Не жалея жизни — страница 16 из 76

. Однако потом, как красных свергли, он с Колчаком не поладил, партизанить стал. А уже после того как опять Советы власть взяли, он вскоре к Шишкину подался. Вот с тех пор и гоняются за ним. Сначала мужики Федор Федоровича поддерживали крепко, а ноне почти все отошли.

— Что так?

— Нэп теперича. Резону нету.

— А раньше резон был?

— Немного имелось.

— Немного? — и Андрей, не выдержав, громко рассмеялся. Захихикал и возница, довольный своими уклончивыми, обтекаемыми ответами.

В лесном бору все разговоры в обозе прекратились. Сопровождающая охрана и часть возниц с оружием в руках настороженно всматривались в подступающую к дороге чащобу. Но, видимо, банда сочла, что ее могут ждать немалые потери.

В Славгороде этот случай стал предметом обстоятельного разговора. Договорились об обмене информацией, о засылке своих разведчиков к Ударову и Найде, о мерах по блокированию ряда участков лесного бора, о выявлении агентуры нелегального эсеровского «сибирского крестьянского союза». Аверин был доволен: с одним соседом установлена прочная, «локтевая» связь, оставалось наладить такую же с акмолинцами.

Сотрудники уездной ЧК тепло встретили своего начальника. Уже после того, как Аверин уединился для беседы со своим заместителем Константином Толстиковым, они еще продолжали вспоминать, как ликвидировали под руководством Андрея Григорьевича эсеровские заговоры в Иртышске, Лебяжьей, Железинской и других станицах.

Разговор с Толстиковым затянулся надолго. Константин довольно подробно обрисовал уже известные группировки вражеских сил; рассказал, как погибло несколько верных сторонников Советской власти от рук бандитов Найды. Затем пояснил, почему в ряде волостей сильно тормозилось проведение в жизнь нэпа.

— Но самое неприятное, — заключил Толстиков, — это то, что почти все наши операции по ликвидации банды Найды проваливались в самом начале.

Толстиков с минуту помолчал и, горько улыбаясь, добавил:

— Когда я партизанил с Леонтием Найдой, он никогда не задумывался над анализом происходящего, теперь же действия свои рассчитывает подобно первоклассному шахматисту. Тут что-то явно не клеится.

— Слушай, Константин, а что же те наши двое, Кунавин и Баракпаев? Ведь мы с тобой их еще в прошлом году весной пристроили к Зайчикову? Найда-то от него командование принял. Они что — не удержались?

Толстиков как-то нехотя встал, прошел к своему рабочему столу, достал несколько успевших слегка пожелтеть снимков и протянул Аверину.

За годы революции и гражданской войны Андрей привык ко многому, но при взгляде на первый снимок внутренне похолодел. Возле старого пня лежало несколько кусков того, что раньше называлось человеческим телом: руки, ноги, размозженная голова с виднеющимся во рту обрубком языка. За этими остатками как-то странно и почти чудовищно естественно выглядел куст буйно цветущей черемухи. Возвращая Толстикову фото, Андрей вопросительно глянул на него.

— Кунавин, — пояснил тот. — С помощью жены и матери опознали.

На втором снимке рядом с обрубками лежал казахский малахай, и Аверин, преодолевая внезапно связавшую рот сухость, спросил:

— Баракпаев?

— Он, — коротко ответил Толстиков.

Несколько минут сидели молча. Возобновил беседу Толстиков.

— Знаешь, я думаю, они не провалились. Тут что-то не так. Мы потом у той черемухи странное расположение стреляных гильз заметили. Они как бы два полукольца образовали. Ребята, наверное, друг к другу спиной сидели и отстреливались. Да и ноги у обоих не только порублены, но и имеют пулевые ранения. В других же местах тел следов пуль не нашли, только в области сердца, — видимо, сами последний патрон оставили себе. А потом, по слухам, этот подлец Ионин — правая рука Найды — шашкой их рубил, над мертвыми глумился. Полагаю — готовясь к налету на Кемпер, банда по чьему-то совету переоделась в красноармейскую форму, не иначе, как для выявления наших связей, и пошла в полном составе на эту крупную инсценировку. Наши парни, судя по всему, захотели выручить этих латышей Родштейна и Зириуса — ты их, наверное, помнишь?

Аверин молча кивнул головой.

— Причем заметь: бандиты направлялись к цели под красным знаменем. Зачем такое усложнение? По-моему, одна цель: спровоцировать наших людей на защиту коммунистов. Возможно, Кунавин и Баракпаев полагали, что на Кемпере много людей. Но до Кемпера бандиты не доехали.

Для меня, Андрей, подобное никак не укладывается в рамки. Еще раз могу сказать: Леонтий Найда до такого додуматься не мог. Обзавелся он каким-то крупным спецом, умеющим мыслить и узлы нам завязывать.

— Тугие узлы, тугие, — сказал Аверин, тяжело вздохнув. — Ладно, Константин. Я тут кое с кем из коммунистов поговорю, с документами ознакомлюсь, а ты в старых делах покопайся, поищи, какие были сообщения от Баракпаева и Кунавина, других наших, о выходах на связи к банде. Потом еще раз все обсудим. Запросим ЧК и милицию Акмолинска и Славгорода — может, они хоть крохи материала имеют. Присмотримся к анархистам, эсерам.

Разошлись, крепко пожав на прощание руки.

* * *

Трое суток на большей части уезда, не утихая, бушевала метель. В городе на расчистку заносов вышли стар и млад. Часть коммунистов и комсомольцев по решению укома была мобилизована на восстановление линий телеграфной и телефонной связи — поднимали столбы, натягивали вместо порванных новые провода.

Посыльный от дежурного уездной ЧК нашел Аверина у здания телеграфа — с группой милиционеров тот укреплял новый столб.

— Андрей Григорьевич, вас зовут, дело срочное.

— Эх, Букин, Букин. Ну что же. Пошли.

По пути Букин начал разговор о последней лекции, что читал приезжий пропагандист из Омска. (Хотя уезд был уже в составе Казахстана, секретарь укома, пользуясь старыми знакомствами, изредка «добывал» в Омске «интересных людей».)

Лектор со знанием дела рассказывал о ставке белоэмиграции и контрреволюционного подполья на развертывание кое-где эсерами «зеленого движения», то есть действия кулацких банд. Верхушка эсеров, подчеркнул выступавший, в своем обращении к рядовым членам организации лживо называет кулаков трудящимися. По совету лидера кадетов Милюкова, добавил лектор, контрреволюция все еще делает ставку на «Советы без коммунистов», на передачу Советов под контроль эсеров, чтобы потом с их помощью постепенно уничтожить Советы.

Дежурный при появлении Аверина сразу же протянул ему бланки двух шифровок. Из Петропавловска и Акмолинска сообщалось, что оттуда в прииртышские станицы проследовал опытный организатор нелегальной работы, разъездной инструктор ЦК эсеров, которому удалось в обоих городах воссоздать подпольные группы правоэсеровского толка и, больше того, вывести их из поля зрения местных ЧК, физически уничтожив тех колеблющихся, которые порой информировали органы ЧК. Его предполагаемые клички «Роман», «Ключ», «Учитель». Он якобы учительствует в Ставропольском уезде Самарской губернии, хорошо знает многих старых эсеров, так как в этой организации с 1903 года. Не исключено, что этот инструктор попытается встретиться с живущими в Павлодаре не только нынешними, но и бывшими эсерами.

Наибольшие подробности такого рода содержались в петропавловской шифровке, и Аверин мысленно поблагодарил тамошнего руководителя Викентия Бокшу за обстоятельную информацию.

Затем дежурный доложил о налете банды на хлебный обоз в районе села Галкино и о захвате бандитами секретаря волкома.

— Вызовите ко мне Толстикова. Крапивина и командира ЧОН Суконцева, — распорядился Аверин и пошел к себе в кабинет. Переговорил по телефону о случившемся с секретарем укома, а час спустя в Галкино выехал отряд чоновцев.

Отдав распоряжения о подборе необходимых материалов по эсерам, Аверин направился на заседание уисполкома.

* * *

Повестка дня оказалась пространной, и, хотя Андрей порядочно запоздал, уже через полтора часа он почувствовал, что засыпает. Усилием воли преодолел наступавшую сонливость и далее с интересом слушал доклад заведующего статистическим бюро Мюллера.

Василий Павлович Мюллер ему был давно знаком. К тем из «бывших», кто входил теперь в категорию буржуазных специалистов, призванных на работу Советской властью и в обиходе называемых «спецами», Андрей относился без предубеждения, считая основным правилом ценить людей по деловым качествам. Конечно, он не забывал, кем был ранее такой «спец». Вот и сейчас по привычке стал вспоминать все, что помнил о Мюллере. Оказалось — мало, только отдельные факты биографии: 32 года, женат, в Павлодаре с августа 1918 года, беспартийный, образование высшее, при Колчаке вел себя спокойно, от «политики» держался в стороне.

«Ну что ж, такими нейтральными являлось большинство «спецов», работавших в советских учреждениях. Пожалуй, он нам неинтересен», — заключил Андрей.

Дали слово завфинотделом. Ему помогал отвечать на вопросы членов исполкома юрист Алексей Епифанов, которого в местной ЧК хорошо знали. Весной 1920 года Епифанов начал работать в Семипалатинской губчека, но через два месяца его разоблачили как бывшего активиста эсеров, к тому же служившего в армии Дутова, и уволили. Перебравшись в Павлодар, он не замкнулся в кругу новых сослуживцев, а нередко навещал чекистов и дома и порой на работе, явно стараясь подружиться с ними.

«Вообще-то, — подумал Аверин, — тех, кто не чурается нас, следует иметь в виду, но об этом надо обязательно посоветоваться с руководством».

За работу типографии отчитывался военнопленный, бывший заместитель министра труда Самарско-Симбирского эсеро-меньшевистского правительства Степан Белов. По натуре немногословный, несколько желчный, он и здесь на исполкоме говорил мало, отвечал кратко, с заметной долей иронии. Аверин вспоминал: «В плен к красным попал в Челябинске. Политотдел 26-й дивизии взял его работать наборщиком, и с частями дивизии он пришел в Павлодар. Затем тиф и, после выздоровления, работа в местной типографии…»