Внезапно Мона расслабила мышцы своей мордашки настороженной мышки. Словно отказывалась понимать. Шагнув ко мне, она прижалась своим неопреном к моей «Wind Woll». Объятия непривычные, скользкие. Мы чувствовали себя космонавтами на планете Марс.
— Магали Варрон не только скопировала смерть Морганы Аврил, — повторил я. — Она скопировала ее рождение! Я провел поиск: во всем мире только пять городов носят название Нефшатель: четыре во Франции и один в Канаде. Магали Варрон приехала во Францию, в Кретей, когда ей исполнилось семь лет.
— Черт возьми, Джамал, что значит вся эта история?
— Я ничего не понимаю, Мона. Ничего не понимаю. Что-то ускользает от нас. Возможно, есть рациональное объяснение.
Не размыкая объятий, я прошептал ей на ухо:
— Копировать чужую жизнь. Каждый шаг, с начала до конца. Все увлечения, все школы, словно зеркало, только на расстоянии. Своего рода голограмма. Черт, это невозможно!
Мона попыталась найти довод, однако голос ее звучал неуверенно:
— Серийный убийца всегда ищет похожую жертву, ведь так? Понимаешь, что я хочу сказать? Похожих девушек, которые напоминают ему мать, бывшую супругу или вымышленную, но вполне определенную женщину.
— Но здесь все наоборот, Мона! Здесь получается, будто эта девушка, Магали Варрон, старалась заменить жертву, самой выступить в роли добычи. Словно привлекала к себе хищника, пока он наконец не нашел ее…
— И сама доделала за него его работу, — добавила Мона. — И даже обмотала орудие убийства вокруг собственной шеи. Последний совершенный ею поступок.
Я не ответил. Несколько секунд я слушал шум прибоя, а потом нежно поцеловал ее в губы, проводя рукой по изгибам ее дельфиньей кожи. Когда рука моя спустилась на бедра, Мона тяжело задышала. В крошечном кармашке ее комбинезона я нащупал что-то плотное. Пальцы скользнули в кармашек и вытащили желтую косынку.
— Это для волос, — прошептала Мона. — Чтобы не мешали.
Косынка заскользила в моих пальцах. Без всякой задней мысли я поднял руки и, держа кусок ткани за оба конца, приблизил к ее подбородку.
Медленно.
— Интересно, сколько времени понадобится, чтобы затянуть эту штуку?
Я еще ближе приблизил шелк к ее шее. В следующее мгновение взор Моны потух.
В ее глазах я прочел страх. Внезапный и неизбывный ужас.
Какой кретин!
Я тотчас опустил руки; но зло свершилось.
— Пожалуйста, Джамал, не играй в такие игры… — произнесла она, и в голосе ее зазвенели слезы.
— Прости меня. Я не хотел… — промямлил я.
Она вырвала косынку у меня из рук.
— Оставь. Это мне надо извиняться, это глупое предчувствие.
Она уставилась на свисавшую с ладони желтую ткань.
— Хочешь знать, в чем я уверена, Джамал?
— В чем?
— Что это невозможно.
Глядя на высившийся перед нами обрыв, на бункер, на овец, на то самое место, откуда вчера упала Магали, она повторила:
— Невозможно, чтобы девушка во время падения с высоты обернула платок вокруг шеи.
Решительным жестом Мона сложила руки, потом отвела их за голову и стянула желтой косынкой волосы на затылке.
Сколько времени ей понадобилось? Менее секунды?
— Это не вопрос времени, Джамал! — резко произнесла она. — Быть может, это возможно, так сказать, технически. Но ты представляешь? Выполнить это движение, паря в воздухе, вернее, падая как камень. Точно рассчитанное движение… Абстрагируясь от всего остального. Это невозможно, Джамал, я уверена. Хотя тебе я тебе верю: когда Магали стояла на обрыве, шарфа на шее у нее не было, а внизу он появился…
— Видимо… может, есть некое рациональное объяснение…
— Ты уже нашел его, Джамал.
Я молчал. Она права. Эта история не выдерживала критики.
И все же…
Мона затолкала косынку в карман. Она села на мотоцикл-качалку и посмотрела на меня, словно медсестра, которой предстоит сделать укол несговорчивому пациенту.
— Подводя итог тому, что нам известно, Джамал, получается, что в 2004 году серийный убийца насилует и убивает двух женщин, Моргану Аврил и Миртий Камю. Спустя десять лет при аналогичных обстоятельствах умирает девушка. Версии две. Версия, на первый взгляд, идиотская: девушка повторяет судьбу Морганы Аврил, ее жизнь, ее вкусы, ее музыкальные пристрастия, школы с такими же названиями, как и те, где училась Моргана, проводит досуг… Вплоть до самоубийства, в точности повторяющего смерть Морганы.
— И выбирает тот же самый день и то же самое место рождения, что и Моргана, — вставил я. — Кретинизм!
— Согласна, кретинизм. Тогда перейдем ко второй версии, более логичной. Убийца вновь наносит удар. Принимая во внимание все, что мы знаем о Магали Варрон, на этот раз отнюдь не наугад. Он выбирает жертву, насилует ее, душит. Это ведь гипотеза полицейских, точно?
— Да, и такая же кретинская! Магали не скончалась от удушья, она совершила самоубийство.
Медленно покачав головой, Мона задумалась.
— Менее чем через два часа мне предстоит встреча с капитаном Пирозом, — продолжил я. — Должен тебе сказать, Мона, у меня заранее мурашки бегают. Я… по сути, я являюсь идеальной фигурой для преступника.
— У них ничего нет против тебя. Это не твоя сперма, Джамал! У тебя есть судимость?
— Нет!
— Ты никогда никого не убивал? Никогда никого не грабил?
Она слегка раскачивалась, сидя на мотоцикле. В латексном комбинезоне, с разметавшимися по плечам волосами, она напоминала ангела ада на миниатюрном «Харлей Дэвидсоне».
Я улыбнулся ей с видом отчаявшегося Друпи;[9] похоже, в этой улыбке заключалось все мое обаяние.
— Грабил, было. Чтобы заплатить за свое обучение. Но я никогда не попадался, у меня безупречный метод.
Зрачки ее задрожали. Она явно была рада сменить тему.
— Очередная история?
— Я совершал кражи только летом, на берегах рек, в ущельях Тарна или Ардеша. Знаешь, это настоящие автострады для каноэ и каяков. Я крал из железных ящиков, куда туристы складывали свои документы, часы и мобильные телефоны, а потом, вытащив на берег лодки, отправлялись скакать по скалам. В кемпинге или на пляже невозможно шарить в сумках, там все смотрят за всеми. Но когда ты в желтом спасательном жилете, а перед тобой три десятка каноэ, никто не обратит на тебя внимания.
Мона чуть не упала со своего мотоцикла.
— Черт. Гениально придумано. Ты, действительно, проделывал такие трюки?
Она пристально вглядывалась в каждую мою ресницу.
— Возможно… Обожаю придумывать истории.
Ответ прозвучал, как удар.
— А красный шарф ты тоже придумал?
Фраза вырвалась у нее невольно. Она произнесла ее инстинктивно. По крайней мере, в тот момент я думал именно так. Я был уверен, что она не подготовлена заранее.
Лицо мое помрачнело.
— Черт, только не ты, Мона!
— Что «не ты»?
— Мона, послушай меня, я не имею отношения к смерти этой девушки. И к изнасилованию. Четырехлетний пацан — и тот понимает разницу между игрой, между тем, что делают понарошку, и тем, что всерьез. Мне кажется, ты об этом забыла, Мона…
Я умолк и посмотрел ей прямо в глаза.
— Если я не могу доверять тебе, тогда кому же?
Похоже, она обиделась. Стараясь не повышать голоса, она встала и произнесла:
— Все хорошо, Джамал. Успокойся. Я тебе верю.
Мое сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Я не блефовал. Я действительно готов был запаниковать. Одному невозможно разобраться в этой безумной истории.
Если Мона меня бросит…
Если Мона меня бросит, кто мне поверит?
Полиция?
Андре? Кристиан Ле Медеф? Дениза и Арнольд?
Вы?
16Еще одно совпадение?
Мы с Моной могли молчать целую вечность.
Мона уже собиралась уходить, как зажигательная мелодия «La Grange» в исполнении рок-группы «ZZ Тор» неожиданно взорвала воздух.
Это зазвенел мой мобильный! Пришла смс-ка. Я нервно нашарил в кармане телефон.
— Поклонница? — с любопытством спросила Мона.
Похоже, она обрадовалась, что некая сила извне разорвала паутину, в которой запутались мы оба. Я прочел послание и начал разряжать обстановку:
— Ты даже не представляешь, как ты угадала…
— Молодая и хорошенькая?
— Хорошенькая — да. И очень молоденькая.
— Сколько ей лет?
— Пятнадцать…
Мона привстала на цыпочки и окинула меня удивленным взглядом.
— Ее зовут Офели, она подросток из клиники Сент-Антуан. Ее изнасиловал собственный отец. Подарок на день рождения. Тогда ей исполнилось восемь лет. Последствия сказываются до сих пор. Вспышки ярости. Психическая неуравновешенность. Нарушения сексуального характера… Ни один взрослый, ни один воспитатель, психиатр или препод не может с ней договориться. Но мне удается найти с ней общий язык.
— И она звонит тебе во время каникул?
— И ты туда же. В клинике меня с этим достали. По их мнению, я слишком с ней сблизился и мешаю процессу исцеления…
— Они правы, — заметила Мона. — У каждого своя работа. А чего хочет от тебя эта крошка?
Я протянул Моне телефон, чтобы показать присланное Офели фото. Она позировала, прижавшись лицом к щеке чернокожего бугая, половину ноздри которого занимал пирсинг. К фото прилагалось короткое послание. Два слова: «Какая оценка?»
— Что значит «Какая оценка»?
Я забрал у Моны телефон.
— Наша с ней игра. На уик-эндах или на каникулах, когда Офели подцепляет себе парня, она присылает мне его фото, и я его оцениваю… Даю оценку и характеристику. Вроде «Можешь найти лучше», «Уже лучше», «Вне всякой критики». По возвращении я иногда тоже показываю ей фото своих подружек…
Успокоившись, Мона наконец рассмеялась.
— И ты еще удивляешься, что воспитатели в твоей клинике тебя шпыняют!
Я быстро набрал ответ.
«5 баллов из 20. Отсутствие воображения. Постарайся, чтобы снова не подсунули».
Когда я нажимал, чтобы отправить почту, Мона, презрев ветер, гулявший между дамбой и пляжными кабинками, резко расстегнула комбинезон. Обе ее груди аккуратно высвободились из неопренового плена.