Что же тут происходит? И кто в этом виноват? Будто всё, о чем мы думали, произошло одновременно. Реализовались все наши версии. Алина соблазняет Сеню, а Милка демонстративно этого не замечает. Она мечтает о Паше, а он? Да еще Тамара подливает масла в огонь!
Лёня тоже… тоже собирается как следует изменить! Так ли важно это его жене? Она, конечно, занята сейчас каким-то своим планом, но все же… Нет, не может быть! В случае с Лёней я появилась позже! Видно, правильной является версия Вики.
Я допила третий бокал, затем наполнила его в четвертый раз и продолжала рассуждать, беседуя сама с собой.
Почему же Паша так печален? Неужели Милка угрожала ему, что убьет в случае измены? Ну, угрожала, и что? Он бы испугался? Да полно, дорогая, чего ему пугаться? Он бросил бы ее, не задумываясь, и с работы выгнал бы в тот же миг! Но вот если бы она показала ему записку Сени, даже написанную почерком Алины, и попросила защиты?! Тогда да! Тогда бы он задумался, как ее спасти!
— Теперь послушайте меня, дорогие гости! — сидя заявила Милка. Она говорила не очень громко, но все прислушались. В ее тоне слышалось слащавое, наигранное самодовольство. — Я приглашаю вас к себе на дачу! В выходные! Дача-то теперь моя! Вы все это слышали! У нас даже посторонние свидетели есть, — она кивнула в нашу с Викой сторону, потом лениво потянулась. — Погода — кайф!!
Действительно, солнечные лучики прыгали по тарелкам, отражались от бокалов с вином, искрились в ребрах хрустальной вазы с цветами. В комнате было жарко; мне захотелось снять свитер, но под ним была лишь тонкая футболка, я решила, что это неприлично, и лишь до локтей засучила рукава.
— Мы еще посмотрим, чья это дача, — прошипела Тамара, покрасневшая от злости. — Надо завещание посмотреть!
— Ты же слышала, — с равнодушно-ласковым участием победителя отмахнулась Милка. — И все слышали.
Тамара болезненно дернулась, но ничего не сказала в ответ.
Вот она, причина, подумала я. Причина, по которой она будет подстрекать к убийству Сеню. И она, и Алина, и обе вместе!
Если Милку убить — и дача, и другое имущество, всё в конце концов достанется им. Особенно если доказать, что ее брак был фиктивным.
Сделав последний глоток из четвертого бокала, я обнаружила, что сижу за столом одна. Рядом со мной стоит Лёня и не просто стоит, а пытается убедить меня подняться. Я поставила на стол пустой бокал, медленно встала, слегка опираясь на стол, и вопросительно посмотрела на Лёню. Он был окутан призрачной дымкой возможного счастья. Счастья от вина.
— Иди сюда, — нежно прошептал Лёня.
Он коснулся губами моего виска и повел вперед, прижимая к себе, в поисках укромного уголка, где можно спокойно целоваться. Но в этом доме свободных укромных мест не было. Милка с Пашей, Сергей с Люськой, Сеня с Алиной… Сегодня все ухитрились напиться! Трезвым был, пожалуй, только Лёня.
Свидетель пытался ухаживать за Викой, но тщетно. Ей поросята не нравились. Точнее, нравились только в жареном виде.
Тамара с Евгенией выясняли отношения на кухне. Родственницы Сени о чем-то спорили на лестничной площадке, забыв прикрыть дверь. Возможно, боялись, что она захлопнется.
Обойдя квартиру, мы вернулись в столовую.
— Попробуем выйти на балкон, — предложил Лёня. — Держись за стену, и все будет в порядке!
Я медленно пробиралась вдоль стены, Лёня — следом за мной; натыкаясь на стулья, я останавливалась, и он подходил ближе, поддерживая меня за плечи. Зацепившись за последний стул, я задержалась около него немного дольше и, почувствовав Лёнины руки на своих плечах, повернулась к нему. Повернулась, а потом испугалась, что кто-нибудь войдет в комнату и увидит нас, стоящих в обнимку.
Я резко отступила и наткнулась на стол. Кажется, села при этом в чью-то стоявшую на краю стола тарелку, в ужасе подпрыгнула и, потеряв равновесие, рухнула на пол.
Места между столом и стеной было совсем мало, пытавшийся поддержать меня Лёня споткнулся и свалился рядом, все еще продолжая меня обнимать. Сверху на нас посыпались рюмки и вилки, и сползла миска с салатом.
Короче, когда на шум прибежали Тамара с Евгенией, мы, обнявшись, лежали на полу среди еды и посуды. Понятное дело, лежать обнявшись было гораздо хуже, чем обнявшись стоять.
Под по-женски оценивающими взглядами хозяек дома я выбралась из-под Лёни и тарелок.
Моя черная юбка была в светлых пятнах салата, свитер — в вине и помидорах, все казалось мокрым, грязным и противным. Следовало переодеться, да и вообще — пора было ехать домой.
— Дайте ей что-нибудь чистое, — приказал Лёня, с отрешенной надменностью глядя на своих родственниц. — Я ее домой отвезу, раз уж виноват!..
Женщины оглядели меня с кровожадным любопытством стервятников, готовые если не вцепиться в волосы, то хотя бы дернуть за ухо, а еще лучше — ударить по спине табуреткой. Но со стороны заподозрить нас в чем-либо недозволенном было трудно, мы демонстративно смотрели в разные стороны, и мне выдали спортивные брюки и длинный свитер, который вылезал из-под куртки.
«Больше я к чужому мужу не подойду никогда! Да еще в присутствии его жены! — в ужасе сказала я себе. — Жить надо честно!»
— Иди вниз и жди у машины, — распорядился Лёня. — Синие «Жигули». Я сейчас спущусь.
Машина оказалась не синей, а, скорее, голубой, цвета старых, выцветших джинсов, да и сами «Жигули» были не первой молодости. Но доехали мы быстро.
В поездке почти не разговаривали, машина слегка дребезжала, Лёня молча улыбался, и я успокоилась. Если бы не его жена, он, наверное, мог мне понравиться, то есть он мне уже нравился, что было не очень хорошо.
«Стоп, дорогая, — приказала я себе. — Надо уходить, точнее отступать, на прежние позиции. Какой черт меня дернул так не вовремя ему улыбнуться?!»
Мне, естественно, хотелось пригласить его в квартиру, предложить чаю или кофе, но… нельзя! Нехорошо. Нехорошо и неприлично. С некоторым сожалением я собралась отправить Лёню домой от подъезда. Так безопаснее. А вещи могу отдать завтра, с собой привезу.
Понял ли он мои сомнения? Видимо, понял, потому что решил сразу же забрать Милкину одежду обратно. Я не стала спорить и с облегчением от принятого за меня решения впустила его в квартиру. Он прошел в комнату и, не особенно разглядывая мою маленькую квартирку, уселся на диване перед аквариумом, стоявшим на низком столике у стены. Легкий туман в моей голове стал рассеиваться.
Я достала из шкафа длинный халат и посмотрела по сторонам. В присутствии Лёни квартира словно съежилась, уменьшилась в объеме, но стало в ней как будто светлее-веселее. Обои выглядели ярче, комнатные цветы — намного зеленее, чем обычно… Однако где же мне переодеться? На кухне?
— Тут селедки плавают! — улыбнулся Лёня, не сводя глаз с аквариума. — Ты чем их кормишь? И растения смешные — слева как лук, а справа как укроп! Их едят?
— Рыбы едят, — откликнулась я.
Еще никто не называл селедками моих скалярий, плоских треугольных рыбок с продольными полосками и длинными усами-плавниками, но я не обиделась. Оставив Лёню созерцать рыб, я отправилась переодеваться. Через минуту вернулась, Лёня оторвался от аквариума и с восхищением посмотрел на меня. Был в его глазах какой-то юный задор; что-то закружилось, куда-то понеслось…
Опомнилась я в постели, когда всё уже было позади. Опомнилась, начала понемногу приходить в себя, с удивлением обнаружила, что лежу рядом с малознакомым мужчиной, едва прикрытым простыней, и… и хочу лежать так вечно!
Секундочку, спросила я себя, что же я такое делаю? Неужели я действительно этого хочу — лежать вот так, прижавшись щекой к его плечу, всю оставшуюся жизнь!
Он о чем-то воодушевленно рассказывал, но я не особенно вслушивалась. Я задумалась о своем. Чем меня так покорил этот в сущности совсем чужой человек? Почему мне так хорошо рядом с ним? Почему так хочется вместе с ним радоваться жизни?
«Он чужой муж, — строго сказала я себе. — Не ты ли говорила, что жить надо честно?»
— … а на столике около кровати ваза с экзотическими фруктами и цветок в унитазе! — продолжал Лёня свой вдохновенный рассказ. — Ты представь, цветок в унитазе! Рядом — океан…
«Что должно быть у него внутри, какая мечта, чтобы быть таким жизнерадостным оптимистом? Чтобы, несмотря ни на что, так радоваться жизни?!»
— … улыбаются при встрече аборигены. А как они танцуют!.. Кругом пальмы… Зелень… Какие там цветы! Есть даже орхидеи!.. А храмовые праздники!.. А петушиные бои!.. Мы с тобой обязательно съездим туда!!
«Дорогая, этого не может быть, — молча вздохнула я. — Этого не может быть, но мне так этого хочется!»
Я собралась легкомысленно рассмеяться, но в последний момент передумала. Должно быть, что-то всё же отразилось на моем лице, потому что Лёня вдруг привстал на локте и внимательно посмотрел на меня.
— Ты хоть понимаешь, как ты мне нужна?! — абсолютно серьезно спросил он. — Ты ведь поедешь со мной на Бали, правда?
Я кротко кивнула, стараясь не отвести глаз под его испытующим взглядом.
«А вдруг все это сбудется?» — с надеждой подумала я.
Женщина-загадка разложила на диване ящик косметики размером с автомобильный прицеп, косметичку величиной с мешок картошки и два парика: один яркий, цвета меди, а другой пепельный, с легкой, едва заметной голубизной. Меня она усадила на жесткий стул — лицом к окну и боком к зеркалу.
— Кого делать будем? — оглядев меня туманным взором, вопросила она саму себя и повернулась к парикам. — Мальвину или Лису-Атису? Сиди прямо, не крутись, — это относилось ко мне. С собой, со мной и с дочерью она разговаривала одним и тем же тоном, без перехода.
Утром в метро я встретилась с Викой, она привезла мне кожаную куртку и часть недовязанного свитера для ее дочери, чтобы я не скучала в засаде, — начатую спинку и большой синий клубок. Потом она помчалась на работу, а я — к Люське, гримироваться.
— Мы решили следить явно, — сообщила Люська, — чтобы наша жертва знала, что она объект слежки, но не могла сообразить, кто за ней следит.