— Его, — подтвердила Люська. — Им здесь огромную квартиру дали, четыре комнаты в генеральском доме. Отсюда кто-то выехал, а дед по хозяйственной части работал, всем был нужен, вот ее и получил… После этого он быстро умер, а перед смертью еще дачку успел построить недалеко от Москвы.
Она свернула в аллею налево, мы — за ней.
— Не заблудимся? — поинтересовалась Вика.
Люська отрицательно помотала головой.
— Я это кладбище хорошо знаю, мы с Милкой здесь часто гуляли. Ты из нашего двора уехала, и всё, а мы с Милкой дружили, в гости друг к другу ездили… Бабушка ее никогда не работала, но очень любила людьми руководить. Жизнь всем портила капитально. С удовольствием стравливала дочек, они ругались, а она радовалась: они же к ней за помощью бежали, каждая со своими доводами, на свою сторону ее перетягивали…
— Может, она одиночества боится? — предположила я. — А так она всем нужна.
— Кто ее знает? — пожала плечами Люська. — Она до сих пор любит обидеть, а потом показать, что обидевшийся сам виноват: мол, она ничего такого вовсе не думала, это он сам настолько испорченный! И вообще, ей нравится свою власть показать.
— А Тамара с Евгенией, они какие?
— Женька, она старшая, учитель математики в физ.-мат. школе, Милка ее тоже закончила, они от нас как раз после ее восьмого класса переехали. Сейчас она там завуч — Женька, не Милка — одинокая несчастная училка с авторитарными манерами. «Достала» там всех, наверное… Со вторым мужем она давно развелась, не больше года с ним прожила. Он ей совсем не подходил, но бабка ее терзала, что просто так встречаться неприлично, женщина должна быть замужем, а то перед соседями неудобно… Зато Тамарка всю жизнь замужем, да что-то не особенно счастлива. Учительница русского и литературы, она много лет проработала в нашей школе. Помнишь? — повернулась Люська к Вике.
— А как же, — кивнула Вика. — Правда, у меня в классе она уроков не вела. Но о ней рассказывали, что она за сочинения никогда пятерки не ставила, а еще заставляла девочек под краном с холодной водой тушь с ресниц смывать и локоны размачивать.
— Вот-вот! — подтвердила Люська. — Ресницы у меня свои черные, и волосы вьются, так она, стервозина, все равно требовала, чтобы я при ней умылась! И в восьмом классе на экзамене трояк влепила! Ну, да это дело прошлое. А последние лет десять она работает в редакции какого-то неизвестного журнала. Кто вас еще интересует?
— Лёня, — подсказала я.
Мы дошли почти до края кладбища, вдоль ограды тянулись неухоженные могилы, засыпанные отходами природопроизводства: серо-сизой пылью, гниющими листьями, поломанными сухими ветками.
— Ну что Лёня? — словно к самой себе обратилась Люська. — Лёня живет как умеет. Изменяет жене направо и налево, причем на женщин бросается, не слишком задумываясь — была бы юбка и помада. А так он врач-окулист, по отзывам — хороший. Давно работает в какой-то хозрасчетной поликлинике; всегда был весьма обеспеченным: ездил на машине, отдыхал на хороших курортах, одевался, как эстрадный певец.
Мы повернули направо, протиснулись по узкой тропке между оградами могил и снова выбрались на асфальт. Теперь по обе стороны аллеи могилы были старыми, еще довоенными, а кое-где — начала века, с крестами на полированных обелисках, с плачущими позолоченными ангелами и длинными надписями дореволюционным шрифтом — с твердыми знаками и буквой ять.
Как они жили, о чем тогда думали? Уж не о том ли, о чем и мы?
— А Милка? — полюбопытствовала я. — Чем она занимается? И Паша?
— Милка в свое время закончила МВТУ, с Пашей училась на разных курсах, но на одном факультете, там они и познакомились, он и тогда был женат. Лет шесть они уже встречаются. По специальности не работают, у Паши своя торговая фирма, он в ней генеральный директор, а также бухгалтер, а Милка менеджер и, по совместительству, продавец. Продают серебро, самозатачивающиеся ножи, фены, шерстяные платки и еще много всего. Снимают угол в магазине. Юрка, свидетель, у них охранником работает, а Сенька водителем. Его Юрка где-то нашел. Ну, он Милку как увидел — рот открыл, так с тех пор хвостом за ней и ходит. Юрка тоже глаз с нее не сводит, но у него девушка есть, вы ее вчера видели. Она с ним в одной школе училась.
— Как же Милка за Сеню-то вышла, если в Пашу влюблена? Ведь влюблена, это же ясно!
— Понимаешь, Паша на ней не женится. А Сеня откуда-то с Украины, ему прописка и жилплощадь в Москве нужны. К тому же она ему очень нравится! Вот он и рад на ней жениться! — Люська безнадежно махнула рукой. — Годы идут… Милка забеспокоилась, захотела замуж. А Пашу и так всё устраивает: у него двое детей, и он не собирается разводиться. Жена у него маленькая, тихонькая блондинка, ходит — словно спит на ходу, я ее как-то видела, она за феном приезжала, они тогда какие-то цепочки покупателям в подарок от фирмы выдавали.
— А откуда ты все это знаешь? — удивилась Вика осведомленности бывшей подруги.
— Я иногда у них подрабатываю приходящей секретаршей, когда им нужно.
— А так в своем институте сидишь?
— Ну да, — вздохнула Люська. — Да я свою работу люблю, только не платят за нее ничего. И на исследования денег нет.
Еще несколько метров мы прошли молча: я и Вика переваривали услышанное, рассеянно глядя на окружавшие аллею могилы, а Люська погрузилась в свои мысли и практически не смотрела по сторонам.
— Глянь-ка, — ткнула меня в бок Вика. — Что бы это значило?
Бронзовый самолет с крылом в виде скрипки на гранитной подставке… Летчик-испытатель, виртуоз своего дела? Или юное дарование, погибшее в авиакатастрофе?
Мы медленно прошли мимо. В этой части кладбища оригинальных памятников было много.
— Ой, что это? В смысле, кто это? — удивилась Люська, налетев на свежепоставленную ограду. — Почти на метр на дорогу вылезает! Кем надо быть при жизни, чтобы иметь ограду таких размеров?!
— Народный артист? — предположила Вика. Из-за мамы-актрисы к артистам она испытывала известную слабость. Но не в личной жизни, конечно. В личной жизни — совсем наоборот. — И бюст красивый, позолоченный. Лицо выразительное, а какие глаза!
— Да мафиози это, — возразила я. — Вы что, не видите? Ему едва за сорок было, для артиста маловато, а для преступного «авторитета» в самый раз. И на бюст его посмотрите внимательно: стрижка короткая, лицо суровое, волевое, совсем не романтическое, и взгляд тяжелый.
— Да-да, похоже, — согласилась со мной Люська. — А уж количество черного гранита с золотом… Такую стоимость нормальному человеку не осилить, на это, скорее всего, «воровской общак» пошел. Раньше мы об этом в книгах читали, а сейчас есть на что в действительности посмотреть!
Вика немного поупорствовала в своем мнении, но все же согласилась:
— Возможно, вы и правы. Здесь такие апартаменты!.. Среди других домов — ну просто особняк!
— Домов кого? Покойников? — усмехнулась я. Усмехнулась и отвернулась, почувствовав затылком чей-то взгляд.
— Ну да, они же там живут, — кивнула Вика и повернулась следом за мной.
Шагах в двадцати от нас стоял мрачный тип, похожий на позолоченный бюст, как на родного брата.
— По-моему, он покойника охраняет, — поежившись, шепнула Вика.
— А может, бюст? — ехидно прошептала я в ответ. — Вдруг он не позолоченный, а золотой?
— Что за манера — острить в момент опасности?! — испуганно дернулась Люська. — Пойдем скорей отсюда! Тут убьют — никто не заметит!
Лицо охранника перекосила зверская гримаса, и мы поспешили уйти.
— Надо искать автора записки, — твердо заявила Вика в ответ на мой вопрос о наших планах. — Найдем по почерку! За мной!
Люська быстро растворилась среди слоняющихся по квартире гостей, а мы с Викой, придя с кладбища, предприняли последнюю попытку что-либо выяснить. Последнюю, потому что скоро начнет темнеть и пора будет расходиться по домам.
— Прикрой меня! — велела Вика. Она уселась рядом с тумбочкой у телефона и держала в руках толстую записную книжку большого формата.
Я наклонилась к трубке и сделала вид, что задумалась. Вика неторопливо переворачивала страницы.
— Всё не то, — наконец произнесла она. — Почерки разные, но ни один не похож. Милка, Женька и бабушка исключаются. Помнишь, где сумка воблы сушеной? У нее и ее дочери была одна сумка на двоих.
— Лежит на кухне на подоконнике.
— Вперед!
На кухне никого не было. Вика рванулась к сумке, а я, на всякий случай, застряла в дверях, лицом в коридор.
— И это не то, — бросив сумку, огорченно протянула подруга. — Там записка с адресом была, ни одна буква не похожа, и наклон другой.
— Кого еще проверим?
— Хорошо бы Тамарку, вдруг она Лёне угрожала? Правда, Лёня ей всегда изменял, вряд ли она именно сейчас решилась его убить.
Я промолчала, опустив глаза. Мое недавно возникшее благожелательное отношение к нему от Вики следовало скрыть. Но подруга была начеку.
— Ты что, сочувствуешь ему? — удивилась она, бросив на меня подозрительный взгляд. — Даже если бы он был женат на обезьяне с душой проститутки, а не на красавице, все равно жить надо честно. Не ты ли мне об этом говорила?!
— Я не сочувствую, я просто так… — ответила я, не поднимая глаз. Надо было срочно придумать оправдание. Ну, хоть что-нибудь придумать. — Он ведь мог заранее кого-нибудь себе найти, а теперь, к примеру, решил Тамару бросить. Алина уже выросла, поймет и простит.
— Пойдем, попросим Тамарку что-нибудь написать для сравнения, — усмехнулась Вика и вдруг изменилась в лице. — Нас слушают.
В конце коридора, за вешалкой, стояли Сеня и свидетель Юра. Даже если раньше они обсуждали что-то свое, то в данный момент развесили уши чуть ли не по всему коридору. Увидев это, мы резво выскочили на лестничную площадку.
— На этого Юру тоже пора обратить внимание! — недовольно обронила моя подруга. — И почерк можно проверить!
Она закурила, прислонившись к подоконнику. Как и в квартире, подоконники здесь были высокими и широкими. Подтянувшись, я села рядом.