Мария Мирабелла(не) Зайка для Волка
Пролог
— Ты… — Таррен прищурился. — Что это за запах?
Она отвела взгляд.
— Ничего.
— Не ври. Это не запах зайца, — он подошёл ближе, медленно, как хищник. — Это кошка. Нет, даже не просто кошка. Это что-то дикое.
Он остановился в шаге от неё.
— Кто ты такая, Ана?
— Я уже говорила. Простая омега.
— Нет, — его голос стал твёрже. — Простые омеги так не пахнут. Не делают из альф безвольных идиотов.
Он склонился к ней. Его глаза были затуманены. Не яростью, нет. Инстинктом.
— От тебя пахнет как от… пантеры, — прошептал он. — Чёрт. Но как? Почему ты притворялась зайцем?
Ана сделала шаг назад, но он следовал за ней. Пространства было мало, воздух стал густым, почти вязким. Запах течки расползался по хижине, обволакивал, манил.
— Уходи, — выдохнула она. — Пока ещё можешь.
— Я не уйду, пока не получу ответ, — он стиснул челюсть, будто борясь сам с собой. — Мне нужно знать.
Таррен сжал пальцы в кулаки, будто силой хотел удержать волка внутри. Но тот бился под кожей, жаждал, требовал.
— Ана… — его голос был хриплым. — Ты даже не представляешь, что ты со мной сейчас делаешь.
Она стояла у стены, прижавшись к ней спиной, стараясь дышать ровно, но это было невозможно. От оборотня шёл жар, от одного его взгляда кружилась голова. Альфа был слишком близко.
— Я могу помочь тебе, — выдохнул он. — Ты не справишься одна. Я чувствую, как твой зверь зовёт.
— Нет . — Она покачала головой. — Мне не нужна твоя помощь. Я справлюсь.
— Справишься? — усмехнулся он, шагнув ближе. — У тебя подгибаются колени. Ты дрожишь. И запах… он зовёт всех альф на милю вокруг. Если бы я не нашёл тебя первым…
— Уходи, — прошептала она. — Я приказываю тебе.
— Ты не можешь приказывать альфе.
— Тогда уйди по своей воле.
Волк дышал тяжело.
— Ты думаешь, я не слышу, как стучит твоё сердце? Ты вся в огне, Ана. И я сгораю вместе с тобой.
Она стиснула зубы, оттолкнула его ладонь от своей щеки и резко заговорила:
— Тогда вот что. Если ты не выдержишь, если нападёшь на меня, если хоть пальцем тронешь без разрешения, — её голос стал твёрдым, — ты станешь моим волком на побегушках. Слугой. Каждый день. Кофе по утрам. Еда в обед. А может, ещё кое-что придумаю. Буду издеваться над тобой также, как ты издевался надо мной.
Он застыл, а потом медленно ухмыльнулся.
— Серьёзно? — его голос стал почти ласковым. — Такая цена?
Она не ответила.
— Ты играешь с огнём. Но знаешь… — он склонился ближе, его губы почти касались её. — Мне нравится эта игра.
И прежде, чем она успела что-то сказать, он поцеловал её. Сначала резко, голодно. Как альфа, срывающий последний барьер. Но потом глубже, медленнее. Так, будто хотел впитать её дыхание, запомнить вкус навсегда.
Ана задохнулась. Внутри всё сжалось, разлетелось, и тут же вспыхнуло. Он обжигал. Он был слишком близко, но её тело не оттолкнуло его. Наоборот, само потянулось.
Она поймала себя на том, что отвечает.
И только тогда, когда она почти забыла, зачем всё это было , резко отстранилась.
— Ты проиграл, волк, — выдохнула она, тяжело дыша. — Завтра я хочу кофе. С сиропом.
Принцесса без короны
Солнце ещё не взошло над пиками Серых гор, но тонкая нить рассвета уже начинала прорезать низкое небо, окрашивая край горизонта в призрачные оттенки золота и стали. Карета, скрипя, будто жалуясь на каждую мелочь дороги, остановилась на приподнятом холме. Под копытами лошадей хрустел мелкий гравий, перемешанный с опавшими листьями и клочьями тумана. В этом тумане всё казалось не вполне реальным — как будто сама земля, дышащая влажным дыханием осени, не хотела открывать свои тайны, укрывая корни деревьев, основания башен и статуи вдоль дороги мутной вуалью забвения.
На фоне серого неба вырисовывался силуэт Академии Лунного Круга — стройные башни, стены, обвитые чёрным плющом, и флаг, лениво колышущийся на утреннем ветру, где среди звёзд и луны сверкали белые клыки. Это место жило своей жизнью, вне времени, вне шума внешнего мира. Как будто за воротами начиналась не просто школа, а иная реальность, требующая полной отдачи и полной маскировки.
— Доехали, принцесса, — негромко произнёс возница, не оборачиваясь. Его голос прозвучал почти ровно, но в этой ровности была осторожность, как у человека, говорящего с тем, кого боится обидеть.
Ана медленно наклонилась вперёд. Её лицо было наполовину скрыто капюшоном дорожного плаща, глубоким, тёмным, будто впитавшим в себя ночь. Только тонкая линия губ и кончик подбородка ловили тусклый свет рассвета.
— Я просила звать меня просто Ана, — произнесла она твёрдо, с лёгкой холодной ноткой, отточенной в детстве при переговорах с альфами и взрослыми, которые вежливо улыбались, но всегда смотрели на неё как на пешку. — Здесь я не принцесса. Я — студентка. На ближайший год забудь, кто я. Забудь, что ты вёз меня.
Голос её был ровным, но внутри сжималось что-то острое, тяжёлое, такое знакомое: страх и решимость, тревога и злость. Всё сплелось в единый клубок. Рука в кармане нащупала крохотный стеклянный пузырёк с мутной жидкостью, хранящийся как последняя линия обороны. Или как последний акт предательства по отношению к себе.
Ана достала флакон и задержала на нём взгляд. Стекло казалось живым, внутри поблёскивала вязкая эссенция, похожая на туман в бутылке. Это зелье было её щитом, оружием и петлёй одновременно. Её запах, истинный, яркий, хищный, исчезал после блокатора. Исчезала пантера. Исчезала правда.
Она отвинтила крышку и залпом выпила. Жидкость обожгла горло, пробежала по пищеводу ледяной змейкой, оставив после себя лёгкое головокружение. На миг всё застыло — звук, вкус, дыхание. Затем пришла пустота. Её собственный запах, некогда тёплый, с дикими нотами влажных тропиков, исчез. Остался только лёгкий, ничем не выделяющийся аромат свежей травы после дождя. Стерильный, безопасный, ничей.
Она зажала флакон в ладони так крепко, что ногти впились в стекло.
— Он не узнает, — прошептала она себе. — Никто не узнает.
Отец дал ей год. Один. Без права на ошибку. Если справится, сможет жить, как хочет, без политического брака, без цепей. Если провалит — она станет женой Риона, наследника Львиного дома.
— Львы… — Ана выдохнула, презрительно скривив губы. — Надменные высокомерные выскочки. Ни за что. Я скорее сбегу, чем выйду за одного из них.
Собрав волосы в тугой хвост, она выпрямилась, расправила плечи и распахнула дверцу. Её сапоги мягко ступили на землю, гравий хрустнул. За её спиной хлопнула дверца кареты, лошади заржали, возница тронулся. Она осталась одна. Один на один с древними башнями, туманом и внутренним боем.
На площади перед академическим зданием уже толпились первокурсники. Шепот, запахи, тревожные взгляды. У кого-то пульс бился в висках, у кого-то руки нервно мяли рукава. Каждый искал, кто здесь сильнее. Кто подчинится. Кто выживет.
Ана остановилась у края площади, разглядывая ворота. Камень был гладким, старым, в трещинах от времени, но всё ещё казался живым. Плющ, карабкавшийся вверх по стенам, будто тянулся к небу, как напоминание — здесь ничего не скрыть. Всё всплывёт. Даже то, что должно быть спрятано.
Она больше не пахнет как пантера. Для всех она теперь… заяц.
— Эй! — Окликнул её кто-то сбоку. — Кто твой зверь?
Она повернулась. И сразу пожалела.
Парень стоял, скрестив руки. Высокий, с мускулистыми плечами и темными, растрёпанными волосами, падавшими на лоб. Серебристо-серые глаза смотрели с насмешкой и хищным интересом. В его запахе чувствовалось что-то морозное, как лёд на скалах, мята, ель и звериная сила. Волк.
— Я? — Ана равнодушно пожала плечами, — Заяц.
Он моргнул, будто переспросил, затем вдохнул , но тщетно. Блокаторы работали идеально.
— Серьёзно? Смело. Не каждый заяц решится поступить сюда. Особенно в этом году.
— Что с этим годом? — Ана не выдала тревоги, но пальцы в карманах невольно сжались.
— Много волков. — ответил он с хищной улыбкой. — И один из них — это я.
— Поздравляю, — отрезала она и отвернулась, не дожидаясь, пока он продолжит.
И, не дожидаясь его ответа, пошла вперёд.
Он проводил её взглядом.
Внутри холла было прохладно. Каменные стены источали запах сырости, старой бумаги, немного золы. Ана вдохнула поглубже и сразу почувствовала, что это место впитало в себя силу сотен поколений. На стенах висели портреты выпускников: волки с клыками, лисы с остроконечными мордами, тигры с золотыми глазами. Ни одной пантеры. Ни одного зайца.
Очередь к столу регистрации двигалась быстро.
— Имя? — женщина в очках даже не посмотрела.
— Ана Вель.
— Вид?
Короткая пауза. Глухая. Почти болезненная.
— Заяц.
Женщина подняла глаза. Что-то мелькнуло в её взгляде — сожаление, может, лёгкое удивление.
— Северный корпус, четвёртый этаж, комната сорок седьмая. Не опаздывайте на построения. Здесь никого не жалеют.
Ана взяла ключ, кивнула, не сказав ни слова, и повернулась к выходу.
Она сделала это. Прошла сквозь ворота. Получила комнату. Никто не узнал. Пока что.
И где-то за её спиной, в толпе новичков, серебристые глаза всё ещё смотрели ей вслед. Улыбаясь. Жадно. Будто уже предвкушая охоту.
Соседка Белка
Комната под номером сорок семь оказалась скромной по размерам, но удивительно светлой. Узкие высокие окна впускали солнечные лучи, мягко ложившееся на стены, выкрашенные когда-то в молочно-белый цвет, который теперь выцвел и местами потрескался, словно сама штукатурка хранила в себе память о прошлых поколениях студентов — о чужих страхах, ночных слезах, заученных формулах и невыносимом одиночестве.
В центре комнаты стояли две кровати, строгие, с деревянными изголовьями, натёртыми до блеска. Шкафы у противоположных стен были абсолютно одинаковыми — высокие, угловатые, с тяжелыми дверцами и ручками цвета потускневшего золота, будто время и на них оставило свои отпечатки.