Она прикусила губу, еле заметно.
— А я... его отдала. Понимаешь?
Лея ничего не сказала. Просто положила тёплую ладонь на её руку. Не чтобы утешить. А чтобы быть вместе.
— Ты же не знала, что мама умрёт, — произнесла она мягко. Словно боялась, что голос ранит сильнее тишины.
Ана слабо улыбнулась, но в этой улыбке не было ни капли света. Только усталость. И что-то большее: память, обида, пустота.
— После её смерти отец изменился. Не сразу, не внешне, но внутри он будто застыл. Стал холодным, как гладкая поверхность льда, ничего не отражающая.
Она сделала паузу, вдохнула, продолжила чуть тише:
— Всё стало по графику. Учёба, отчёты, распорядок, формулы. Без чувств. Без памяти. Он не говорил о маме. Никогда. Будто её не было.
За окном пронёсся ветер, качнул ветви деревьев, и их шорох заполнил паузу между словами.
— А потом появилась новая жена. Тихая, покладистая. Я не возражала, просто приняла ее. Потом у них родился сын. Ему сейчас семь. Маленький. Добрый. Когда он меня обнимает, чувствую, как расплетается что-то внутри. Я его люблю. Он ни в чем не виноват.
Она вдруг замерла, будто запнулась о внутреннюю грань.
— Но это всё... так сложно. Порой мне кажется, что меня как будто вынули из этой жизни и поставили рядом, наблюдать.
Лея не перебивала. Она смотрела на неё спокойно, без жалости, просто с участием.
— Ты сильная, — наконец произнесла она.
Ана чуть качнула головой, и на секунду её глаза потемнели.
— Нет. Я просто научилась не показывать, когда больно, но это не одно и то же.
И снова наступила тишина. Уже не неловкая. Теплая, будто плед, накинутый поверх дыхания. За окном шуршали листья, и этот звук сливался с молчанием, словно подтверждая: есть моменты, когда слова излишни.
Они просто сидели рядом. Не говоря ни слова. Не глядя друг на друга. И этого было достаточно.
Напряжение
Ана пришла в тренировочный зал одной из первых. Пол в зале был отполирован до зеркального блеска, запах металла и мыла резал нос, отражая стерильную строгость этого пространства. Она переоделась в облегающую форму, которая почти не ощущалась на теле, стянула волосы в высокий хвост и сделала глубокий вдох, стараясь заглушить волнение.
Преподаватель уже что-то отмечал в списке, и его голос эхом разносился по залу. Когда он зачитал пары для спарринга, у неё внутри что-то сжалось, словно чья-то рука незримо сдавила грудную клетку.
— Ана Вель и Таррен Тарг — сказал он без выражения, не подозревая, насколько остро эти слова вонзились в её сознание.
Таррен уже был в зале. Он стоял у стены, облокотившись плечом, с опущенной головой. На нём была простая тёмная форма без эмблем, но сам он выглядел, будто явился с поля боя, сдержанный, напряжённый, будто готовый в любую секунду рвануться вперёд. Всё в нём, от приглушённой пластики движений до взгляда, пронзающего насквозь, говорило о скрытой силе, которая ждёт своего момента.
Ана не сразу решилась подойти. Каждый шаг к нему казался слишком отчётливым, слишком громким. Когда она наконец остановилась рядом, он выпрямился. Его взгляд скользнул по ней, цепкий, слишком внимательный. И задержался на миг дольше, чем позволяли правила этикета.
— Готова? — его голос был низкий, чуть хриплый. Он держался спокойно, даже отстранённо, но в этом спокойствии сквозила тугая нить напряжения, словно он балансировал на краю.
— Да, — коротко ответила Ана, стараясь не смотреть ему в глаза. Она встала в стойку, собираясь сосредоточиться на технике, а не на человеке перед собой.
Сначала всё шло по плану. Простые движения: уклоны, захваты, блоки. Их тела двигались синхронно, как будто заранее знали, что сделает другой. Но воздух между ними с каждой минутой становился гуще, как туман перед грозой. Ана чувствовала, как напрягается Таррен. Он не смотрел на неё прямо. Его удары были сдержанны, аккуратны, будто он боялся навредить. Или боялся чего-то большего.
А потом, одна секунда, один шаг. Он рванулся вперёд, захватив её руку. Их тела сблизились настолько, что она ощутила тепло его кожи через ткань формы. Его пальцы сжали её запястье, потом проскользили к плечу, не намеренно, но от этого прикосновения у неё перехватило дыхание.
Она замерла. В горле пересохло. Он тоже не двигался, не отпускал. Их взгляды встретились, и что-то случилось. Его зрачки расширились, челюсть сжалась. Он выглядел, как зверь, внезапно почувствовавший запах крови. Как альфа, который слишком близко оказался к тому, что не может иметь.
И он отшатнулся. Резко. Почти грубо.
— Прости, — хрипло выдохнул он. Голос сорвался, стал грубым, неровным. — Я должен был держать дистанцию.
Ана кивнула, но слова не шли. В груди стучало так громко, что казалось, звук отзывается в ушах. Её кожа будто горела под формой, запомнив каждую точку его прикосновения.
Они больше не сказали ни слова. Только продолжили занятие, механически выполняя движения, делая вид, что между ними ничего не произошло. Хотя каждый взгляд, каждое движение, каждая пауза говорили об обратном.
Когда преподаватель наконец объявил конец занятия, Ана не стала задерживаться. Она почти сбежала, выбегая в прохладный коридор. Воздух казался холодным, но всё равно недостаточным, чтобы охладить жар, бушующий внутри.
***
В обед они с Леей договорились встретиться у столовой. Белка была немного задумчивой, но всё равно улыбнулась при встрече, будто хотела сохранить привычную близость между ними.
— Пошли, пока еда ещё тёплая, — сказала она и коснулась руки Аны.
По пути они столкнулись с Томасом. Он шёл, уткнувшись в экран планшета, но всё равно успел их заметить. И… проигнорировал. Он даже не замедлил шаг. Не поднял глаз. Не задержал дыхания.
Лея остановилась. В её глазах промелькнула боль. Беззвучная, сдержанная, как будто она ожидала этого, но всё равно надеялась на другое.
— Для него я по-прежнему белка, — прошептала она, глядя в пол. — Просто белка с меткой, которую он не выбирал.
Ана молча обняла её, прижав к себе. Они стояли в тени, вдали от чужих глаз, две омеги, которые пытались выжить в мире, где чувства не всегда совпадают с тем, что велит кровь.
***
Вечером, когда вечерние лучи растекались по дорожкам Академии длинными тенями, Ана и Лея возвращались из библиотеки. Белка что-то рассказывала про книгу, смеялась, но Ана слушала вполуха. Мысли всё ещё были там, в тренировочном зале. Она ловила себя на том, что не может отвлечься от ощущения чужих рук на своей коже.
Они уже почти дошли до своего корпуса, когда почувствовали, что что-то не так. Ветер принёс чужой запах. Опасный. А потом из-за поворота вышли шакалы.
Незнакомцы были высокими, жилистыми, в глазах играл недобрый блеск. Один ухмылялся, второй сразу оглядел девушек оценивающе, почти жадно.
— Поздно гуляете, девочки, — сказал один из них, хрипло усмехаясь.
— Это территория Академии. Уходите, — твёрдо сказала Ана, заслоняя собой Лею.
— Ой, как грозно, — ухмыльнулся второй. — А если мы не хотим уходить?
Шакалы засмеялись. Один потянулся вперёд, и Ана уже приготовилась драться. Однако прежде чем она успела рвануться вперёд, послышались быстрые шаги. Появились трое альф из старших курсов. Один из них, массивный, рыжеватый волк, встал рядом с Аной. Его лицо было спокойным, но в глазах полыхала угроза.
— Ещё шаг, — сказал он уверенно, — и я тебе ноги переломаю.
Шакалы замерли. Потом медленно отступили. Что-то пробормотали, вроде: «Мы не знали, что тут патруль». И исчезли.
Лея медленно выдохнула, опуская плечи. Её лицо было бледным.
— Всё хорошо? — спросила Ана, беря её за руку.
— Кажется, да… — прошептала та.
Когда они добрались до корпуса и вошли в свою комнату, Лея всё ещё дрожала.
— Всё хорошо. Мы в безопасности, — тихо сказала Ана, обнимая её.
В это время, в спортзале, где свет казался тусклее обычного, Таррен вновь стоял перед грушей. Он бил в неё, снова и снова. Ритмично, методично. Словно пытался выгнать из себя нечто невыносимое.
Кожа на кулаках уже саднила, но он не замечал боли. Он не чувствовал ни тела, ни времени. Только тупую злость. На себя — за слабость. На неё — за то, что не выходит из головы. На этот чертовски запутанный клубок, в котором она была центральной, мучительной нитью.
— Слышал? — донеслись от входа голоса студентов. Громкие, беззаботные. — Шакалы сегодня на территорию влезли. Совсем оборзели.
— Серьёзно? — отозвался второй, с оттенком любопытства. — Кого-то тронули?
— Да вроде нет. Напугали только. Белку и зайку, кажется…
Груша дёрнулась от последнего удара и осталась качаться. Таррен застыл. Его дыхание сбилось, как у зверя, почуявшего угрозу.
— Ана? — вырвалось почти беззвучно. Имя пронеслось внутри, болезненно узнаваемое, будто удар в грудь.
Он не должен был реагировать. Не должен был так чувствовать. Всё было под контролем. Или должно было быть.
Но стоило ему представить её, испуганную, одинокую, окружённую запахом чужой агрессии, — и в груди что-то сдвинулось. Заныло. Завязалось в тугой, отчаянный узел, который не распустить.
Сколько бы он ни отталкивал её, сколько бы ни убеждал себя, что между ними ничего нет и быть не может, она не отпускала. Жила где-то под кожей, на границе разума и инстинкта.
И он волновался. По-настоящему. Так, как не позволял себе волноваться ни за кого уже давно.
Хижина
Практика выносливости и ориентирования в лесу считалась самой ожидаемой частью осеннего блока. Для преподавателей — это был способ проверить, кто из студентов способен мыслить и действовать вне привычных стен Академии. Для студентов это была возможность вырваться на природу, сменить рутину, позлорадствовать над теми, кто забыл компас или провалился в овраг.
Студентов распределили парами. Дали им ориентиры и карту с контрольными точками. Задание — пройти маршрут, засечь время, не потеряться.