталина.
— Что же нам делать?
— Ждать вестей от Панвитца... Одно плохо — Тихо теперь располагает поддержкой не только англичан, ко и Советов.
Шкуро ню сиделось, он вскочил, забегал но ковровой дорожке.
— Пётр Николаевич, я думаю, что вместе с вами, точнее, с казаками будут сербские националисты-монархисты Дражи Михайловича, когда дивизия Паявитца столкнётся с Советами.
Брови Краснова взметнулись:
— Андрей Григорьевич, о чём вы говорите? Да разве вы забыли, кто первым начал в 1914 году борьбу с немцами? Сербы на дух не принимают германскую гегемонию. Никто иной как сербы вовлекли Тито с коммунистами в эту партизанскую войну и, кстати, только после того, как Советы начали войну с Германией.
Краснов сделал жест, чтобы Шкуро перестал бегать. Тот присел, Краснов продолжал говорить:
— Вчера стало известно: регент Венгрии адмирал Хорти отдал приказ венгерским войскам не оказывать сопротивления Советам.
— Но это предательство...
— Да, это открывает дорогу русским. У германской армии нет сил, чтобы защищать Венгрию, значит, Советы подойдут к Балканам...
— Да, но тогда Панвитц окажется в труднейшем положении.
— Вероятно, Андрей Григорьевич, мы скоро отправимся поддерживать наших казаков...
Пользуясь тем, что венгры прекратили сопротивление, армия маршала Толбухина стремительно наступала. Казачий штаб покинул Белград: партизаны выдвинулись, готовясь ударить по дивизиям Панвитца с тыла.
Собрав командиров казачьих полков, Хельмут фон Панвитц сказал:
— Господа, положение осложнилось. Нам предстоит сразиться с советскими войсками.
Кто-то из офицеров попытался крикнуть «ура», но одинокий голос потонул в гробовой тишине. Все понимали: регулярные части — это не партизаны...
Первой навстречу войскам Толобухина выступила Вторая казачья бригада под командованием немецкого полковника фон Шульца. Партизаны всячески мешали её продвижению: минировали дороги и мосты, оставляли засады, устраивали нападения на колонны. С боями казачья бригада дошла до небольшого городка Копривница, обороняемого усташами[17] полковника Бобана. Здесь бригада передохнула и снова двинулась на восток. На всём пути казаки постоянно отбивали атаки партизан.
Впереди лежал небольшой городок Клоштар. Командир бригады полковник фон Шульц поставил в известность казачьих офицеров, что некоторые партизанские отряды уже соединились с советскими частями и поэтому Клоштар надо брать с боем. Казаки пошли в наступление. Каково же было их удивление, когда, вступив в городок, они увидели транспаранты с приветствиями советским бойцам.
Вскоре к Клоштару подошла и вся казачья дивизия. Она стала готовиться к сражению с советскими войсками...
Хельмут фон Панвитц склонился над столом. Глядя на карту, командиры казачьих полков внимательно слушали генерала.
— Господа офицеры, — начал Панвитц, — впереди город Питомача. Там уже расположились советские войска. С юга движутся партизаны Тито. Нам предстоит овладеть Питомачей. Бой начнём ночью. Первыми пойдут казаки 6-го Тверского полка под командованием подполковника Сальме. В нашем распоряжении, господин Сальме, артиллерийская батарея...
Накануне боя Панвитц появился в окопах, прошёлся по траншеям.
— Там, впереди наш враг, — говорил он. — Казаки, они лишили вас родины и сейчас готовятся лишить во второй раз. Они забывают, что у вас есть сабли и кони. Бой для казака — это праздник, праздник души. Ваши семьи ждут от вас только победы...
Усатый казак в кубанке налил стакан сливовицы, протянул Панвитцу. Проговорил:
— За победу, ваше благородие!
Хельмут выпил с удовольствием.
— Да-да, именно за победу! С вами, верные мои казаки, я связал свою жизнь и с вами пойду до конца...
Атака началась в полночь.
В темноте на единственно уцелевший мост ринулся полк терцев. У самого моста кто-то заметил искры бикфордова шнура, успел подбежать, затоптать горящий шнур ногами. Советские полки, оборонявшие Питомачу, открыли по наступавшим ураганный огонь.
Медленно вперёд продвигался Донской полк. Донцам пришлось прорывать линию обороны, и они потеряли много людей убитыми и ранеными. Хельмут фон Панвитц запросил артиллерийской поддержки; казаки-артиллеристы, подтащив орудия к цепям наступающих, открыли беглый огонь.
Командир полка полковник Кононов поднял донцов в атаку. Казаки ворвались в траншеи противника...
К утру Питомача была взята. Днём Хельмут фон Панвитц вручил отличившимся казакам и немецким офицерам Железные кресты.
Вскоре фон Панвитцу было присвоено звание группенфюрера, а казачье соединение переформировали в 15-й кавалерийский казачий корпус в составе двух дивизий и двух бригад.
Узнав об этом, Панвитц воскликнул:
— Наконец-то я достиг своего!
К войскам должен был приехать и генерал Краснов, но он позвонил и отказался, сославшись на болезнь.
В марте 1945 года в большой зал Вировицкого муниципалитета съехались представители казачьих соединений. Здесь состоялось собрание делегаций от частей недавно созданного кавалерийского корпуса.
Зал был переполнен. Собрание назвали казачьим Кругом. Предстояло избрать войскового атамана.
Круг открыл один из старейших казаков полковник Кононов. Во вступительной речи он отметил, что уже давно, со времён Гражданской войны, не было такого, чтобы избирали войскового атамана.
— Двадцать семь лет мы ожидали этого дня, мы были лишены своей власти, — говорил Кононов. — В этом зале представлены казачьи войска. Так давайте же изберём самого достойного, кого мы назовём своим атаманом. Пусть это будет тот, кто больше всего сил отдал служению казачеству...
Едва Кононов замолчал, как раздались крики:
— Панвитца!
— Вы хотите иметь войсковым атаманом Панвитца? — удивился Кононов.
В ответ раздался гул одобрения. Оркестр грянул марш. Панвитца окружили атаманы, начались поздравления. Кононов, дождавшись окончания марша, объявил:
— Хельмут фон Панвитц, вы избраны атаманом всех казачьих войск!
Зал взорвался приветственными криками. Полковник Кононов продолжил:
— Мы клянёмся вам, как главному атаману, в верности!
Сотни папах взлетели к потолку...
В ту ночь Хельмут фон Панвитц написал своей жене: «Я их никогда не оставлю».
В этом же месяце казаки в последний раз ходили в конную атаку. Это было на берегу реки Дравы. Против казаков находились хорошо подготовленные болгарские войска, перешедшие на сторону советской армии.
Стало известно, что болгарская часть держит оборону, имея дальнобойные орудия. В казачьем штабе приняли решение атаковать ночью.