вы, Тастан Кабылтаев ответил, что не только он, а и другие жители аула замечали частые отлучки из аула Орхи и Нохи Базыбековых. Иногда Орха не возвращался в Аблаш по неделе и больше. На замечание Галиева: «Он что, торговал?» — Тастан ответил:
— Нет, какая там торговля! Другие дела его занимали. Ездил в Кульджу и дальше, не боясь вскоре начавшегося там восстания уйгуров под руководством Ходжанияза.
— А ему-то что? — заметил Шайгельдинов.
— Как что, — тут же ответил Кабылтаев. — Опасно было, задерживали, если не повстанцы, так «янычары» дубаня Цзин Шу-жэня, свергнутого тоже не без военных действий, убрал его Шэн Ши-цай. В Кашгаре тогда же другие повстанцы, образовали Исламскую республику, а Турфан. Карашар, Толеун заняли бывшие союзники Ходжанияза, дунгане генерала Ма Чжун-ни. А он, Орха, да и Ноха, разъезжали по Синьцзяну, как у себя дома.
— Так в чем же дело? Говорите! — сказал Галиев.
— Как я могу сказать, если точно не знаю, чем они занимались в этих поездках. Спустя примерно год в ауле распространились слухи о том, что братья Базыбековы дружат с лаоцзунями[100] кульджинской полиции Турсуном и Ибрагимом.
— Интересно, — заметил Галиев. — Ну и что дальше было?
— А дальше Орха перешел на официальную службу в кульджинскую полицию. Ноха же продолжал разъезжать по округу, а с зимы 1933—1934 годов братья работали у бажыхана[101] сборщиками налогов и стали настоящими обиралами.
— Как обиралами? — удивился Галиев.
— Да, так вот и есть. Они вымогали с налогоплательщиков гораздо больше положенного. Закон не преследовал грабительские действия сборщиков налогов. И к 1940 году Базыбековы обзавелись хозяйством и переехали в Калмык-Куринский уезд. Последние два года Базыбековы жили в Текесе и по-прежнему помогали Турсуну и Ибрагиму в розыске людей, которые относились враждебно к диктатуре гоминьдана. При их содействии в Калмык-Куринском уезде полиция арестовала Намаза Толхунова и его четырех товарищей, а потом еще пятерых калмыков, готовившихся к нелегальному уходу в СССР…
Откровенность Тастана Кабылтаева, с которой он рассказывал о связях Базыбековых с чиновниками кунанжуз, обнадеживала. «Однако. — подумал Галиев, — назовет ли он нам тех, кто может подтвердить его рассказ». И тут же спросил об этом Кабылтаева.
— А вы спросите моего брата Дулата, — не задумываясь, ответил Тастан. — Он все подтвердит. Да и зять их Бахыт Талапбаев многое мог бы рассказать. Хотя… Ну и, конечно, бывшие жители Калмык-Куринского уезда знают о Базыбековых…
На покрытую снегом землю уже легли длинные вечерние тени. Лучи заходящего солнца терялись в садах, когда закончился разговор с Тастаном.
Проверить полученные сведения следовало немедленно, но осторожно.
— Игидов прав, именно сейчас, а не завтра, надо поговорить с Дулатом Кабылтаевым, — сказал Шайгельдинов. Набросив на себя пальто и шапку, быстро направился к дому Кабылтаевых. На дворе уже совсем стемнело, когда он подошел к окну, слабо освещенному керосиновой лампой, и легонько постучался. Тотчас к окну прильнул лицом Дулат, и Зияш услышал его глухой голос:
— Кто там?
— Вас вызывают в райотделение. Идите скорее, — сказал он по-казахски и тут же отошел в сторону от освещенных окон. Спустя несколько минут вышел Дулат Кабылтаев. Он на ходу застегивал полушубок и, хотя был человеком не из пугливого десятка, вздрогнул, когда услышал в темноте от рядом стоявшего Зияша: «Пойдемте».
Рослый и плечистый, подобно Тастану, смуглый, Дулат настороженно смотрел на чекистов. Потом освоился и стал спокойно рассказывать о себе и своих делах.
— Как это вы решились, наконец, вернуться на родину из Синьцзяна? — спросил его Райхан Галиевич.
Дулат Кабылтаев задумался и спустя минуту ответил:
— Мы не одни приехали сюда, а с Базыбековыми. Я и брат слышали, что здесь нас примут, обеспечат работой и жильем. Ведь домой возвращались. Сначала я дал согласие Орхе, а затем уговорил ехать и брата с семьей, но поставил условие, чтобы нам дали лошадей.
— Когда Орха Базыбеков вел этот разговор с вами и чем он мотивировал необходимость поездки? — спросил Галиев.
— Это случилось в ноябре или октябре 1943 года. Одним словом, незадолго до нашего отъезда из Текеса, где мы жили последние годы. Говорил со мной сам Орха, у них в доме… Говорил, что бояться нечего. «Там нам будет неплохо. А чтобы не подозревали в чем-то, все берем с собой семьи и приглашаем еще несколько человек», — сказал он. Я еще удивился насчет подозрений, и Орха, поняв, что сказал лишнее, стал объяснять, что, мол, если приедешь без семьи, то станут, подозревать, не думаешь ли назад бежать? Может, барымтачить приехал? А тут семья, значит, и доверия больше. Учил, что говорить пограничным властям.
— Разве Орха не сказал вам, зачем он едет к нам? — вставил Шайгельдинов.
— Говорил, что в Синьцзяне оставаться дальше опасно.
— Ну и как, дали вам с братом лошадей? — спросил Шайгельдинов.
— Да, но за ними пришлось мне с Орхой съездить в Калмык-Куре, к одному баю.
— И почем же обошлись лошади?
— Сколько отдал Орха и отдал ли вообще, я не знаю. Мы с братом денег не платили. А теперь даже не представляю, как быть.
— Что так? — поинтересовался Шайгельдинов.
— Да на погранзаставе коней у всех забрали на ветеринарное обследование. И, похоже, нашли какую-то хворь.
— Вот как?
— Так или не так, а если Базыбековы потребуют плату…
— А что, у них разве нет коней?
— У них две лошади.
— Им, что же, вернули?
— У них все двадцать шесть лошадей остались на заставе. Этих двух они купили уже здесь.
— А вы и остальные, значит, остались «безлошадными»?
— Да все, кто перешел границу с Базыбековыми.
— А на чьих конях вы с братом в компании еще с тремя мужчинами ездили недавно в райцентр? — продолжал расспрашивать Шайгельдинов.
— Мы с братом ехали на своих, недавно купленных лошадях. С нами были Умурзак Айдаров, Жанай Кадырбеков и Гали Кенжегалиев. У них тоже свои лошади.
— А давно вы обзавелись конями?
— Айдаров, Кадырбеков и Кенжегалиев купили лошадей тоже недавно. Правда, я не знаю, где они их брали. А мы с братом у колхозников сельхозартели «Совет», — и Дулат усмехнулся: — Вы что же, подозреваете, что мы с братом конокрады? Тогда поинтересуйтесь в аулсовете.
— Нет, конечно, — успокоил Шайгельдинов. — А где вы и брат сейчас работаете?
— Временно не работаем. Ищем себе подходящее дело, а пока решили заняться извозом, возьмем патенты. А вообще-то казах без лошади не может жить.
— А, вон в чем дело, — включился в разговор Галиев, до этого времени читавший уже готовые листы протокола опроса. — Тогда все ясно…
Братья Кабылтаевы одновременно вышли из здания МГБ, немало удивившись своей встрече…
4
С каждым днем росло, все толще становилось дело на братьев Базыбековых, куда лейтенант Шайгельдинов приобщал различные документы, рождавшиеся на свет вслед за каждым оперативным шагом работников.
Было два часа пополудни, когда Шайгельдинов вышел из здания районного отделения. Он чувствовал себя несколько уставшим после длительного обсуждения мероприятий, разработанных Николаевым с участием Галиева и затем согласованных с подполковником Игидовым. Многое еще надо было сделать, чтобы получить точный и исчерпывающий ответ на вопрос, что же замышляют Базыбековы?..
Изменники Родины, покушавшиеся на жизнь советских людей, за границей обогатившиеся благодаря сотрудничеству с гоминьдановской контрразведкой, — вдруг бросили все и, не боясь уголовной ответственности за совершенные ранее преступления, явились в составе большой группы на советскую пограничную заставу. Зачем?..
Зияш Шайгельдинов шел найти на многолюдном рынке базарного «директора» Жапека Юсупова, поговорить о его работе и, если создастся взаимопонимание, — и о поведении Базыбековых. О Юсупове районное отделение знало многое. Местный житель, он еще в довоенное время подпал под влияние контрабандистов, уходил с ними в Синьцзян, но прожил там недолго, впал в нищету и, спасаясь от гибели, возвратился на родину. Чекисты рассчитывали на то, что его раскаяние было искренним. И не ошиблись.
Вскоре последовал обусловленный телефонный звонок Шайгельдинова, а спустя четверть часа Галиев с Николаевым прибыли в местный клуб, где им предоставили свободную комнату.
Галиев еще не прикрыл за собой дверь, а Жапек уже вытянулся во весь небольшой рост. Николаев тотчас же представил его себе на базаре среди торгующих людей и подумал, что там только такой расторопный и сможет поспеть. Вскоре Юсупов убедил их в этом. Он назвал всех или почти всех завсегдатаев рынка, рассказал, кто из них чем промышляет, и массу других житейских подробностей.
— За два дня торговли, — продолжал рассказывать Жапек, — конечно, из-под полы, Орха сбыл лично, как сам хвалился мне, двести банок консервов из конины. Говорил, что завтра снова поедет в Алма-Ату и привезет еще. У них не переводится и свежее мясо. Ноха нет-нет, да и «купит» старую корову или два-три барашка. Другого чужого он ничего не берет, а вот к скоту неравнодушен.
Юсупов помолчал немного, изучающе посмотрел на дверь и единственное окно и заговорил снова, но теперь уже тихим голосом:
— Там на третьем участке, как на новом выселке, они сами себе хозяева. К ним частенько собираются на молитву верующие, большей частью одни перебежчики. Как-то пригласили и меня. Хотя я и давно этим грешил, они все же считают меня «своим»… Так там не столько молились, сколько говорили о том, что они здесь люди временные и Синьцзян забывать нельзя, что как только там «успокоят» повстанцев, надо возвращаться. В основном говорили об этом Орха Базыбеков и этот мулла. Языки у них обоих подвешены хорошо.
— Только Орха Базыбеков и Бахыт Талапбаев рассуждают так? — спросил Шайгельдинов.
— Нет. Несколько раз об этом говорили на рынке Орха и Ноха, Кенен Саурбеков.