– Мне не разрешали видеться с племянником и племянницей с тех пор, как умерла моя мать, – сказала Джудит Дженне, – то есть уже более десяти лет. С тех пор родители начали измываться над ними. Я уже говорила, что всегда боялась этого, но доказательств не было, а мой зять, работавший старшим администратором в городском совете, умел обращаться с социальными службами. Тем не менее мне стоило бы попытаться. Думаю, я просто не могла заставить себя поверить, что родная сестра творит такие вещи. Теперь я понимаю, что сестра была под стать своему мужу. – Она обняла Оливию, и Дженна заметила, как та напряглась, прежде чем успокоиться.
– В понедельник Оуэн и Оливия вели себя очень смело, – продолжила Джудит. – Большую часть дня они общались с полицией, рассказав им все без утайки. Оуэн позвонил мне в воскресенье, так что я присутствовала при допросах, а сейчас решается вопрос о том, чтобы дети жили со мной.
Дженна перевела взгляд на директора школы. Понятное дело, теперь ему не придется ничего предпринимать в отношении Оливии. Мистер Чарльз явно испытывал облегчение, возможно, и сама Дженна тоже, правда, ей требовалось время, чтобы все это переварить.
– А что случилось с вашей сестрой и ее мужем?
– Их арестовали в понедельник, сегодня должны выдвинуть обвинения. Если их выпустят под залог, то наверняка вынесут запретительное постановление, чтобы они не приближались к детям. Однако мы не хотим рисковать, поэтому мы решили, что если родителей освободят, то Оливии и Оуэну лучше будет оказаться так далеко отсюда, как только я смогу их увезти.
– А где вы живете? – спросила Дженна.
– В Кенте, неподалеку от Дила. Там есть симпатичная школа, где Оливия сможет продолжать заниматься музыкой. Надеюсь, они с Оуэном начнут жизнь с чистого листа, в новом месте, среди новых друзей и рядом с тетей, которая хочет подарить им всю любовь, какую они только заслуживают.
Дженна надеялась, что детям будет оказана еще и профессиональная помощь, правда, смогут ли они полностью оправиться от такого ужасного детства? Она посмотрела на мистера Чарльза и мисс Уиллис, а потом обратилась к Оливии:
– Я бы хотела пересказать Пейдж то, что услышала здесь. Думаю, она имеет право знать.
Оливия посмотрела на нее затравленными глазами.
– Ты же говорила, что сама хотела ей рассказать, – напомнила Дженна.
– Рано или поздно это всплывет, – мягко заметила Джудит, – а я знаю, что тебе не хочется, чтобы Пейдж страдала. Объяснение было бы очень кстати.
Оливия снова обратилась к Дженне и, запинаясь, прошептала:
– Хорошо.
Когда Оливия прислонилась к плечу тети, Дженна увидела, насколько она устала, и одному богу известно, что происходит у нее внутри. Решив, что дальше тянуть нечего, Дженна поднялась.
– Благодарю за честность, – сказала она, стараясь говорить одновременно ласково и твердо. – Я понимаю, что для тебя это было нелегко.
Оливия не отвечала, повесив голову.
– Зная Пейдж, – продолжила Дженна, – есть вероятность, что она захочет увидеться, когда я расскажу, через что ты прошла. Можно?
Оливия вопросительно взглянула на тетю.
– Это необязательно, если ты не захочешь, – пробормотала Дженна.
Оливия сказала ей:
– Пожалуйста, передайте Пейдж, что я извиняюсь за все это. Я бы хотела, чтобы мы по-настоящему дружили, она такая… она… – Девушку душили слезы, и тетя притянула ее к себе и обняла.
Уже в коридоре мисс Уиллис поблагодарила Дженну:
– Спасибо, что пришли сегодня.
– Меня, конечно, потрясло услышанное, но, полагаю, вы понимаете, что прежде всего меня беспокоит моя дочь.
– И нас тоже, – заверила мисс Уиллис, – но мы можем двигаться в этом процессе лишь пошагово. Попытайтесь нас понять.
– Я понимаю, но хотела бы знать, что этот, как вы говорите, процесс не подразумевает, что Пейдж придется так же сидеть в одной комнате с Келли Дарем и выслушивать ее объяснения?
– Признаюсь, мы обсуждали такую возможность, но пока что Келли и ее мать ни в какую не согласны.
Дженна не удивилась и даже почувствовала облегчение.
– Думаю, я должна сказать, что, если Келли Дарем продолжит учиться в этой школе, Пейдж сюда не вернется.
– Я понимаю ваши чувства, но мы должны давать детям шанс, даже тем, у которых не слишком хорошая история, как, например, у Келли с ее любовью к запугиванию.
– К травле, – поправила Дженна. – Давайте называть вещи своими именами. Но я не перестаю думать, как связаны пожертвования дедушки Келли с тем, что вы ее здесь держите? Полагаю, он уже сделал очередной взнос, чтобы попытаться замять и это дело?
Мисс Уиллис вспыхнула:
– Вы правы, сделал, но могу сказать вам, что школа отказалась принимать его пожертвование.
Дженна надеялась, что это правда. Она пристально смотрела на собеседницу, ожидая продолжения.
Мисс Уиллис вздохнула:
– Печально, но нельзя отрицать, что некоторым детям жестокость доставляет определенное удовольствие. Не всегда понятно, является ли это упущением в воспитании или связано с психологическими или даже психическими проблемами. Правда и то, что некоторые дети перерастают эту жестокость, а другие – нет.
– Но Келли Дарем уже пятнадцать, почти шестнадцать, а вы сейчас сказали, что за ней тянется длинный шлейф. Так неужели вы думаете, что она перерастет свою жестокость?
Мисс Уиллис явно смешалась:
– Не мне судить. Однако беседа с Оливией показала, насколько сложной является проблема травли и запугивания, особенно когда дело доходит до наказания.
– В случае с Оливией я понимаю, что говорить о наказании сложно, но нужно дать ей понять, что она поступила неправильно.
– Я согласна, и смею заверить, что мы этого так не оставим. А что до Келли… Здесь есть несколько вариантов развития событий, но, разумеется, надо провести тщательное разбирательство, прежде чем вынести окончательное решение.
Дженна со злостью процедила:
– Рада, что вы принимаете судьбу Келли так близко к сердцу. А теперь скажите, где в нем место для Пейдж, ведь она была жертвой этой травли, и почти все в этой школе были в курсе дела. Как вы думаете, какое послание вы отправите остальным таким же жестоким детям, которые любят устраивать травлю, если оставите Келли Дарем или же будете долго и нудно проводить расследование жестокости, за которую нужно наказать?
Мисси Уиллис призналась:
– Разумеется, это было бы неправильное послание, и между нами уже практически решено, что Келли попросят на выход. Я просто не хочу сдаваться, пока не испробованы все способы спасения.
– Это очень мило, и это ваша работа. А еще в ваши обязанности входит обеспечение безопасности моей дочери в стенах школы.
– Разумеется, и я бы хотела сказать, что мы очень ценим Пейдж. Да, она учится у нас не так долго, как большинство ребят, но она всегда на сто процентов отдавалась учебе, общественным начинаниям и любым проектам, где должна была быть лицом школы, вот почему нам совсем не хочется терять ее.
– Тогда вам придется убедиться, что вы приняли верное решение, до начала следующей четверти, – язвительно заметила Дженна, вежливо, но холодно кивнула и пошла прочь.
– Я бы дала Келли Дарем шанс, если бы она извинилась, глядя мне в лицо, – с жаром заявила Пейдж, когда Дженна закончила свой рассказ о посещении школы.
– Ты будешь сидеть с ней в одной комнате…
– …и слушать ее объяснения и извинения? Да, почему бы и нет? Конечно, она не раскается, но нужно, чтобы ее хотя бы заставили это сделать.
Дженна рассердилась, но в то же время не смогла сдержать улыбку. Она сказала:
– Ну, похоже, она не хочет, так что пока это маловероятно.
Пейдж просто пожала плечами, а через некоторое время во взгляде появилось то же напряжение и грусть, как совсем недавно, когда мать рассказывала про Оливию.
– Позор, что Оливия не хочет встречаться, но я не знаю, что бы я ей сказала, если бы она согласилась. Просто ужас, через что ей пришлось пройти. Ну, мы всегда думали, что у них родители малость с приветом, никогда ни с кем не разговаривают, никого не приглашают в гости. Ты думаешь, у них в доме было какое-то специальное место, где они все это творили?
– Я не в курсе деталей, да и не нужно их выяснять. Достаточно просто знать, что такое происходило и что эти ужасные люди поплатятся за свои преступления.
Пейдж еле заметно кивнула.
– Я теперь понимаю, почему она сказала, что ее мама умерла. Она хотела, чтобы так было. – Она посмотрела на Дженну. – Забавно… то есть, конечно, грустно, что она выбрала меня, потому что считала нашу семью идеальной. Папа тогда еще не ушел, иначе у нее не возникло бы подобных иллюзий.
– Она, скорее всего, не понимала, – заметила Дженна, – что все семьи далеко не так идеальны, как кажутся внешне. У всех свои проблемы.
– У Шарлотты довольно сплоченная семья. И у Каллума.
– Каллум пару лет назад потерял маму, – напомнила Дженна, – и я случайно узнала, что они непросто переживали ее уход.
– Ричард рассказал?
– Да.
– Он кажется приятным человеком.
– Да.
Пейдж снова задумалась, погрузившись в свои внутренние переживания.
– Значит, остается только Шарлотта, – подытожила она.
Дженна криво улыбнулась:
– Ну, не постоянно же нужно бороться с проблемами, а если посчастливится, то они и вовсе обойдут нас стороной.
– Значит, нам не посчастливилось.
– В последнее время не везло, но все изменится. На самом деле, если хочешь, я могу поделиться с тобой одной новостью, думаю, тебе будет интересно.
Пейдж осторожно посмотрела на мать, она еще была слишком раздавлена своим опытом, чтобы позволить себе позитивный настрой.
– Вообще-то новостей две, – исправилась Дженна. – Первая тебя не особо заинтересует, но вот она. По дороге домой я говорила со своим агентом. Похоже, одна американская компания хочет купить права на «Поэзию чувств».
Пейдж нахмурилась:
– Что это значит?
– Значит, они хотят экранизировать книгу, если найдут финансирование.