Мы шли не спеша, я успевала рассматривать участки по обе стороны улицы, да и сама улица мне нравилась: много зелени, трава под ногами, шиповник, сирень и жасмин вдоль канавы. Сирень уже отцвела, а изысканный аромат жасмина будоражил кровь и волновал душу.
— Теперь вон тот участок, — сообщила Вика, махнув рукой. — Дом в глубине, за деревьями, отсюда видно плохо. Здесь он тоже стекло выставил, причем окошко совсем маленьким было. Наверное, просунув в него руку, открыл шпингалет.
Я обратила внимание на хитрый запор на калитке и показала его подруге.
— Да, с замками у них все в порядке, — согласилась она. — Теперь идем обратно, следующий дом недалеко от «Прибалтики».
Остановившись перед ярко-желтым домом, Вика закричала:
— Алла Павловна! Добрый день! Как у вас дела? Как Марина?
У забора появилась пожилая женщина; я не видела, откуда она подошла, так как наблюдала за мальчиком младшего школьного возраста, катившим по дорожке огромный, взрослый велосипед. Он вывел велосипед из калитки, взгромоздился на него, держась за растущее у забора дерево, и помчался по улице.
Он ехал стоя, поскольку до седла не доставал, и велосипед под ним болтался из стороны в сторону: мальчик наклонялся вправо — велосипед влево, мальчик влево — велосипед вправо.
Женщина, бабушка этого мальчика, приветливо улыбнулась Вике:
— Добрый день. А Марина отдыхать уехала, я одна здесь с внуком сижу. Сама-то я весной на пенсию вышла, а муж еще работает. Ну да ничего, я справляюсь. Только вот от мотоциклистов житья не стало, страшно внука с велосипедом отпускать. Я им даже замечание сделала!
— Алла Павловна, у вас ведь дом был зеленого цвета, верно?
— Ну да, был, мы его недавно перекрасили. И забор новый поставили. Ты, наверное, про воров узнать хочешь? Мы с внуком на втором этаже ночевали, ничего не слышали. Спускаюсь утром — беспорядок кругом и входная дверь открыта. А ведь я дверь запираю и замок на калитку на ночь вешаю — одним страшно ночевать.
Мы с Викой переглянулись.
— И ничего не взяли?
— Как будто ничего. И продукты на столе были: сгущенка, конфеты. Даже водку не взяли.
Попрощавшись, мы повернули обратно — последний участок находился на Викиной улице.
— Мы с ее дочерью в детстве дружили, да и теперь иногда общаемся. Они люди не особенно богатые, чего к ним залезать?.. — рассуждала Вика. — И все-таки странно, что водку не взяли… Теперь так: когда будем проходить мимо нашего участка, посмотри налево, туда, где живут зятья. А дальше, через участок от них, четвертый ограбленный дом, к нему тоже подойдем. Там живут пенсионеры, их дети сейчас работают за границей, изредка приезжают — в отпуск. Ну, смотри налево!
Я бросила взгляд на указанный участок. Цветы вдоль дорожки. Кусты смородины. Картошка. Елки у калитки. Ничего особенного.
— Перед домом никого нет, — сообщила я. — За домом — не вижу. А кто нам нужен?
— Сейчас никто. Я просто хотела, чтобы ты туда посмотрела. И все.
Вика вдруг стала задумчивой и замедлила шаг.
— А на следующем участке что? — поинтересовалась я, переведя взгляд дальше. Мне казалось неприличным так откровенно пялиться на жилище зятьев — вдруг появится кто-нибудь из них?..
— На соседнем? — переспросила Вика. — Гора.
Я удивленно воззрилась на непроходимые заросли, но не обнаружила там даже небольшой возвышенности, не говоря уже о горе.
— Вик, откуда там гора? Ты ничего не перепутала?
— А? Что? Да нет, — ухмыльнулась Вика, — это его фамилия. Раньше этим участком владел Загорский. Лет пятнадцать назад он продал его Горе. Гор двое: отец и сын. Отцу девяносто, сыну шестьдесят, оба одинокие. Пьют. Жена старого Горы умерла, а про женщин молодого я ничего не знаю. Приезжают Горы примерно раз в месяц, за участком не ухаживают. Забор совсем развалился. И дети к ним залезают, играют там. Наши дети, с участков.
— Во что играют? В воров?
— Нет, в Кентервильское привидение. Или в Призрак Замка Моррисвиль, не знаю точно. А за кустами кусочек дома виден. Дом каменный, оштукатуренный снаружи, и решетка в окне — прямо замок. Это все от Загорского осталось. Ну, хватит его разглядывать, иди на следующий дом взгляни.
Соседний дом был голубого цвета, с виду обыкновенный; участок ухожен, цветы, грядки — все как положено. Даже лучше, чем положено: совсем без сорняков.
— Ну что, дом обычный, — пожала плечами я, обернувшись к Вике.
— Да, — кивнула она. — Только рамы двойные, а в остальном дом как дом. Зато внутри, говорят, красиво. Стены лаком покрыты, водопровод в доме, паровое отопление… И на занавески обрати внимание: тюль! Оборочки, бантики, и это все на даче!
— И тоже ничего не взяли?
— Нет.
— Кофе? Чай? Компот? Кому что? — спросила нас Вика.
— Компот. А дедушке чай, как всегда, — напомнила Наталья. — А вам, тетя Юля?
— Кофе.
— Ладно, нам с тобой кофе, — согласилась Вика. — Наташа, достань банку из буфета.
Наталья взлетела со стула и вихрем промчалась по веранде. Скрипнула буфетная дверца, затем на столе появилась банка растворимого кофе, сахар и мармелад. Через мгновение Наталья снова сидела за столом, навострив уши.
За обедом мы пытались понять, как вор выбирал определенные участки; то, что вор был одним и тем же, мы решили единогласно. Но обед подходил к концу, а к определенным выводам мы так и не пришли.
— Должна же быть какая-то закономерность! — утверждала Вика. — И мы должны ее вычислить!
Единственная версия была весьма очевидной, но очень поверхностной. Строилась она на номерах обворованных участков.
— Восемьдесят два — это двадцать восемь наоборот, — заявила Наталья.
— Но сто двадцать восемь — это не двадцать один наоборот! — возразила Вика.
— Ну и что! Первые две цифры у сто двадцать восемь — один и два, это двадцать один. А двадцать восемь входит в сто двадцать восемь.
— Если следовать этой гипотезе, теперь он залезет на участок номер восемьсот двадцать один, — предположила я.
— Нет, у нас всего триста пятьдесят участков.
— Тогда на двести восемьдесят первый.
— Что ж, логично, — отметила Вика. — Пап, а может быть, это числовой ряд? Какая-нибудь арифметическая или геометрическая прогрессия?
— Не думаю. Скорее, нашему вору нравятся определенные цифры, особенно один, два и восемь, — включился в обсуждение Викин отец. — В номере нашего участка, к счастью, этих цифр нет. Я полагаю, что нужно искать общее в чем-то другом. Убери-ка лучше огурец со стола, с него Ванда глаз не сводит.
Перед обедом Наталья сорвала в парнике три первых в этом сезоне огурца. Два из них мы съели за обедом, один оставили на ужин. К нему-то и подбиралась Ванда, любившая свежие огурцы, по утверждению Вики, даже больше рыбы.
— Сейчас в буфет уберу, давай его сюда. Юль, мы ведь на эти дома смотрели, у них должно быть что-то общее.
— На трех участках никого не было и висели большие замки — или на доме, или на калитке. Сразу видно, что там никого нет. На четвертом были Алла Павловна с внуком. Они и во время ограбления были, но мы выяснили, что на ночь они дверь запирают и на калитку вешают замок. Вора это могло обмануть — например, он решил, что они уехали, и лез как бы в пустой дом.
Я посмотрела на Вику, она кивнула, и я продолжала:
— Других закономерностей, пожалуй, нет. Цвет домов различный, участки обработаны по-разному. Кто-то богатый, а кто-то — не очень… А вот заборы у всех хорошие были, правда?
— Да, верно, — подтвердила Вика. — Однако к тем пенсионерам, у которых дети за границей, легко залезть с участка Горы — можно считать, что у Гор вообще никакого забора нет. К тому же, если кто решил залезть — забор ему не помеха. И раньше на участки лазили. Даже к нам однажды залезали.
— К вам? — удивилась я. — Ты никогда об этом не рассказывала.
— Несколько лет назад один тип забрался на девять участков подряд. Но на последнем, девятом, он нашел бутылку водки, напился и заснул. А тут хозяева приехали! Ну и «взяли» его.
— Да, мам, я тоже помню, — подтвердила Наталья. — Он у нас тогда приемник транзисторный «свистнул».
— Вот, вот! А еще солдаты голодные лазили зимой. За продуктами. Ой, а где же огурец?
Огурец исчез, зато из-под стола доносился хруст и чавканье. Заглянув туда, мы обнаружили сосредоточенно жующую Ванду.
— Ах ты, бессовестная! Тебе травы мало?! — закричала Вика, замахнувшись на кошку. В ответ послышалось угрожающее урчание. Через несколько секунд последний кусочек огурца исчез в кошачьей пасти.
— Оставь ее, Вика, — миролюбиво сказал Владимир Яковлевич, поднимаясь из-за стола. — Сама виновата: надо было сразу его убрать.
После обеда мы с Викой мыли посуду. Я передавала ей тарелки по одной, чтобы не ставить одну в другую и не мыть потом с нижней стороны. Вымыв под водопроводным краном, она отдавала их мне обратно, а я ставила на низкий столик рядом с раковиной. Непонятные ограбления не шли у меня из головы, и с последней грязной тарелкой в ней (в голове) появилась, как мне показалось, вполне приличная идея.
— Послушай, — сказала я подруге, подав ей сковородку, — этот человек хорошо знал, куда залезал. Везде было что брать.
— Но ведь он не взял! — возразила Вика.
— Подожди, не перебивай. Сейчас мы обсуждаем внешние закономерности, а не внутренние. Смотри, или владельцы участка дом только что построили — а сейчас строят лишь достаточно богатые люди; или поставили новый забор, а дом покрасили. В общем, видно, что хозяева обеспеченные. Отсюда следует, что прежде чем залезть, этот вор ходил по улицам и рассматривал участки. Выбирал.
— Похоже на то, — согласилась Вика. — А если учесть расположение калитки, то… то удобнее всего это сделать тому, кто близко живет — в поселке или на ближайших дачах. Причем до ближайших дач еще идти надо, а колхозный поселок вообще на границе наших участков начинается.
Мы унесли чистую посуду в дом, тарелки с чашками поставили в буфет, кастрюли и сковородки — на полку рядом с газовой плитой. Потом Вика взяла белое эмалированное ведро, выдала мне алюминиевое, поменьше, и мы отправились за водой на колодец, продолжив обсуждение по дороге.