— Давайте на бревнышке посидим, — предложила Люська. — Оно слева под большим кленом лежит. Идите сюда. Посидим, покурим…
Удобно устроившись на толстом бревне, подруги вытянули ноги и закурили. Я пристроилась сбоку и задумалась о своем, не прислушиваясь к их беседе. О чем я думала? О том, что вот живут на свете такие красивые женщины… А я не только не хочу с ними дружить, но даже не желаю быть их соседкой.
— Ой, девочки! Смотрите! Кто-то идет! — заметила Люська.
Вика убрала ноги с дороги, и мы замерли. Сначала голоса казались тихими, потом мы стали разбирать отдельные слова и, наконец, предложения.
— … не знаем, где хранится. А она тем временем его найдет! — заявила Тамара. — И скажет, что его не было! Ты не понимаешь! Его надо обязательно найти!
— Что ты мечешься, как перепуганная мышь?! Сейф стоит в хозблоке, надо бы его проверить.
— Всё равно с нее нельзя спускать глаз! Я-то ее знаю!
В этот момент Тамара увидела нас, остановилась рядом с нашим бревном и замолчала. Лёня улыбнулся мне, но ничего не сказал.
Вика снова вытянула ноги на дорогу, с удивлением обнаружила в руке недокуренную сигарету, последний раз затянулась и раздавила окурок каблуком. Потом посмотрела вверх, на клен, под которым мы сидели, с наслаждением вдохнула свежий, влажный воздух и произнесла:
— Как сладко пахнет!.. А какие листья… Чудо! Ни одного одинакого листа!
— Это так тоской пахнет, — возразила я. — Тоской и безысходностью.
— Сладкий запах безысходности… — мечтательно промолвила она.
— Листья не могут пахнуть безысходностью, — тут же прицепилась к ней Тамара.
— Да, конечно, — меланхолично заметила я. Мне не хотелось нарушать очарование безысходности, то есть то очарование, которое бродило по кленовой аллее, изредка встречаясь с нами.
— Они могут пахнуть запахом, а не чувствами! Я редактор, я лучше знаю! — продолжала она назидательно-поучительном тоном. — И не может один лист быть одинаковым! Одинаковых должно быть хотя бы два!
Я начала понимать, о чем говорила Люська, рассказывая о своем детстве. И еще — я посочувствовала Евгении.
— Сладкий запах безысходности — это наркоз! — уверенно заявил Лёня и посмотрел на жену в ожидании ответной реплики.
Не ответив, Тамара резко повернулась и пошла обратно, вызывающе покачивая бедрами. Лёня пожал плечами.
Мы поднялись с бревна и медленно пошли за ней. Лёня — рядом со мной!
Аромат жареного мяса мы почувствовали, даже не дойдя до участка. Аромат мяса, дыма и чего-то еще. Захотелось есть, и не только мне: Люська с Викой ускорили шаг.
Около калитки Лёня вдруг обнял меня за талию и, прижав к себе, легко оторвал от земли. Я почувствовала прикосновение к моему виску гладко выбритого подбородка и запоздало подумала: «Не смотрит ли на нас Тамарка?»
— Поставь на место, — шепнула я. — Увидят!
— Все равно! — радостно рассмеялся он. — Еще несколько дней, и я оставлю их навсегда!
— Господи, Лёня! — недоверчиво воскликнула я. — Чему ты радуешься? Вся семья наследство делит с пеной у рта, а ты?!
— Я радуюсь тебе. И себе. А их наследства мне не надо.
Шашлыки уже были готовы, помидоры и лук порезаны, и все — гости и хозяева вперемешку — расселись на бревнах вокруг костра. В руках у каждого была бумажная тарелка и стакан с сухим вином. Я предпочла бы сок, но выбирать было не из чего.
Все пристально смотрели друг на друга: Тамара и Алина — на Милку, Евгению и Сеню; Сеня — на Милку и Алину; его мать и сестра — на Милку и Пашу; Юра — на Милку и Сеню; Милка — на Алину и на Пашу; Паша — на Лёню. А Лёня смотрел на меня. Он по-прежнему следил за каждым моим движением, но уже не так напряженно, как раньше, а скорее как-то затуманенно. Словно смотрел в будущее.
Я положила в рот кусочек мяса и… мой зуб в нем застрял!
— Батареи, — восторженно прошептала Вика и протянула руку. — Теплые.
— Водяное отопление, — поведала нам Люська тоном заурядного экскурсовода по ленинским местам, которому его работа до смерти надоела. — Котел внизу, на кухне. Его всё время топят.
— А стены!.. Приятно прислониться!
— Обиты вагонкой, — бесстрастно сообщила Люська. — И покрыты лаком.
Нас троих устроили на ночь в маленькой комнатке на втором этаже. Рядом, в еще меньшей комнатке, ночевали Сенины родственницы, а с другой стороны от лестницы, в боковой комнатушке, расположился Лёня. Один. Впрочем, места там было всего на один диван.
Еще днем я успела сунуть туда нос: сплошные углы и наклонные поверхности; в единственной вертикальной стене — небольшое окошко, из которого виден забор и стоящие около него легковые машины: Лёнины голубые «Жигули» и принадлежащая фирме «Людмила» красная «Волга», на которой Сеня обычно возил Пашу, а сюда, на дачу, привез Милку, Тамару и Евгению. Остальные доехали на электричке, благо было недалеко.
С наступлением темноты все распределились по комнатам, но ложиться спать не торопились, и из каждой комнаты доносились приглушенные голоса. Из соседней с нами — тоже, но не очень отчетливые: Лариса с матерью что-то вполголоса обсуждали.
— Надо бы послушать, о чем они говорят, — высказала Вика общую мысль. — Они так близко, грех этим не воспользоваться.
Она выпорхнула из нашей комнатушки, но через несколько секунд вернулась и приложила ухо к стене.
— Тсс, — сказала она нам. — Отсюда слышно лучше. А вы ищите себе другие объекты.
Я выглянула из комнаты, осмотрелась и потихоньку двинулась вперед. Неожиданно откуда-то появилась рука, обвилась вокруг моей талии и, не успела я даже вскрикнуть, как она втянула меня в приоткрытую дверь спиной вперед. Вторая рука эту дверь закрыла и заперла на задвижку.
Это были руки Лёни. Узнав их, я с облегчением выдохнула судорожно набранный в легкие воздух — на случай крика о помощи. Вместо этого я мягко спланировала на диван, лишившись в полете кое-какой одежды.
— Я устал тебя ждать, — шепнул Лёня мне прямо в ухо. — А ты?
Я кивнула и прижалась виском к его щеке.
— Оставайся у меня!
— Не могу, — я сделала попытку отрицательно помотать головой и наткнулась губами на Лёнины губы. Больше ничего разумного мне сказать не удалось.
Я начала растворяться в пространстве, словно погружаясь в волны океана. Глубже, глубже… К самому дну. А теперь обратно — на поверхность! Ах, бескрайние морские просторы!.. Я прозрачная медуза в морской пучине… Волны носят меня… вверх-вниз… вверх-вниз… О-о-о! Вот оно — счастье жить на этом свете!
… Я расслабленно лежала на спине и разглядывала Луну, ненароком заглянувшую в Лёнино окно.
— Кто там, на Луне? — нежно поинтересовался Лёня и погладил меня по плечу.
Я взглянула повнимательнее.
— Это кони. Видишь, мордами друг к другу. Они замерли в прыжке, как на детской карусели.
Я немного потеснилась на диване, чтобы дать ему возможность рассмотреть лунных коней, и задела локтем стенку.
— Ой! — сказала я.
— Что там? Гвоздь?
— Дощечка чуть-чуть шатается. Совсем незаметно. Мой локоть не пострадал, — пояснила я и в блаженстве прикрыла глаза, прижавшись к его груди.
— Юль, — тихонько позвал меня Лёня. — Давно хотел тебя спросить: как вы на этой свадьбе оказались? Случайно, да? Счастливая случайность!
— Вообще-то, мы… — нехотя пробормотала я и замолчала. Что-то подталкивало меня посоветоваться с ним насчет записки и угрозы. Но как быть, если угрожают именно ему? Наконец я решилась:
— Видишь ли, сначала мы просто шли мимо дома, а Милка нас увидела и пригласила. А вот потом… Потом мы обнаружили записку. Чужую записку, в которой… — я замялась, ожидая с его стороны помощи и поддержки.
— И вы, я надеюсь, ее прочитали? — ободряюще улыбнулся он. — Давай рассказывай, я весь внимание!
— Мы прочитали ее окончание. Там были слова: «Изменишь — я тебя убью!» И мы захотели это убийство предотвратить. Только, — с сожалением вздохнула я, — до сих пор не знаем, кто кому изменит, и кого за это убьют. Не тебя ли?
— Да ее уже убили! — негромко засмеялся Лёня. — Ираиду Афанасьевну убили! Как и обещали.
— А за что ее убили? — удивилась я. — За измену?
— Что ты?! — добродушно изумился Лёня. — Хотя… Можно это и так назвать.
— А кому она изменила? — снова удивилась я.
— Не кому, а что. Она завещание изменила. Ты же слышала. Она дачу завещала моей племяннице.
Слышать-то я слышала, но… Но как-то не связала одно с другим. Это было так обидно! Я была потрясена.
— А если бы она не?.. — пробормотала я. — То ее бы не?..
— Не знаю, — пожал плечами Лёня и притянул меня к себе.
— Подожди, подожди! Ты уверен, что ее убили? — я была рада порасспрашивать специалиста. — И кто?
— Я не очень уверен, — произнес он в ответ. — Но она всегда падала назад и могла удариться затылком, а вовсе не виском. А в этот раз — вперед, причем, по-моему, ее ударили сзади по шее, и этого удара хватило для смерти. Не было необходимости дополнительно биться виском. Но я всего лишь так думаю, а доказать ничего не могу.
Внизу хлопнула дверь. Очевидно, кто-то вышел на улицу. Или вернулся.
— Лёнь, они, наверное, ищут клад… Не знаешь, где он?
— Слышал я эту семейную легенду, — равнодушно ответил Лёня. — Только мне кажется, что клада давно уже нет.
— А вдруг… Скажи, что бы ты сделал, если бы нашел этот клад?
— Я-то? — легкомысленно усмехнулся он. — Я бы превратил его в деньги…
— Лучше в доллары, — предложила я. И представила: летят шуршащие зеленые бумажки с неба на землю, кружась и порхая, как кленовые листья. И падают на головы прохожих. Словно манна небесная.
— … и разделил бы всем поровну. Пока они друг друга не поубивали!
Незаметно пролетело полтора часа. Пора было уходить.
С первого этажа снова послышался шум.
— Неужели даже ночью кто-то ищет завещание? — недоверчиво спросила я.
— Пусть ищут, — пожал плечами Лёня. — Вообще-то один экземпляр завещания должен быть у нотариуса.
— Может, сказать им об этом?