Через железную калитку мы вошли на окруженную забором территорию товарищества садоводов. Дыхание леса кончилось, моя голова стала работать чуть лучше, и я вспомнила недосмотренный сон.
Мне часто снились достаточно вещие сны, но этот… Этот был довольно необычным. Интересно, что он означал? Может быть, мне надо было сделать какой-то выбор? Принять решение? Но единственное за последнюю неделю решение за меня вчера приняла Вика.
В переполненной электричке нам так и не удалось как следует поговорить: на единственном доставшемся нам свободном месте мы сидели по очереди, причем я читала, а Вика вязала.
— В четверг к Зайцевым залезли, — услышала я голос Игоря. — И опять ничего не взяли. Они дома были, спали на втором этаже. Утром проснулись — внизу все перевернуто.
«Вот оно, кодовое слово: залезли, — отметила я где-то в глубине сознания. — Вот, значит, по какой причине я тут!»
— А раньше лазили лишь к тем, кого дома не было, — удивленно заметила Вика.
Она хотела еще что-то добавить, но из-за поворота навстречу нам выскочил лохматый пацан лет тринадцати-четырнадцати, бросился к Игорю, схватил его сумку и что-то тихо зашипел, кидая на Вику свирепые взгляды. Не сказав ни слова, Игорь быстро пошел вперед.
— Это его сын, — пояснила подруга, когда они скрылись за поворотом. — По-моему, он его ко мне ревнует.
— Заслуженно?
— Не знаю.
— А ты? Ты-то как?
— Еще не решила, — подчеркнуто беззаботно ответила она.
Я почувствовала в ее голосе некоторую неискренность, но решила не приставать.
Через несколько шагов моя подруга остановилась, поставив тяжелую сумку на траву.
— Отдохнем немного, — предложила она и задумчиво добавила: — Что-то меня моя Наташка не встречает?..
Достав из своей сумки свитер, я накинула его на плечи и огляделась. По обе стороны улицы, в окружении яблонь и грядок с овощами, стояли деревянные домики. Они находились так близко друг от друга, что невозможно было решить, где проходят границы участков. От улицы они отделялись забором из штакетника, а кое-где — сеткой.
Я обратила внимание на старенький домик по левую сторону улицы напротив того места, где мы стояли. Он был похож на бездомную, но еще не успевшую одичать собаку: зеленая краска с него уже облезала, когда-то белые оконные рамы слегка посерели. Дом все еще выглядел довольно аккуратно, только грядки начали зарастать сорняками.
— Не туда смотришь, — потянула меня за руку Вика. Я обернулась.
Напротив зеленого дома, с другой стороны улицы, расположился интересный экспонат темно-коричневого цвета с открытой верандой, эффектными навесами и необычными окнами. Ровные газоны, подстриженные кустики, альпийские горки… Красота! Непонятно только, где у них овощи растут.
— Ну как?
— Прелесть, — ответила я. — Почти Европа.
— Ну, не Европа… но уже глубокая Прибалтика. У меня такого никогда не будет, — вздохнула Вика.
Я начала надевать свитер, стараясь делать это как можно медленнее, чтобы оправдать наше долгое стояние напротив коричневого дома. Наконец мы взяли сумки и пошли дальше.
— Там недавно хозяин умер? — кивнула я через плечо в сторону полузаброшенного зеленого домика. — И дети редко приезжают, так?
— Откуда ты знаешь? Он действительно умер. От инфаркта.
— Это сюда залезли?
— Нет, что ты. Пойдем. Потом покажу.
Повернув налево, мы прошли немного по улице и вошли в голубую калитку, пригнувшись под кустом черноплодной рябины.
Я уже бывала на даче у Вики и помнила: крыльцо располагалось с другой стороны. Для того чтобы подойти к нему, нужно было обойти дом; туда вела дорожка, огибающая кусты жасмина, однако с тех пор кое-что изменилось: исчезли кусты, да и дом стал как будто ближе к дорожке.
Обогнув дом, мы увидели Викину дочь Наталью — длинноногую девицу в шортах и майке, с пушистой косой. Она прыгала вокруг яблони с длинной палкой в руках, размахивала ею и кричала:
— Ванда, слезай оттуда немедленно! Слезай, они тебя боятся!
Мы подошли ближе.
— Сними ее, мам, она всех птенцов съест, — повернувшись в нашу сторону, обратилась к Вике ее дочь. Затем она оперлась на палку и замерла в ожидании. Должно быть, в ожидании Викиных действий.
Среди веток яблони я разглядела скворечник на длинном шесте. На его крыше, свернувшись клубком, лежала белая пушистая кошка.
— Ванда, иди сюда, — позвала Вика.
Кошка задумчиво посмотрела на нас, свесив хвост к летку скворечника. Слезать она, определенно, не собиралась.
— Я бы, на месте птицы, ее за хвост клюнула, — выразительно произнесла моя подруга.
— Мам, птицы спят уже.
— Ну так оставь кошку в покое, она потом сама слезет. Бери сумку, пойдем в дом.
Вход в дом выглядел несколько непривычно: перила исчезли, вместо ступенек торчали кирпичи, а от них к входной двери можно было пройти по хлипким дощечкам, державшимся на толстых шпалах.
— Осторожней, папа дом перестраивает, — предупредила меня Вика. — Как всегда, — своими силами. Папа, мы приехали!
Из-под дома вынырнул Владимир Яковлевич в старых, заляпанных краской брюках и пыльной рубашке.
— Очень хорошо, привет! Мне помощь понадобится, — сказал он, стряхнув с густой шевелюры какие-то щепки, и нырнул обратно.
Вика поднялась на крыльцо и обернулась ко мне.
— Иди за мной, — велела она. — По кирпичам — слева, а по доскам — в центре. Вот эта доска качается, будь внимательна, а то она размахнется и может так наподдать!
Без осложнений преодолев импровизированное крыльцо, я вошла на веранду и осмотрелась.
Узкая когда-то верандочка превратилась в огромную комнату. У одной стены стоял слегка разломанный диван, у другой — соседней — резной старинный буфет с фигурными стеклами в дверцах, потемневшим зеркалом и заржавевшими железными ручками.
Около входной двери гудел холодильник, рядом с ним притулилась газовая плита. Напротив дивана на табуретке покачивался старенький черно-белый телевизор.
Единственным неудобством было вертикальное бревно посреди веранды, которое уходило в потолок. Вплотную к нему стоял обеденный стол со стульями, а на самом бревне на гвоздиках висели полотенца.
Убрав в холодильник привезенные из Москвы продукты, мы приступили к приготовлению ужина: засыпали в закипевшую воду макароны, натерли сыр и сорвали с грядки пучок зеленого лука размером с петушиный хвост.
Наталья крутилась рядом, сообщая дачные новости: на колодце починили насос; поспела первая клубника; к Ванде приходил новый кот, он в нее влюблен, но ей не нравится; Ванда поймала двух мышей и съела.
— Ужин готов, — наконец объявила Вика. — Зови дедушку и ставь тарелки. Юль, пойдем со мной макароны сливать.
— Дед, пора ужинать, — крикнула Наталья в небольшую дыру в полу. — Скоро зять придет!
— Какой зять? — удивилась я.
— Молодой, — не очень понятно пояснила Наталья. — Он к нам по вечерам иногда приходит.
— Не к нам, а к дедушке, — возразила Вика. — Футбол смотреть. Сейчас чемпионат мира показывают.
Наталья насмешливо посмотрела на мать, но ничего не сказала.
Вика выдала мне дуршлаг, потом с помощью полотенца подхватила кастрюлю и, толкнув ногой входную дверь, ловко сбежала с крыльца.
— Иди быстрее, кастрюля горячая, — крикнула она, глядя, как неуверенно я наступаю на дощечки.
Спрыгнув с последнего кирпича, я вслед за Викой подошла к облезлой чугунной раковине, над которой склонился кран водопровода местного значения. Из раковины вода стекала прямо в канаву. За этой канавой был уже другой участок.
— Держи крепче, — сказала мне Вика, наклоняя кастрюлю над дуршлагом. — Кран не открывай. Ты еще не забыла, что водопроводной водой только посуду моем и грядки поливаем? Да? А за питьевой ходим на колодец на третьей улице.
Когда мы вернулись в дом, Наталья, не слишком торопясь, расставляла на столе тарелки.
— Зять еще не пришел, — ехидно сообщила она.
— Чей он все-таки зять? — полюбопытствовала я, когда Вика разложила по тарелкам макароны. Я знала, что близких родственников, кроме родителей и дочери, у моей подруга не было. Да и в дальних ее родственниках я немного разбиралась.
— Он зять старого зятя, — ответила Вика, убирая со стола грязную терку. — Он на его дочери женат.
— А старый зять чей зять?
— Старый ничей. Старый сам себе зять. Там два зятя живут. И сын с ними.
— Сын? — удивленно спросила я. — Чей сын?
— Молодого зятя.
— А мать у него есть?
— А как же. Она дочь старого зятя, он с ней разводится. Вилки раскладывай.
— Подожди, кто с кем разводится?
— Молодой зять разводится, — влезла Наталья. — Он не любит ее, он мою маму любит. Он музыкант, он для нее на флейте играет, вы скоро услышите.
Хмыкнув, она скорчила недовольную рожу и показала язык буфету.
— Наташа! — грозно произнесла Вика.
— Да ладно, мам, мне десять лет, я уже большая. Я видела, как вы с ним под забором целовались.
— Что ты мелешь?! Под каким забором?! — взорвалась моя подруга.
— Под каким это забором? — вежливо поинтересовался Викин папа, заходя в дом. Он подошел к бревну с полотенцами, вытер мокрые руки и сел за стол.
— Не под забором вовсе, а у забора, — пробормотала Вика. — Под березой. Папа, ешь сыр и макароны. Так вот, у молодого зятя есть сын. Ты их уже видела — и зятя, и сына. Молодого зятя зовут Игорь. А его сына — Антон.
— А старого?
— Просто зять. Его, конечно, как-то зовут, но я не знаю. Лук берите.
Я сосредоточенно жевала, пытаясь понять, откуда взялись зятья, но ситуация не прояснялась. Видимо, недоумение так сильно отразилось на моем лице, что Владимир Яковлевич не выдержал.
— Сейчас объясню, — сказал он, снисходительно усмехнувшись. — На соседнем с зятьями участке жил человек по фамилии Загорский. У него была дочь. Вика, где соль?
— Соль вот здесь, за тарелкой.
— Ага, вижу. И на дочери Загорского женился зять.
— Чей зять? — опять спросила я. Автоматически спросила, как попугай, поскольку совершенно ничего не понимала.