С Бахытом Талапбаевым я лишь однажды встретился не у Базыбековых, а на западном берегу озера. Он там пас лошадей, а я возвращался с джайляу, от своего знакомого. Да, так вот, наедине Талапбаев признался, что сам не поехал бы в Советский Союз. Все из-за жены получилось, она поддалась агитации Орхи. А Бахыта он пригрозил убить, если откажется. И сдержал бы слово, потому что уже занимался такими делами по приказу кунанжуз. Теперь же все они, по обещанию Орхи, скоро уедут обратно. Что ждет их там?.. Растревожив себя воспоминаниями, Бахыт, помню, чуть было не заплакал, а потом, успокоившись, стал рассказывать о том, что сюда приехал еще один из Чекертов, торговец Кенен Саурбеков. «Мы, — говорит, — с семьями, а он взял с собой только жену, а дочь там осталась. Скучает, хотя и прибыл сюда значительно позже нас». Вечером лошади Базыбековых мигом домчали нас домой, — закончил свой рассказ Юсупов.
— А зачем им нужны лошади? Не пашут, не сеют и извозом не занимаются, разве что в гости ездить? — заметил Николаев.
— Так лошадей заимели и некоторые другие перебежчики — Умурзак Айдаров, Жанай Кадырбеков, Гали Кенжегалиев…
Называя имя и фамилию каждого, Жапек загибал пальцы левой руки. Потом, положив левую руку на колено, назвал еще двух перебежчиков и загнул два пальца на правой руке. Подумал и громко выкрикнул: — Да вот еще Дулат Кабылтаев! — Помолчал, и уже тихим вкрадчивым голосом:
— Наверное, весной, когда горные тропы освободятся от снега, можно будет скакать вдали от дорог и аулов, — черные глаза Жапека заискрились веселой хитринкой, он сдержанно рассмеялся.
Намек, высказанный Юсуповым, был понятен и подтверждал ранее возникшее у чекистов подозрение о том, что готовится нелегальный уход за кордон целой группы перебежчиков.
— Мы полагаем, вы осознаете всю важность нашей беседы с вами, — заключил Галиев, подавая руку Юсупову для прощания.
— Разумеется, — ответил Жапек и после короткой паузы добавил. — Я вам скажу, когда они соберутся уезжать.
— Так-то так, да ждать нам сообщения Юсупова нельзя, — начал Шайгельдинов, как только Жапек ушел. — Им ведь не впервой бегать через границу, так что и зимой могут решиться на этот шаг. По существу, у них все готово…
— Вот вопрос, — перебил его Галиев, — ныне там образовался Синьцзян-Уйгурский автономный район — СУАР. Так, говорят, теперь называется Восточный Туркестан. В этих условиях сомнительно, чтобы гоминьдановские сборщики налогов возвращались туда.
Шайгельдинов внимательно слушал Галиева и как только он окончил, сказал:
— Да, если они сборщики, а что будем делать в случае отсутствия среди них бажигеров, товарищи начальники?
— Надо упредить побег, — предложил Николаев. — Пошли в отделение, посоветуемся с руководством — и займемся организацией контроля за поездкой Орхи завтра в Алма-Ату за консервами…
5
Кенена Саурбекова районное отделение МГБ знало особо — как лицо, неоднократно менявшее свое имя и фамилию. Многие жители Калмык-Куринского уезда звали Саурбекова Амиром Амрекуловым. Еще раньше он известен был там под фамилией Утегенова. Галиев и Шайгельдинов, исполняя указания майора Куспангалиева, — теперь уже начальника управления, назначенного на эту должность после отъезда Игидова на работу в Тульское управление МГБ, — занимались выяснением причин этих «превращений». Не связаны ли они с тем, что Саурбеков проводит враждебную Советской власти работу?
— Уже свыше года Саурбеков проживает в Иссыке. Его квартира стала караван-сараем для многочисленных родственников жены, проживающих в Нарынкольском районе и совершающих частые поездки в Алма-Ату, — рассказывал Райхан Галиевич Куспангалиеву и Николаеву, которые остановились у него по пути в пограничные районы. — Эти родичи проживают где-то неподалеку от Нарынкола, и капитан Каунышбаев смог бы помочь нам узнать о поведении Саурбекова в этом селе. Оказывается, после перехода границы он гостил там у тестя два месяца с лишним.
— Да? — удивился майор.
— Мы узнали об этом от Каунышбаева, — поспешно добавил Галиев.
— Тогда уместно будет съездить и на пограничную заставу, поговорить с теми, кто участвовал в задержании Саурбекова и его жены. Может быть, о них еще, на наше счастье, помнят, — заключил Куспангалиев. — Ну, в путь.
Новый газик едва тащился по не очищенной от накануне выпавшего снега дороге, которая то узкой прямой лентой пересекала долины, то виляла по глубоким ущельям гор. Встали. Снежные заносы то и дело преграждают им путь. А кругом, насколько видит глаз, нет даже признаков человеческого жилья. В стороне, у оврага, мышкует лиса. Видно, уже сытая, с большим пушистым хвостом, она подпрыгивает время от времени вокруг обреченной жертвы.
Но вот еще одна цепь гор, надрывно ревет мотор. Много раз до этого подъема и сейчас, подваживая плечами и толкая вперед машину, кричали они дружно: «Взяли, еще раз…» Совсем недалеко усадьба колхоза, но пока добрались до первой бригады, наступил вечер. Здесь оставили машину и дальше поехали уже на колхозных санях-розвальнях. Тройка резвых лошадей далеко за полночь доставила их, совсем промерзших, к цели, к предгорью Хан-Тенгри. К счастью, Дабыл Каунышбаев, недавний фронтовик, не раз сам переживавший дорожные передряги, у себя дома быстро отогрел их чаем, а позже, к утру, и бесбармаком.
Затем Куспангалиев с Николаевым побывали на пограничных заставах. Проанализировав многочисленные случаи нарушения границы, выявили трех реэмигрантов — Жануазака Орманова, Кенжеша Асанова и Барака Мурзалиева, которые жили в одном Калмык-Куринском уезде с Кененом Саурбековым. А по возвращении в районное отделение удалось установить, что все трое являются и земляками жены Саурбекова. В списках перебежчиков нашлись данные и о том, что Орманов, Асанов и Мурзалиев выехали на жительство в Энбекши-Казахский район. В этот же день о них был ориентирован капитан Галиев.
— Двое из них — Орманов и Мурзалиев сейчас находятся в колхозе «Чавар», а Асанов — в самом Иссыке. До сих пор Асанов нигде не работает, живут спекуляцией. Саурбеков сам называет их своими земляками, — докладывал Галиев майору по телефону спустя два дня.
— Итоги проверки сообщите в отделение Николаева. Возможно, придется допросить их в качестве свидетелей, — сказал майор Галиеву и, повесив трубку телефона, потирая замерзшие руки, подошел к печке. В кабинете Каунышбаева, где занимался Куспангалиев, печь обдавала жаром, да и в других кабинетах топили тоже хорошо, но одновременно ощущалось, как веет холодом от стен. Окна заросли не инеем, а уже толстым слоем льда, через который не видно было улицы.
Но вот пришел Каунышбаев, который ходил в аулсовет и милицию. Он разделся, повесил полушубок, ловко оправил гимнастерку, увешанную боевыми орденами, медалями, и уселся у края стола. Вновь пошел разговор, сначала о Дарии, жене Саурбекова.
— Похоже на то, что Саурбеков у нее второй муж, — начал свой доклад Дабыл Каунышбаевич. — В посемейной книге есть отметка, что отец отдал ее замуж еще девочкой за Абдраима Султанова, а тот увез в Синьцзян. Было это в начале гражданской войны. Здесь сейчас проживает ее отец Мурат Валиев, пастух колхоза «Костюбе». Со слов председателя аулсовета, когда Дария и Кенен Саурбековы гостили у отца, он мельком слышал — от кого, именно, вспомнить не смог, — что Саурбековы из Калмык-Куринского уезда бежали. Свое хозяйство оставили зятю Турсуну Исабекову и дочери Халиме, которые проживают в местечке Аксу.
— А чем сам Саурбеков объяснил свой приезд в Советский Союз? — спросил майор.
— Я не знаю.
— Он якобы, — сказал Николаев, — боялся налета гоминьдановских карателей, действующих в Илийском округе против частей национально-освободительного движения.
— А когда они перешли границу?
— В конце августа 1945 года, — ответил Николаев. — Точного числа не помню, но где-то между 25 и 31 августа.
— Так к этому времени повстанцы заняли всю территорию Илийского округа, и войск гоминьдана там уже не было, — оживился майор. — Его объяснения — это неумная ложь. Он думает, что мы тут ничего не ведаем о том, что на той стороне делается. Дело явно нечистое, и вы с Галиевым, — скупо похвалил он Николаева, — не зря его заподозрили в том, что он возможный связник Орхи Базыбекова.
— Надо искать людей, хорошо знающих Саурбековых по Синьцзяну, — заметил Николаев.
— Не каждый из них, — немного обождав, заговорил Каунышбаев. — знает о причинах побега Саурбекова на нашу сторону, да еще с женой. Взять, к примеру, уже известных нам Орманова, Асанова и Мурзалиева. Они могли и не быть в курсе тех обстоятельств, при которых Саурбеков скрылся из Восточного Туркестана. Да, кстати, давайте сопоставим, кто из них и когда пришел в СССР.
Каунышбаев взял со стола блокнот с записями на заставах, нашел нужное место и стал читать про себя.
— Ну, вот, видите, — заговорил он спокойно, вполголоса. — Двое из них перешли границу в зиму 1944/45 года и каждый отдельно, а Мурзалиев прибыл еще в 1942 году. Так что все они ушли в Советский Союз раньше Саурбекова.
— Да, конечно, вы правы, — ответил майор Каунышбаеву и, обращаясь уже к Николаеву, сказал: — Не так скоро и не легко все выяснить. Но дело требует, надо настойчиво поискать нужных нам людей. Одновременно следует побыстрее узнать о том, что могли рассказать о себе Саурбеков с женой своим местным родственникам и знакомым. Давайте подумаем, как это сделать.
— Больше всех, видимо, знает о жизни Дарии и Кенена на той стороне Торгын, вторая жена отца Дарии, — сказал Каунышбаев, прикуривая папиросу. — Женщина только с женщиной может всем поделиться, — выдохнул он вместе с дымом.
— А где живет старик Валиев, на центральной усадьбе или на отгоне? — обратился майор к Каунышбаеву.
— На зимнем отгоне, на южном склоне хребта Каратау.
Каунышбаев взял линейку, подошел к карте и указал расположение зимовок всех колхозов и совхозов района.
— А выпаса колхоза «Костюбе» вот здесь. Там по сохранным распискам держат скот многих перебежчиков, там же две лошади, на которых приехали Саурбеков с женой. В райисполкоме