Лея качнула головой, будто услышав что-то слишком знакомое. Потом тихо произнесла:
— Ты одна из самых сильных, кого я знаю. Даже с блокаторами. Даже в тени.
— Я не хочу быть добычей, Лея. Не хочу, чтобы меня контролировал и говорили, что делать. Просто хочу жить. Учиться. Работать.
Лея замялась. Её плечи приподнялись в неуверенном вдохе.
— А если… если у тебя всё-таки начнётся течка?
— Спрячусь. В архиве, в подвале… где угодно. Запрусь. Главное, чтобы никто не учуял.
Повисла пауза.
— А он? — еле слышно спросила Лея.
Ана подняла глаза. Её зрачки едва заметно сузились.
— Кто?
— Таррен.
Это имя словно сорвало дыхание. На долю секунды всё в Ане замерло. Лишь сердце в груди стукнуло тяжелее.
Лея вдруг крепко обняла её, всем телом, как будто собиралась заслонить от мира.
— Я никому тебя не отдам, слышишь? Даже если ты будешь пахнуть ванилью и мёдом. Запру тебя в шкафу и не выпущу, пока всё не пройдёт.
— Договорились, — прошептала Ана.
А потом была ночь.
Ана лежала, уставившись в потолок, сжимая в руке крохотный флакон блокатора. Его стекло было прохладным, почти безжизненным, но внутри затаилась последняя надежда.
"Семь дней. Всего лишь семь. Я справлюсь. Я выдержу."
Но где-то глубоко — под кожей, под дыханием, под сердцем — что-то уже медленно, терпеливо просыпалось.
Метка истинности
Кафе встречало Ану уютом и запахом выпечки, а мисс Идана — кивком и стаканом яблочного сока.
— Сегодня суббота, значит, будут студенты с похмельем и просьбами о двойном кофе, — усмехнулась она, поправляя повязку на волосах. — Не забудь про Юрика с его фирменным нытьём.
Ана взяла фартук, завязала его потуже и пошла встречать первых клиентов.
С самого утра зал наполнился звоном чашек, запахом карамели и шелестом голосов. Один из клиентов — пожилой метаморф в облике воробья, уже привычный завсегдатай — возмущённо постукивал клювом по столику, переминаясь на своих тонких лапках.
— Вишнёвый пирог! Без косточек! — потребовал он. — Я, между прочим, ветеран стайной службы, и имею право на уважение и мягкую выпечку!
— Всё будет идеально. Лично проверю, — пообещала Ана с улыбкой и принесла ему тёплый пирог и чай с липой.
Он одобрительно хмыкнул и клюнул пирог, а потом вдруг добавил:
— Ты знаешь, у тебя руки правильные. Такими только хорошее и делать.
Ана не ответила — она просто улыбнулась. Как-то по-настоящему. Внутри стало немного теплее.
Следом пришли трое студентов, явно после вечеринки — один с тёмными кругами под глазами заказал «кофе покрепче, желательно внутривенно», второй просил солёный багет и сыр, третий вообще просто уткнулся лбом в стол.
— У нас нет внутривенного кофе, но есть двойной на терпении и заботе, — шутливо сказала Ана, ловко наполняя чашки. — А для вас, — повернулась к спящему, — у меня особенный напиток: апельсиновый фреш и взгляд, полный сочувствия.
Смена пролетела быстро, в шуме и суете. Даже не заметила, как наступил вечер. Уже знакомые голоса, те же лица, те же ритуалы — пирог, какао, «ещё кусочек», «у тебя лёгкая рука, милая»… всё это стало неожиданно важным.
Мисс Идана похлопала Ану по плечу, когда та сняла фартук:
— Ты у меня не официантка, а золото. Если бы у меня была дочка, я бы ей сказала: смотри и учись.
Ана лишь кивнула, пряча в себе тепло от этих слов. Она не была дочерью, не была даже кем-то по-настоящему своим — но здесь её принимали. А этого, порой, было достаточно, чтобы дышать.
После смены она вышла на улицу. Воздух был тёплый, с примесью осенней листвы и чего-то дымного, уютного. Ветер чуть касался кожи, играя с волосами. Она шла к Академии по дорожке, вымощенной плиткой, когда услышала сдавленный визг. Резкий, глухой.
Сначала показалось.
Но звук повторился.
За поворотом, у стены подсобного здания, в полутени фонаря, она увидела, как двое силуэтов сжали что-то между собой.
— Лея?! — вырвалось у Аны.
— А, вот и вторая, — хриплый, гортанный голос. Один из фигурантов повернулся, и в свете мелькнули золотисто-жёлтые глаза с вертикальным зрачком.
Шакалы.
Оборотни. Двое — один низкий и коренастый, со рваным ухом, второй — высокий, с выбритой половиной головы и татуировкой когтей на шее. Куртки на них были распороты в плечах, как будто звери внутри рвались наружу.
Лея — испуганная, с разодранным рукавом, присела на землю, прижавшись к стене. Её глаза расширены, дыхание сбито.
— Отпустите её! — Ана шагнула вперёд, сердце билось, как от удара кулаком по грудине.
— Милая, не мешайся, — усмехнулся один из шакалов. — Мы просто поиграем. А потом, может, и тебя возьмём.
— Или ты хочешь добровольно? — второй облизнул губы. — Вдвоём же веселее.
Её тело вздрогнуло. Гнев и страх смешались внутри. Её зверь бился под кожей, будто почуял угрозу. И вдруг — вспышка воспоминания.
«Месяц назад неподалёку от города нашли мертвую омегу», — говорил Таррен. Тогда это казалось чем-то далёким, чужим. А сейчас — вот оно. Реальность. Грязная, дикая.
— Последний раз говорю — отойдите, — сказала Ана, и голос стал резким, как лезвие ножа.
— Без запаха, но дерзкая, — фыркнул татуированный. — Забавно.
Они пошли к ней.
Но вдруг — рык. Глухой. Яростный.
Из тени вынырнул Томас. В мгновение он ударил одного шакала в грудь — тот отлетел и врезался в стену. Второму досталось когтем по шее. Коренастый повалился, захрипел.
— Убирайтесь, пока живы, — прорычал Томас. Его зверь рвался наружу, едва не проступая через кожу.
— Мы… мы не знали, что она твоя! — прохрипел шакал.
— Она не моя. Но под моей защитой.
Он сжал горло того, кто говорил, ещё на миг — и отпустил. Шакалы исчезли, хромая, оставив в воздухе запах страха и псины.
Ана бросилась к Лее.
— Всё хорошо. Всё хорошо, они ушли.
— Ты цела? — Томас опустился рядом. Его голос был другим — ниже, мягче. Необычно искренним.
Он протянул руку. Лея дрожала. Медленно вложила в его ладонь свою. Пальцы сомкнулись.
И тогда — всё изменилось.
Воздух сгустился. Шум улицы отступил. Было только они.
Свет. Тепло. На запястье Леи начал проявляться узор: два переплетённых лепестка, один — песчано-золотой, второй — жемчужный с розоватым отблеском. Мягкое свечение исходило от кожи, пульсировало, будто дыхание.
На запястье Томаса — тот же знак. Симметричный, живой. Он замер, смотрел, как будто мир перестал быть прежним.
— Нет… — выдохнул он. — Этого не может быть.
— Это метка? — Лея не дышала. В её глазах стояли слёзы — не от страха, а от чего-то большего. Боли? Надежды?
Леопард отдёрнул руку, будто она обожгла его.
— Томас… — Она потянулась снова. Слабое касание — метка вспыхнула ярче, будто откликнулась.
Он смотрел на неё, как на тайну, которую не хочет понимать. Как на приговор.
— Почему ты? — вырвалось у него. — Ты же… обычновенная белка.
— Прости, — прошептала Лея. — Я… не выбирала.
— Это ошибка. — Его голос был сдавленным. В глазах стоял ужас. — Ошибка природы. Я не могу...
Он отступил. Сделал шаг назад. Потом второй. А потом просто развернулся и ушёл. Почти бегом.
Оставив Лею на земле. С застывшей рукой и меткой, которая ещё светилась — тускло, как уходящее солнце.
Ана молча опустилась рядом.
Лея не плакала. Только смотрела вперёд. В никуда. В темноту, где исчез Томас. В пустоту, оставшуюся после его шагов.
— Он… не хотел, чтобы это случилось, — прошептала она наконец.
— Это не твоя вина, — тихо ответила Ана. — Метка это не выбор, а зов. Ты просто откликнулась.
Лея сжалась, будто от холода. Её плечи дрожали.
— Я всегда мечтала, что если у меня будет пара, он будет... смотреть на меня как на чудо. А Томас смотрел как на ошибку.
Она прикрыла глаза, и из-под ресниц скатилась слеза. Ана провела ладонью по её волосам, стараясь быть тем якорем, которого Лея так нуждалась.
— Он испугался. Он альфа со своими ожиданиями, рамками, гордостью. Ему трудно принять, что судьба не спрашивает.
— Но больно, — прошептала Лея. — Такая красивая метка. И такое отвращение в его глазах.
Ана ничего не сказала. Просто обняла её, крепко. Впервые за долгое время она почувствовала, как важно быть для кого-то не просто соседкой по комнате или студенткой рядом. А плечом. Поддержкой. Сердцем.
Поцелуй
День фестиваля наступил, как будто бы незаметно. Академия, вся утопающая в золоте листвы и дышащая пряными ароматами яблок, корицы и мокрых деревянных лавок, готовилась к балу. Музыка пробиралась сквозь окна общежитий, оживляя даже самые усталые сердца, и всё вокруг дышало ожиданием — лёгким, как утренний иней, и пронзительным, как колющая иголка в сердце.
Перед зеркалом в ванной Ана поправляла складки тёмно-синего платья, которое когда-то привезла из дома, и которое, к её удивлению, идеально подошло под настроение осеннего бала. Матовая ткань мягко обнимала её фигуру, длинный подол струился по полу, а ворот слегка прикрывал ключицы. Она собрала волосы в свободную причёску, оставив пару прядей, чтобы обрамляли лицо.
Вернувшись в комнату, она увидела, как Лея лежала на кровати, свернувшись под пледом. Её глаза были красными, а губы сжаты в тонкую линию.
— Пойдёшь со мной на фестиваль? — осторожно спросила Ана, присев рядом.
— Я... не знаю, — прошептала Лея, не поворачивая головы. — Что, если он и правда меня не хочет? Что, если метка — ошибка?
— Томас просто растерян. Это всё неожиданно. Может, ему нужно время.
— А может, он просто не хотел белку, — горько усмехнулась Лея. — Я видела, как он смотрел на тебя. А теперь… даже не знаю, как к нему подойти. Это невыносимо.
— Ты не обязана быть сильной, но ты должна быть собой. Он не сможет игнорировать свою метку вечно.
Лея только кивнула и закуталась плотнее.
Перед тем как выйти, Ана достала из ящика маленький пузырёк — настойку, которую дал ей травник, чтобы временно подавить естественный запах. Она задержала дыхание, сделала один глоток и закрыла глаза. В голове всплыли строки из старой книги: «Никакая трава не скроет суть от высшего альфы. Истина всегда найдет путь».