– В том-то и дело…
– Как это? – удивился Лешка.
– Понимаешь, Алексей, – усаживаясь на нарах, чтобы видеть собеседника, веско проговорил Ефимов, – во всякой работе бывают ошибки. И в работе правоохранительных органов тоже…
– Это кто – правоохранительные? – переспросил парень.
– Ну, в работе милиции… Они же тоже торопятся, план их поджимает…
Парень взглянул недоверчиво:
– Какой план?
– По преступности, – не моргнув глазом, пояснил Ефимов. – Начали, к примеру, бороться с нетрудовыми доходами. Приходит им разнарядка – арестовать столько-то расхитителей, столько-то взяточников. Вот и арестовывают… Начальство давит: давай, давай! И спешат обэхээсники, спешат… Хватают всех подряд, ошибаются.
Лешка выпятил губу:
– А ты, папаша, кто – расхититель или взяточник?
– Я по ошибке сюда попал! – с досадой повторил Ефимов. – Понимаешь?! По о-шиб-ке-е!
– Да ты, папаша, не обижайся, – смутился Лешка. – Я спросить хотел, чего на тебя вешают. И все…
– Обвиняют меня в том, что я якобы… Смех, да и только!.. Что якобы я вымогал взятку, – с горечью глядя в потолок, ответил Ефимов. – Какой-то идиот обронил в сортире деньги, я зашел туда, чтобы отлить, не успел ширинку расстегнуть, ломятся. Заходят, показывают на пол. Смотрю, конверт…
– Может, подстроили? – быстро предполагает Лешка.
Ефимов смотрит на него осуждающе:
– Я верю в нашу милицию… Просто произошла роковая ошибка… Да. Роковая ошибка…
Беседу прервал скрежет отодвигаемого засова. Распахнув дверь, сержант окликнул:
– Манютин! Очухался?
Лешка торопливо кивнул:
– Ага!.. А чё?
– К следователю! – сказал сержант.
Лешка засуетился, сполз с нар, успел шепнуть Ефимову:
– Чего говорить-то?
– Правду, Алексей, только правду, – с пафосом напутствовал Ефимов.
Всовывая ноги в лишенные шнурков кроссовки, Лешка огорчился:
– Не помню же ничё… Хоть убей.
– Так и объясни. Вину всегда признавать надо. Люди зря наговаривать не станут, – больше для сержанта, чем для сокамерника, сказал Ефимов и назидательно закончил: – Кайся, Алексей.
– Ага, – кивнул тот.
Когда минут через двадцать он вошел в камеру, лицо его было донельзя довольным. Дверь закрылась, и он сообщил:
– Под подписку следователь отпускает! Прокурор санкцию на арест не дал, говорит, пусть лучше в армию осенью идет.
– Вот видишь, – раздумывая над этой информацией, пробормотал Ефимов.
– Ну… Я, оказывается, только и успел, что одному малолетке по сопатке съездить. И все! Сказал, мать должна за мной приехать. Как приедет, так выпустят…
– Рад за тебя, Алексей! – улыбнулся Ефимов, потом притянул парня к себе: – Слушай, окажи маленькую услугу. Меня тоже скоро освободят, в долгу не останусь… Сбегай на рынок, там в «Бюро добрых услуг» племянница моя работает, Леной зовут. Передай, где меня видел, скажи, что я вот-вот должен был посылку с луком получить от родственников из Узбекистана, она знает… Пусть сходит на почту, уломает начальство, чтобы ей выдали. Как бы не протух лук, не испортился. Запомнил? Сделаешь?
Слегка озадаченный подобной таинственностью, а главное, жаром, с каким звучала простенькая просьба, Лешка мотнул головой:
– Не боись, папаша, схожу.
ГЛАВА 13
Землянский прохаживался по колхозному рынку. Весь вчерашний день он провел как на иголках, однако никаких проблем из-за вагона не последовало. Все было тихо и мирно. Поэтому он сегодня и явился на рынок. Заполненный мешками с луком гараж не давал покоя. Землянский прохаживался между прилавками, и его респектабельная внешность и неторопливая походка внушали уважение, наводили на мысль, что такой человек торговаться не будет и если положит на товар глаз, обязательно приобретет. Поэтому и слышались со всех сторон предложения. Похожий на абрека горбоносый парень ненавязчиво упомянул, что такого вкусного и сладостного винограда, как у него, на всем базаре не найти. Старик с глазами и бородой мудреца молча продемонстрировал самое сочное яблоко, предварительно придав ему особый блеск засаленной полой пиджака. Веселый, как сотня массовиков-затейников, торговец арбузами принялся убеждать в очевидной истине – самые сахарные арбузы – семипалатинские.
Землянский не клюнул ни на семипалатинские арбузы, ни на сочные яблоки, ни на сладостный, как выразился горбоносый, виноград.
Он пришел не покупать, а сбывать.
И его интересовал лук. Горький и едучий лук.
Наконец он обнаружил прилавок, на котором горами и горками, шелушась под легким ветерком, лежали крутобокие среднеазиатские луковицы. Внимательно приглядываясь к ценникам, начертанным не очень умелой, но зато не страдающей от недостатка уверенности рукой, Борис Игоревич прошелся вдоль рядов, и его глаза сытно и удовлетворенно заблестели.
Он вторично двинулся вдоль прилавка. Теперь уже он изучал не цены, а лица продавцов. Зрелище это его откровенно разочаровало…
– Колхозники, – досадливо процедил он, дойдя до конца прилавка.
Однако, действуя по принципу «за спрос денег не берут», подошел к нескольким торговцам и с самой конфиденциальной физиономией полюбопытствовал, нет ли у них желания приобрести по сходной цене энное количество лука. Как Землянский и предполагал, такого стремления они не выказали. Торговцы лишь разводили руками, вздыхали и сетовали на то, что им давно пора возвращаться домой к родным и близким, а они все никак не могут распродать свой товар.
– Стоять некогда, так в коопторг или в «Бюро добрых услуг» сдали бы? – уже раздражаясь, бросил Землянский круглолицему, с ленивым прищуром продавцу.
Тот взглянул не очень дружелюбно, и хотя Борис Игоревич догадывался, что сдать товар в бюро не так-то просто, все же продолжил:
– Быстро, выгодно, удобно!
Прищур продавца стал еще более злым, он вырвал из рук Землянского буро-сиреневую луковицу и сердито воскликнул:
– Что пристал?! Что нада?! Иди давай! Тебе нада, ты и сдавай! Что меня просишь?! Тебе нада…
Понимая, что переборщил, Землянский миролюбиво улыбнулся:
– Я побыстрее хотел, вот и обратился к вам…
– Побыстрее… – успокаиваясь, проворчал круглолицей. – Мне тоже нада… Торчу здесь, торчу… Домой нада…
– А в бюро пробовали?
– Пробовали… Элен на тебя смотрит… смо-отрит… смотрит! И чего смотрит? Не нада лук, скажи: «Не нада». А она смо-о-трит…
– Не принимает, значит, – с деланным сочувствием проговорил Землянский.
Подозрительно прищурившись, продавец не заметил подвоха, с горечью сказал:
– Не принимает. Посмотрит, посмотрит, потом повернется своей задницей… Не нада ей лук… Склад, говорит, не резиновый…
– Может, ее заточить? – вопросительно пошуршал пальцами Землянский.
– Если нада, скажи сколько… А она смо-отрит!.. Думает, из Средней Азии, так у нас рубли длиннее, чем у нее… Пробовал я предложить… Не нада, говорит, чего с бумажками лезешь… И так смотрит, будто сейчас бэхээс вызовет…
– Честная, – язвительно скривился Землянский, надеясь, что разговорившийся собеседник обронит какие-нибудь отнюдь не бесполезные сведения о таинственной Элен.
– Нашел честную! – буркнул тот и, всем своим видом давая понять, что продолжать разговор не намерен, стал перекладывать луковицы.
Однако беседа с ним укрепила уверенность Землянского в правильности выбранного пути. Спустя несколько минут он входил под своды рыночного павильона.
Очереди у прилавка «Бюро добрых услуг» не было. Легкой, радостной походкой Землянский приблизился к прилавку. Таким же радостным было и выражение его лица, а глаза смотрели на Ситникову так, словно он встретил давно и прочно забытую первую любовь и вот-вот бросится в ее объятия. Все это показалось Елене Николаевне настолько забавным, что она даже слегка опешила и, удивленно изогнув брови, следила за приближением незнакомца.
– Добрый день! – элегантно изгибая спину, прокурлыкал Землянский, мысленно отмечая, что из-под белого халата Элен виднеется платье если и не от Диора, то, во всяком случае, от «Монтаны» и что внешность этой женщины располагает не только к деловому общению.
Карие, с поволокой глаза Елены Николаевны не без интереса разглядывали Землянского, но она молчала, ждала объяснений столь дружеского тона. Землянский проникновенно сказал:
– Элен, я хотел поговорить…
Подобное обращение позволило Ситниковой сделать безоговорочный вывод о том, что перед ней человек, знающий ее через какие-то рыночные связи. В общении со своими знакомыми она никогда не разрешала называть себя этим, хотя и экстравагантным, но, как ей казалось, довольно «моветонистым» именем. Имя это рождало невольные ассоциации с Элен из незабвенного романа Л. Толстого «Война и мир». Ситникова не очень хорошо помнила его содержание, так как это объемистое произведение в первый и последний раз читала то ли в восьмом, то ли в девятом классе, но зато ясно представляла сцену из кинофильма, где эта гордячка Элен издевалась над престарелым Пьером Безуховым (в исполнении Бондарчука)… Пьера Елене Николаевне было всегда жалко – весь он какой-то затюканный, а в целом-то, вполне порядочный мужик. Попадись ей такой, она бы его на руках носила. Ему бы даже работать не надо было. Но в наше время таких мужиков днем с огнем не сыщешь. Что-что, а это Ситникова знала наверняка. Поэтому она и продолжала изучать улыбающегося Землянского, расценивая его как недурной экземпляр нынешней породы мужиков, от которых ждать ничего особенного не приходится, но и бросаться которыми не самый лучший выход.
– Элен… – уже тише и вкрадчивее повторял Борис Игоревич. – Такая история приключилась… На вас вся надежда.
Ситникова молча ждала продолжения.
– Товарищ у меня, вторым пилотом летает. Был в Средней Азии, хлопкоробам помогал за урожай бороться, какую-то гадость разбрызгивал… Заодно и прихватил несколько мешочков луку… Стесняется сам-то торговать… Решили вот к вам обратиться, чтобы растолковали, каким макаром лук этот на комиссию сдать в ваше бюро…