Все эти размышления придали морщинистому, как ладонь обезьянки, лицу Курашова выражение глубокой задумчивости, резче очертили носогубные складки. Махмуд рассматривал его, молча ждал ответа.
Наконец Курашов решил сказать пусть неполную, но правду, так как не хотел своим ответом бросать тень на предстоящий разговор, это могло оттолкнуть Турсуновых, а его лишить возможности удовлетворения своего почти подвижнического любопытства. Курашов усмехнулся:
– Дела молодости… Учился я на вечернем, днем работал контролером в трамвайно-троллейбусном управлении. Заподозрили они, что штрафы я беру, но не им, а в свой карман оформляю… Сущая ерунда, конечно, но слухи расползлись, до института дошло… Будущий юрист, блюститель законности и так далее и тому подобное… Мне бы плюнуть, ан нет… Как Райкин говорит, горбатый был, сразу заявление подал, уволился из трамвайной шарашки, институт оставил.
Махмуд почувствовал, что Курашов искренен, уловил он и то, чего тот недоговаривает, и остался удовлетворенным.
– М-да… Как писал великий Омар Хайям, злые языки страшнее пистолетов…
Цитата из Хайяма, в которой присутствовал еще не изобретенный во времена великого поэта Востока пистолет, несколько смутила Курашова, он попытался вспомнить, когда и где слышал эту пословицу, но не смог, хотя память подсказывала, что было это давно, еще когда он был примерным мальчиком Мишей и ходил в школу.
Курашов горько вздохнул:
– Древние прошли через те же трудности.
Рассказ Махмуда об исчезнувшем вагоне он встретил слегка настороженно, так как ему было ясно, что ради каких-то барабанов из-под кабеля Турсуновы не стали бы городить огород.
– Кому могла понадобиться возвратная тара? – деланно удивился Михаил Федорович, когда Махмуд замолчал.
Тот зорко глянул ему в глаза, медленно проговорил:
– Там были еще и мешки с луком… Много мешков.
Теперь Курашову стало ясно почти все. Любопытство его подстегивалось лишь одной мыслью – каким будет вознаграждение за труды. Одновременно огурцеподобный нос юрисконсульта учуял запах опасности.
– Не пустит директор в командировку, – с сомнением проговорил он. – Скажет, что нам два барабана?
Эта фраза лишний раз убедила Махмуда в сообразительности Курашова, ведь в своем рассказе он даже не заикнулся о необходимости выехать на розыски вагона.
– У вас же там семья, – подсказал Махмуд.
– Бывшая, – поморщился Курашов.
– Неважно. Забота о детях – наша обязанность, – наставительно произнес Турсунов-старший и с улыбкой добавил: – Директор ваш человек душевный, к тому же сам разведен, трое детей в Чимкенте, двое здесь от новой жены. Любит детишек, поэтому и к вашим хлопотам с пониманием отнесется… Об этом, Михаил Федорович, не беспокойтесь, беру на себя… Зайдете завтра к секретарю, получите командировку…
Курашов лопатками ощутил, как умело его берут в оборот, и даже слегка обиделся, сказал, хмурясь:
– Не исключено, что этим вагоном уже заинтересовались компетентные органы… В каком тогда положении окажусь я?
– В самом невинном… Так и признаетесь, что решили разыскать чертовы барабаны, а заодно и семью повидать. В ОБХСС тоже люди сидят, дети у них, так что поймут, не осудят сурово за столь невинную хитрость.
Стасик, который уже успел ополовинить коньяк, хмыкнул:
– Нашли людей, Махмуд-ака!.. Волки они все противные… Менты!
Турсунов тихо, но очень сердито бросил:
– Стасик, закусывай шашлыками-то… Народная мудрость гласит: когда рот забит, ненужное слово не вырвется…
С видимым удовольствием Стасик взял приглянувшийся шампур, пальцами сорвал мясо и закинул в рот. Махмуд перевел взгляд на Курашова:
– Вам только и надо выяснить, где вагон.
– Положим, я узнаю…
Словно не догадываясь, куда клонит юрисконсульт, Махмуд коротко развел руками:
– И все! В этом моя просьба и состоит… Сообщите о месте нахождения вагона вашему начальнику отдела снабжения Рустаму Турсунову и вернетесь домой.
– Что я буду за это иметь? – напрямик спросил Курашов.
– Весьма приличную сумму командировочных…
– Весьма – это как? Два шестьдесят? – скривился Курашов.
Свой исследовательский интерес он уже утратил и начал поглядывать на покоящиеся в ледяном арычке бутылки. Тон юрисконсульта показался Турсунову резковатым, поэтому он ответил еще резче:
– Сто рублей в день устроит?
Курашов не ожидал подобной суммы, опешил на мгновение, потом, стараясь сохранить достоинство, кивнул:
– Вполне.
– Если результат будет лучше, чем я ожидаю, получите премиальные, – туманно добавил Махмуд.
Кусок мяса застрял во рту Стасика. Не отдавая себе отчета, он воскликнул:
– Махмуд-ака, меня пошлите! За такие башли из-под земли вагон достану!
Турсунов-старший рассмеялся:
– Ты, Стасик, такой человек, что ради сотни в день можешь остаться в Сибири на всю жизнь… А мне будет тебя очень недоставать… – Оборвав смех так же внезапно, как и разразился им, Махмуд скомандовал: – Хватит о делах! Стасик, ухаживай за гостем.
Стасик потянулся к бутылке коньяка, но юрисконсульт конфузливо улыбнулся:
– Махмуд-ака, мне бы водочки…
ГЛАВА 21
Евгений Облучков написал четыре претензии, отнес их секретарю, которая сразу же уселась за машинку и застучала по клавишам, облекая в удобоваримую форму неразборчивые каракули юрисконсульта. Пожав плечами, словно извинившись за столь мерзкий почерк, Облучков пригладил прядь, покрывавшую макушку, и направился к себе.
Курашов застал его за столом, Облучков сидел с самым отсутствующий видом в облаке табачного дыма. Еще раз взглянув на табличку и убедившись, что попал именно в кабинет юрисконсульта монтажно-наладочного управления, улыбнулся Облучкову, которой глядел в сторону открывшейся двери так, словно никто в нее не вошел, а она приоткрылась от случайного сквозняка.
– День добрый, – сказал Курашов.
Облучков повернулся к окну, увидел высоко в небе легкие перистые облака, выбеленные полуденными лучами Солнца, рассудительно отозвался:
– Да-а… Денек хороший… Но во второй половине будет жарковато… Здравствуйте.
– Разве это жарковато? – снова улыбнулся Курашов, приближаясь к столу.
От радушной мины пришедшего Облучкову стало не то чтобы не по себе, но как-то неуютно. Лицо неожиданного посетителя показалось похожим на иссеченную солеными ветрами физиономию пирата, не хватало лишь черной повязки на глазу и соответствующего обмундирования. Всю ночь Облучков просидел над жутким «самиздатовским» романом, в котором душераздирающие действия персонажей разворачивались среди атоллов и кокосовых пальм, и игра его воображения не могла утихнуть до сих пор. В частности, передавая черновик претензии секретарю, он вдруг обратил внимание, что она ужасно напоминает волоокую красавицу, сердечную подругу одного из самых бесстрашных флибустьеров, пресытившуюся любовью и теперь изнывающую от меланхолии за стойкой уютного портового кабачка. Грохот разгружаемого железа ассоциировался у Облучкова с пальбой пушек, а вспышки сварки – с пылающими постройками атакуемого пиратами поселка.
Стряхивая с себя одурь бессонной ночи, Облучков отозвался:
– Конечно, не экватор, но все-таки…
– У нас в Таджикистане сейчас сорок три в тени, – сказал Курашов и представился: – Я ваш, так сказать, коллега, – юрисконсульт… Зовут Михаилом Федоровичем. В арбитраж приехал, заодно решил заглянуть к нашим контрагентам, то есть в ваше МНУ… Личное знакомство, оно всегда способствует…
– Да-а… – неопределенно подтвердил Облучков, привстал на стуле, изобразил на одутловатом лице подобие гостеприимной улыбки, протянул узкую ладонь: – Евгений Юрьевич… Присаживайтесь, пожалуйста…
После недолгой беседы о погоде, о видах на урожай хлопковых культур и пшеницы, о том, как недооценивает начальство роль юридической службы в народном хозяйстве, Курашов, рассудив, что перед ним человек не очень далекий или, во всяком случае, настолько безразличный ко всему, что его и не стоит брать во внимание, перешел к тому, ради чего и предпринял свой вояж.
– Евгений Юрьевич, чуть не забыл… Наш отдел снабжения и сбыта просил выяснить судьбу одного вагона. Мы направили вам возвратную тару из-под кабеля…
Облучков вяло приподнял бровь. Перехватив это движение, Курашов покаялся:
– Глупость, конечно, спороли, надо было сразу на кабельный завод адресовать, но так уж получилось… Одним словом, они нас телеграммами засыпали, штрафом грозят, а это, сами понимаете, чревато лишением премии по итогам работы за квартал…
– Я не в курсе…
– Может, поможете?.. Вагон вроде у вас. Надо бы его переадресовать изготовителю.
Облучков обхватил подбородок своими длинными незагорелыми пальцами:
– Так это в снабжении узнавать надо…
– Заглядывал к ним, – сокрушенно развел руками Курашов. – Нет никого, носятся где-то… А начальника, секретарь сказала, арестовали…
Облучков слегка удивился. Секретарь, принимая от него рукописные странички претензий, проворчала, что ей надо идти на почту. Отпечатать претензии при ее скорости пара пустяков… Как она могла так быстро вернуться с почты? Для нее этот поход всегда был сопряжен с заходами в ближайшие магазины, киоски… Занимало это, как правило, часа два.
– М-да-а, – причмокнул губами Облучков. – Арестовали.
Забывшись, он качнул головой и тут же пришлепнул прядь волос, грозившую от столь резкого движения обнажить пространную лысину.
– Проворовался?
Вопрос Курашов сопроводил безразличным смешком, однако Облучков с недоумение уловил в его глазах затаенное желание услышать ответ. От усилившегося недоумения Облучков даже снял очки и долго протирал выпуклые стекла мятым носовым платком, беззащитно моргая короткими ресницами. Водрузив очки на место, он убедился, что ожидание во взгляде посетителя не исчезло.
– Оказался взяточником.
Полагая, что подобный ответ не удовлетворит любопытство таджикского гостя, Облучков ошибся. Тот успокоенно закинул ногу на ногу, неожиданно спросил: