Шарлотта стояла за спиной.
– Что это? – прошептала она, когда Пейдж заглянула в конверт.
Пейдж сначала и сама не поняла, что это, увидела лишь что-то желтое и уловила странный горьковато-сладкий запах. Она осторожно сунула в конверт руку, боясь быть укушенной, ужаленной или просто испачкаться в какой-нибудь гадости, но там лежало что-то мягкое и прохладное, похожее на ткань, но не ткань. Пейдж достала горстку чего-то, а когда увидела, что это, то сердце глухо заколотилось.
Конверт был набит раздавленными головками нарциссов. К ним прилагалась записка, напоминавшая заголовок в газете: «Массовое самоубийство нарциссов после того, как Пейдж Мур-Кошмур замучила их своей прозой».
Глаза Пейдж заполнились слезами, а Шарлотта быстро обняла подругу.
– Пойдем, – велела она и потащила Пейдж в сторону туалетов. – Не показывай им, что они тебя задели. Они просто придурки, которым нужно отстать от тебя и сдохнуть, – бросила она через плечо.
– Нарциссы обладают веселым нравом! – закричал кто-то им в спину, а за цитатой из сочинения последовали громкие стоны и звуки, имитировавшие рвоту.
– Все нормально, я в порядке, – сказала Пейдж Шарлотте, когда за ними закрылась дверь.
Пейдж не знала, плачет ли она от жалости к цветам или от жалости к себе, просто при виде изуродованных, увядших цветов возникало ощущение жестокости и бессмысленности происходящего. Пейдж была в ужасе от того, что из-за нее цветы сорвали со стебельков лишь для того, чтобы раздавить, но, по крайней мере, в отличие от нее нарциссы уже ничего не испытывали, поскольку были мертвы, опять-таки в отличие от нее.
Шарлотта забрала у нее из рук конверт и смыла его содержимое в унитаз.
– Вот что нужно сделать с дармитами, – свирепо пробурчала она.
Пейдж не отказалась бы. Дверь в туалет открылась, и Пейдж напряглась, но, к ее облегчению, это был не кто-то из дармитов, поэтому, вытерев глаза и удостоверившись, что макияж не потек, она вслед за Шарлоттой вышла обратно в коридор. Поскольку звонок прозвенел пару минут назад, народу стало явно меньше, но среди тех, кто еще не успел разойтись по классам, оказалась сестра Оуэна и парочка ее подружек, стоявших около комнаты отдыха.
Пейдж, даже толком не успев подумать, подскочила к ней и, запинаясь, пробормотала:
– Прости, что перебиваю, но не могла бы ты передать своему брату, что я ничего не постила о нем на Фейсбуке. Все твердят, что я это сделала, но я клянусь, мой аккаунт взломали, и я думала… Если ты ему скажешь, что это не я, может, он прислушается?
На нее смотрело лицо, так похожее на Оуэна, что могло бы принадлежать его близнецу, а холодный взгляд, казалось, пронзил насквозь, и, когда Пейдж отпрянула, три девочки отвернулись и зашагали прочь.
– Мы опоздаем. – Шарлотта положила руку ей на плечо. – Все взяла?
Пейдж снова была на грани слез, но смогла перебороть их и кивнула. Она не ожидала, что сестра Оуэна проигнорирует ее, хотя Пейдж и сама толком не знала, чего ожидала. Глупо было вообще к ней соваться. Понятное дело, она поверит своему брату, и пусть она даже не дружит с Келли Дарем, но презирает Пейдж Мур-Кошмур, как окрестили ее дармиты, вместе с остальным миром.
Она вошла в класс, где уже ждала миссис Хейнс, держа голову высоко поднятой, напомнив себе, что у нее и так сегодня выдался нервный день, поскольку перед уходом она поцапалась с мамой из-за того, что та не погладила чистую рубашку. Раньше она забыла бы об этом пустяке, но не сегодня, поскольку мама тут же убежала, а папа накинулся на Пейдж за то, что она грубит. Это несправедливо! Вообще-то у большинства мам дом на первом месте, ну, может, она и перегнула палку, однако мама тратит столько времени на этот свой проект, что забывает обо всем на свете. Пейдж, наверное, восприняла бы нагоняй от отца, если бы не считала, что на самом деле именно отец и расстроил маму.
Но прямо сейчас важно одно – остаток утра ей не придется терпеть Келли Дарем. Вдвойне прекрасно, что в обеденный перерыв не пришлось идти в столовку, потому что они с Шарлоттой сегодня принесли свои обеды с собой. Пейдж пришлось самой сделать себе с утра сэндвичи, поскольку ни один из родителей этим не озаботился, хотя она и отправила им поздно вечером СМС с просьбой это сделать.
Она знала, что Шарлотте ланч готовила мать, поскольку аккуратные треугольные сэндвичи были завернуты в фольгу и перевязаны ленточками, а ломтик домашнего морковного тортика, которым Шарлотта щедро поделилась с подругой, был тщательно завернут в миленькую розовую салфетку.
– Кстати, – сказала Пейдж, когда они укрылись от ветра на крыльце художественной мастерской, – я тут прошлой ночью снова болтала с этой Джули Моррис, и она рассказала, что Келли Дарем и эти шизанутые травили ее. Она не хочет говорить, кто она, потому что боится, что они снова на нее ополчатся. Видимо, это происходило еще до моего перехода в вашу школу, но ты-то была, может, знаешь, кто она?
Шарлотта наморщила нос, задумавшись.
– Эта корова стольким людям не давала прохода, – пробормотала она. – Начала еще в начальной школе, так что это может быть любой. А что еще рассказала Джули?
– Что все стало еще хуже, когда она пожаловалась.
Шарлотта хмыкнула:
– Ну, неудивительно. Я так понимаю, сейчас ее оставили в покое?
– Думаю, да.
– С тобой тоже так будет. В конце концов им надоест, и они переключатся на кого-то другого. Надеюсь, не на меня. Правда, они вряд ли посмеют, ведь я теперь официально девушка Лиама.
Пейдж знала, что это вовсе не официально, но не стала развеивать иллюзию, поскольку меньше всего ей хотелось разбивать надежды подруги. Пока что дальше фривольных сообщений и снимков у Шарлотты и Лиама дело не зашло, однако содержание переписки не оставляло сомнений, что ему нужно лишь одно.
– Ну и что тут такого? – засмеялась Шарлотта, когда Пейдж намекнула на это так деликатно, как только могла. – Я ж не хочу до конца дней своих оставаться девственницей, это точно.
– Но лучше, чтобы были нормальные отношения, прежде чем ты решишь идти до конца.
– Зачем? Предполагается, что секс – это весело, от него нужно получать кайф, а не заморачиваться.
– То есть ты хочешь пополнить ряды пятнадцатилетних мамаш, которые живут на пособия и катают коляски туда-сюда по Оксфорд-стрит?
– Стоп! Кто говорит о беременности? Мы будем пользоваться презервативами или я стану принимать таблетки. Я просто хочу заниматься сексом, Пейдж, а не связывать себя узами на века, готова поспорить, ты бы тоже уступила Оливеру, если бы он попросил.
Пейдж задумалась, уступила бы она или нет, но в ответ лишь издала вздох из самых глубин своего разбитого сердца, подумав об Оливере и Линдси, а потом сказала:
– Было бы неплохо, но вряд ли!
Она не собиралась говорить Шарлотте, что все еще постоянно слушает его песню, смотрит клип и следит за страницей в Фейсбуке. Вообще-то она чувствовала себя навязчивой поклонницей, но пока Оливер не догадывается, что она ведет себя как одержимая, в этом нет особого вреда. Следует признать, что, полазав по его страничкам, она сама себе казалась чокнутой, а еще законченной неудачницей, как называла ее Келли Дарем.
Но ведь они с Оливером и впрямь могут в итоге сойтись. Никто не может предсказать будущее, кроме таких людей, как Жасмина, ясновидящая, к которой они с Шарлоттой собирались сегодня, и будет просто потрясно, если Жасмина скажет, что Оливер Прайс просто ждет, когда Пейдж исполнится шестнадцать, чтобы пригласить ее на свидание.
Уже ближе к вечеру Пейдж сидела в кресле в форме ладони в салоне Жасмины, расположенном на задворках Мамблса, и пыталась успокоиться, ожидая, когда Шарлотта выйдет из-за бисерной занавески, за которой она исчезла около получаса назад. Пейдж не слышала, что там происходит, ни голосов, ничего. В комнатке подвывала какая-то музыка наподобие индийской, журчали фонтанчики и пахло благовониями, травами и воском от свечей. Рядом стояла витрина, полная кристаллов, амулетов, всяких аромамасел, а на полке стояли сотни книг и дисков о саморазвитии, медитации и прошлых жизнях. Пейдж задумалась: а кем или чем она могла быть в прошлой жизни и интересно ли ей это узнать? Сейчас ей не терпелось выяснить, что произойдет в этой.
Ее нервы зазвенели, как колокольчики на ветру, когда внезапно занавески раздвинулись и в комнату практически выплыла Шарлотта с сияющими глазами и пылающими щеками.
– Боже! – прошептала она, примостившись на краешек кресла-качалки рядом с пластиковой ладонью, на которой сидела Пейдж. – Она просто потрясающая. Столько мне всего рассказала. И даже передала сообщение от бабушки.
Бабушка Шарлотты умерла полгода назад, поэтому Пейдж это сразу напугало и потрясло. А ее любимый дедушка поговорит с ней? Хотелось бы, хотя эта мысль и приводила в ужас.
– Она сказала что-нибудь страшное? – с беспокойством спросила Пейдж.
– Нет, ничего. Все просто офигенно! Сказала, что видит, что у меня любовь с кем-то, у кого имя начинается на «А» или «Л». Буквы похожи, поэтому она не может точно разобрать. Но очевидно же, что это Лиам, потому что у меня нет знакомых мальчиков на «А». Еще она сказала, что он очень симпатичный, любит спорт и музыку. Явно Лиам! Кстати, она сказала, что от меня зависит, зайдут ли наши отношения дальше.
Глаза Пейдж округлились.
– Она и тебя увидела, – взволнованно затараторила Шарлотта. – Сказала, что подруга, у которой имя начинается на «П», переживает трудные времена и мне нужно быть рядом. Понятно, что…
Обе девушки вздрогнули, когда занавески зашелестели, Пейдж почувствовала, как в горле пересохло, когда статная дама с серебряными кудрями, глазами под цвет аквамариновым сережкам и лицом бледным, как самая бледная из морских ракушек, тепло улыбнулась, приглашая ее войти.
Спустя несколько минут Пейдж сидела за небольшим квадратным столиком напротив этой женщины, положив руки ладонями вверх на черную бархатную скатерть, а смелость трепетала внутри, как напуганная пташка. Пейдж не была уверена, хочется ли ей всего этого, с другой стороны, ничто в мире не смогло бы вытащить ее отсюда.