— Эту бутылку Пашка принес, — заметив это, тихо сказала Люся. — Я думаю, купил в ближайшей палатке.
Позвонили в дверь, и Люся, сидевшая с краю, пошла открывать.
— Привет, Алина, — весело поздоровалась она. — А это кто?
— Мой друг Сергей, из института, — кокетливо призналась Алина, потом достала из картонной коробки и протянула Люсе причудливой формы вазу из зеленого стекла с золотистой окантовкой и такими же разводами в середине. — Это наш подарок моей дорогой сестре!
То, что явилась родственница, было видно сразу: то же очаровательное, чуть вытянутое лицо с чуть-чуть курносым носом, такие же выразительные глаза, да и ресниц в три раза больше, чем у нормального человека. Все, как у Милки, только черные, блестящие, словно полированные волосы были собраны в прическу «конский хвост», а у Милки — в пучок на затылке, чтобы поместились под фатой.
Пока ваза в поисках новой хозяйки путешествовала вокруг стола, я издали пыталась разглядеть золотистый узор на ее стенках.
— По-моему, похоже на оленя с большими рогами, — поделилась я своими наблюдениями с Викой.
— Очень символично, — заметила она.
Ваза попала к тетке Тамаре, она рассмотрела ее с разных сторон и манерно заохала:
— Ох, какая ва-аза! Ах, какая зеле-оная! — и вдруг вместе с вазой резко наклонилась вбок, словно уронила ее и около пола поймала.
— Поставь вазу, не твоя! — вздрогнув, угрожающе произнесла Евгения. — Кому сказала, поставь!
— Да ла-адно!.. — презрительно протянула Тамара. — Не нужна она мне!
Она передала вазу Милке, а Милка, не глядя, поставила ее в угол рядом с отопительной батареей и, обиженно выпятив нижнюю губу, посмотрела на бабушку. Та со значением нахмурила брови.
Поев, мы с подругой решили потихоньку «испариться»: эти активные, шумные люди были крайне утомительными. Схватив сумки и верхнюю одежду, мы выпорхнули из квартиры, оделись на лестнице, а спастись от гремучей музыки удалось лишь на улице.
Солнышко еще светило, но подул холодный ветер, и Вика сунула руку в карман.
— Где мои перчатки, ты не помнишь? — с легким удивлением произнесла она. — В кармане их нет, наверное — в сумке… А это что?
Достав из кармана исписанную, мятую бумажку, она, не глядя, разорвала ее на четыре части и выбросила в подвернувшуюся урну.
Внезапный порыв ветра не позволил обрывкам долететь до дна урны, подхватил их и понес на шоссе, где они, один за другим, постепенно погибали под колесами автомобилей.
Один бумажный кусочек зацепился за ручку моей сумки и повис на ней.
— Что я там выбросила? — запоздало поинтересовалась Вика. — Надеюсь, что не чек на пальто?..
Я отцепила от сумки кусочек разорванного листка и протянула подруге.
— Записка какая-то, — сказала она и скороговоркой прочитала: — Изменишь, я тебя убью!
И меланхолично пожала плечами.
— Что?! — удивленно воскликнула я. — Что ты сказала? Убью?
— Ну да, убью, — повторила она, — …изменишь, я тебя убью! Это окончание записки, а где начало?
Она оглянулась и безнадежно махнула рукой. Спасти начало записки было уже невозможно.
— Давно тебе любовники не угрожали, — с интересом заметила я. — А кто убьет? Кому ты хочешь изменить?
— Не знаю… — растерялась Вика. — Записка без подписи. Буквы крупные, почти печатные, почерк незнакомый. Да я и не собиралась никому изменять!..
— Теперь тебе придется с ним расстаться, — хмыкнула я. — Безопасности ради.
Дальше мы пошли молча.
Я подумала, что случившееся было для Вики нехарактерно: обычно она не связывалась с теми, кто через фразу угрожал убить. Наоборот, при случае могла пообещать убить именно она, но не за измену, а за ложь или за какую-нибудь подлость.
Мы проходили мимо длинного многоэтажного дома, и Вика, повернув в его сторону голову, задумчиво рассматривала подъезды. Увидев около последнего подъезда деревянную скамейку, она направилась к ней. Я последовала за подругой.
Скамейка оказалась такой пыльной, что Вика разложила сверху свой старый плащ и села на него, оберегая от грязи только что купленное пальто. Я, в далеко не новой куртке, села рядом, прижав коленом пакет из-под плаща — чтобы он ненароком не улетел.
Покопавшись в кожаной сумочке, Вика достала сигарету и зажигалку.
— Понимаешь, — закурив, задумчиво произнесла она, — я ему, своему нынешнему, сказала, что на работе задержусь, а сама… Ну, короче, я к своему бывшенькому отправилась. Не стоило, конечно, этого делать, но он так вокруг меня порхал, цветы дарил, обещал, что изменился, что теперь все будет по-другому…
— И?..
— Что и?… — возмущенно фыркнула Вика. — Как будто не понимаешь?! Он решил, что я вернулась, и все пошло по-старому.
— И ты снова от него ушла?
— Ну да! Но об этом же никто не знал — о том, что я у него была. Неужели он за мной проследил?!
— Кто? Твой нынешний?
— Ну да! Вообще-то он парень неплохой, но вот это он сделал напрасно! Это ему с рук не сойдет!
— Расстанешься? — удивилась я. Про его зеленый джип подруга рассказывала мне целую неделю.
— Ну разумеется! Мне безнаказанно угрожать нельзя! Пусть катится на своем джипе!
— Вик, перестань ты им изменять, — произнесла я авторитетным тоном профессионального борца за нравственность, которого никто не слушает. — Жить надо честно.
— Ну да, — уныло кивнула подруга, вроде бы соглашаясь со мной. — Вот я и говорю: пусть катятся оба! Ладно, пойдем к метро.
Мы снова пошли молча. Метров через сорок Вика резко остановилась и выпалила:
— Послушай, мы ведь только что пальто купили! Утром! В магазине записки еще не было, а раздевались мы только у Милки. Значит, ее мне в карман положили на свадьбе!
— Но ты там никого не знаешь?!
— Нет. — Она покачала головой. — Знаю только Милкиных родственниц и Люську, однако женщина мне это написать не может.
Вход в метро был уже совсем близко — в каких-нибудь десяти метрах, но Вика вдруг замедлила шаг. На всякий случай я ухватила ее под руку: до метро я подругу дотащу, если больше ничего не случится, конечно. Впрочем, она выглядела равнодушной, а вот я на ее месте уже начала бы волноваться.
— Надо проверить второй карман, — пробормотала она. — Кошелек… Подожди-ка, это не мой кошелек! — Она задумалась и вдруг изрекла: — И пальто тоже не мое! Оно мне велико! Может, это Милкино? Она как раз на размер толще меня. Или кого-то из гостей?.. А мое, новое, на вешалке висит. Ну надо же, беда какая! Придется возвращаться!
Теперь и я оглядела Вику внимательнее. Действительно, пальто сидело на ней немного мешком: роста такого же, но большего размера. Только цвет совпадал.
Мы развернулись и побрели обратно. Идти назад не хотелось, по крайней мере — мне: я не любила ни большие компании, ни шумные развлечения, а уж все вместе — и говорить нечего. Но чего не сделаешь ради подруги…
— Как же я сразу не заметила?.. — полувопросительно вздохнула она. — Схватила с вешалки первое попавшееся… Тьфу! У них всегда так — голову заморочат, потом не помнишь, что делала, и не знаешь зачем!
— Чье пальто-то? — задумчиво спросила я. Меня интересовало лишь одно: как быстро мы сможем его обменять. — Может, не придется в квартиру подниматься? Подойдем к подъезду, а там кто-нибудь в твоем пальто стоит…
— Оптимистка, — безнадежно произнесла моя лучшая подруга.
Мы завернули в арку. У подъезда курила Люська. Одна, и без верхней одежды.
— Люсь, я пальто перепутала, — устало сказала ей Вика. — Чужое надела. Ты не знаешь, это чье?
— Милкино, — уверенно ответила она. — Мы с ней вместе выбирали, а что, и у тебя такое же?
Вика кивнула и прошла в подъезд. Я старалась не отставать.
Одна ступенька, другая… На девятой наши силы закончились. Вика молча привалилась к перилам, я — к стене.
— Ты когда последний раз спортом занималась? — поинтересовалась подруга примерно через полминуты.
— Не помню.
— Вот и я тогда же, — вздохнула она.
Еще пять ступенек. Опять перерыв. Сесть на лестницу для отдыха нельзя — пальто чужое. Как же быть? Чем поднять боевой дух? Как чем — разговорами, конечно!
— Об угрозе Милке сообщим? — бодрым тоном поинтересовалась я.
— Надо бы, — кивнула подруга. — Жаль только, что не вся записка сохранилась. Мы с тобой, не заметив, уничтожили чужое имущество.
— Или улику, — предположила я.
— Да шутка это, шутка. Забудь! — сказала Вика, внимательно, но не слишком серьезно посмотрев на меня. — Любишь ты необычные приключения, а зря.
Обвинение показалось мне напрасным.
— Это они меня любят, — возразила я и добавила: — Ну и шутки у них на свадьбе: чуть что — убью!
До конца лестницы осталось совсем немного, и тут нам в уши опять ударила музыка, а у двери возникла невеста.
— Ты вернулась! — обрадованно подпрыгнула она, обращаясь к Вике. — Не уходи больше, оставайся до вечера!
— Да я… — пробормотала Вика, — да вот пальто… Я твое пальто надела вместо своего. По ошибке.
— Проходи, раздевайся, — улыбаясь, продолжала Милка. — Будет очень весело!
Викиных слов она как будто не слышала. А может, и слышала, но намеренно говорила свое.
Моя подруга в раздумье взялась за ручку двери, покрутила ее, не открывая, затем повернулась к невесте и твердо сказала:
— Людмила! Я в твоем кармане нашла записку. Тебя там обещают убить, если ты кому-то изменишь! Там еще что-то было, только я прочитать не успела. Вот то, что от нее осталось.
Она протянула кусок записки и продолжала говорить:
— Понимаешь, я думала, что это мое пальто, и разорвала… Я не хотела… — глядя на невесту, Вика сбилась и растерянно замолчала.
Увидев записку, Милка дернулась, протянула к ней руку, но неожиданно ее рука замерла на полпути, то есть зависла в воздухе. Рот продолжал улыбаться, а глаза превратились в угольки, и что-то промелькнуло в них такое… напряженное.
С заметным усилием она опустила руку и снова улыбнулась, на этот раз верхней половиной лица. Нижняя половина казалась каменной — то ли зубы заболели, то ли язык свело.