Разместились в двух небольших бараках. Вездесущий начхоз Давыдов хлопотал третьи сутки, объявлял построения, водил в столовую, в баню, выдавал курсантское обмундирование, определял в казармы. Одни из новичков тут же подходили друг к другу, охотно знакомились, шумно балагурили, рассказывали и расспрашивали. Другие отмалчивались, уединялись. Пережитое еще терзало их, вызывало зубовный скрежет, сбрасывало по ночам с кроватей. А по утрам и до них доносились обрывки бодрых разговоров.
— …Скажи, пожалуйста, — никогда не думал, что окажусь на самом краю Казахстана! Красота здесь. Горы рядом. Зелень кругом. Тишина. И люди добрые.
— Слышь-ка, а кто вон тот, походка с подпрыгом?
— Мой друг Коля Разумов. Мы с ним в конниках по немецким тылам ходили…
— А тебе метку на челюсть не там поставили?
— Шутник ты, студент… Я из госпиталя дезертира тут одного с фальшивыми документами сдавал в военную комендатуру, так это он не проявил взаимной вежливости…
На первую беседу собрали всех в приземистый зал, он же клуб. Сидели повзводно, притихшие. Многие все еще надеялись, что вот сейчас все решится, их не оставят здесь, объявят об отправке в действующую армию. Чего ждать? Враг уже бежит… Так можно и не успеть? И вот командир части встал из-за стола и направился к трибуне, но он не называет их фамилий. Он говорит о качественно новом жизненном этапе молодых — их вступлении в чекистскую семью. О традициях этой семьи коммунистов. Многие его слова непривычно будоражат новизной цели, но еще не доходят до глубины сознания.
— Вас собрали сюда не на пироги горячие, — убеждал аудиторию полковник Каминский, — а учиться побеждать, учиться чекистскому мастерству. А это такое мастерство, что пригодится каждому из вас. И тем, кто окажется у линии фронта, и в освобожденных районах, и в глубоком тылу…
— Вы нас тоже поймите, — читал наши мысли оратор… — врага надо бить не только сегодня. Он уже бежит, вы правы. Но он еще зверствует на временно оккупированной советской земле. Создает вооруженные формирования. Засылает в наш тыл шпионов и диверсантов. Это тупая, одурманенная национализмом и тем опасная сила. Надо развенчать ее в глазах простых людей — тогда легче будет с ней покончить… А за нею стоит империализм со своей огромной разведывательно-подрывной машиной… Не считайте, что вас призвали на легкое дело…
Оглядевшись и настроившись, мы учились бдительности и конспирации, приобретали практические навыки чекистской профессии, изучали военное дело и политическую обстановку. Постепенно размягчались сердца фронтовых товарищей. Подобрев, то один, то другой вдруг начинал делиться, что с ним было в тяжелые первые дни войны… За рассказанным и лично пережитым вставали несгибаемые людские характеры, партизанские будни, картины боевых стычек с противником. Такие откровения в короткие ночные часы отдыха или при самоподготовке действовали нередко острее политинформаций и возбуждали у каждого желание скорее опробовать знания и нерастраченные силы в чекистской практике.
И вот дни и ночи напряженной учебы, тревог и подъемов в любое время, непослушные обмотки, броски в зимнюю ночь, разборы — все осталось позади. Летом 1944-го присвоены офицерские звания, получены долгожданные назначения. Всего одна ночь понадобилась, чтобы попрощаться с новыми друзьями и разъехаться, в том числе в только что освобожденные от гитлеровских оккупантов районы Украины.
Многонациональный народ Казахстана посылал очередной отряд патриотов-добровольцев в помощь братскому украинскому народу для достижения окончательной победы над ненавистным фашизмом.
Чекистам-казахстанцам уже осенью 1944 года довелось вступить в жестокую схватку с вооруженным врагом, его агентурой и националистическими формированиями противника на украинской земле.
Ряды наши редели, но страха не было. Страх жил в бандитских подземельях, в их «схронах», «крыивках» и бункерах, в заячьих душонках зарубежных эмиссаров и инспираторов националистического подполья.
Через огонь и годы пронесли участники событий тех лет непередаваемое чувство локтя и товарищескую спайку, курсантскую дружбу. И сейчас многие еще свой труд и жизненный опыт отдают нелегкому делу ежедневной, ежечасной защиты Советской Родины, воспитанию молодого пополнения чекистских рядов.
О вас мне хочется упомянуть здесь — И. В. Хамазюк, С. Ф. Сириченко, П. Е. Арнаутенко, Н. М. Буров, И. И. Котенко, Г. Я. Никитин, С. Белов, П. Уманец, Тарнавский, Кеда, Хворостян, Дикань, Борыскин, Двугрошев, Родионов, Александров, Курило, Ковальчук, Шеленин и многие другие соратники и друзья, руководители и участники чекистско-войсковых операций по поиску и ликвидации вооруженных националистических банд. Вместе с отдельными из вас мы мужали в курсантских погонах на казахстанской земле. В офицерских — в разные годы решали неотложные оперативные задачи на землях западных областей Украины.
В последующих коротких рассказах, в описаниях боевых событий и попутных эпизодов вы не найдете подлинных своих имен. Простите мне эту уловку. Время стерло в памяти место в них каждого из вас, индивидуальные штрихи ваших подвигов. Запечатлелись лишь основные, наиболее яркие моменты.
Спасибо вам за дружбу, за взаимовыручку и целеустремленность, благодаря которым все эти годы, день за днем, при решении оперативных задач совершенствовалась и проявляла себя в действии наука побеждать малыми силами, укреплялись нерушимые чекистские традиции, заложенные Ф. Э. Дзержинским. Теперь все это стало неотъемлемой частью наших характеров…
По обстановке
Эту последнюю фразу руководителя чертковской оперативной группы НКГБ память выплеснула так ярко, что младший лейтенант оглянулся, будто услышал ее вновь.
— Действуйте по обстановке… — переливалось и перекатывалось в глубине мозга. И настороженное сознание уже выхватывало еле уловимые признаки несчастья, какую-то пока не осознанную им, тревожную суматоху в селе, к которому он приближался. Еще взгляд, еще — и все встало, на свои места. Бесчинствует банда!
Вот и заслон у дороги на краю леса, из которого они только что выехали. Во дворах и на улице вооруженные люди. Их много… За ближним плетнем мелькнул ствол автомата. А вот показался и его владелец, волоча за собой чем-то набитый изрядной величины мешок… Увидел. Мешок к плетню. Автомат навскидку…
— Хто такий? — крикнул по-украински бандит.
— Тутешний я, — скороговоркой выпалил возница, — Василь Назаркив… А этого…
Но не договорил. Ствол автомата переместился в направлении младшего лейтенанта. Надо было и ему что-то ответить. Обдумывая и в то же время принимая решение, готовый дорого заплатить за свою жизнь, он сказал наконец:
— Я ж тебя не пытаю, кто ты? — потом добавил: — Из трудармии я. За Збручом мой батька…
Конопатый, в веснушках нос, обветренные губы. Купленное на восточной барахолке черного сукна полупальто с широким хлястиком. Шапка с козырьком на польский манер. Запыленные выворотные ботинки. Ничто не выдавало в нем военного человека. А его сипловатый голос располагал, успокаивал.
Автоматчик распорядился:
— Теперь послужишь на нашей стороне… Мобилизацию здесь провели. Мы сейчас уходим… Некоторых на тот свет отправили… Оружие ты получишь…
— А где вас найти?
— За Збручом «Тараса» знають, зустрінемось. А зараз вертайте на подвірря и щоб вас там не видно було… Чуешь, вуйко?! (Слышишь, дядя? — Н. Н.).
Назарко не заставил повторять себе дважды, хлестнул лошадь и направил ее в открытые ворота.
Вот она — «нетипичная ситуация». Банда рядом, а ты один, безоружный (рекомендовали вооружиться по прибытии на место), и еще не ясно, как выйти из этой ситуации. Благо автоматчик документы не спросил, чемодан фанерный не открыл…
Еще не остановилась, бричка у хаты, как Степан схватился за живот и, на ходу расстегиваясь, приседая, будто от невыносимой боли, побежал за клуню, а там, не теряя времени, дальше, через сад, к лесу. Черт с ним, с чемоданом, найдется. На лесной опушке присел за куст, огляделся. Увидел, как в только что оставленную им улицу быстрыми шагами втягивался бандитский дозор, виденный у дороги на въезде в село. Впереди картинно вышагивал «Тарас». Понял, что действительно уходит банда. Поэтому и дозор сняли. Значит путь к шоссе, где движение, где войска перебрасываются к фронту, свободен. Может быть, успеют их перехватить… Ишь ты, чем дальше фронт, тем все больше наглеют. Выползли из своих нор и «мобилизуют». На что надеются?
А сам бежал по осеннему лесу, придерживаясь проселочной дороги, и припоминалось ему все, что воочию успел увидеть и о чем от других услышал. Мысли и решения мелькали молниями. А ноги все тяжелели и тяжелели. Отвыкло расслабленное тело от таких нагрузок. Меньше надо было отлеживаться на вагонных полках за те несколько недель, что потребовались ему на путь от Тяньшанских гор до Тернопольщины…
Но вот кончился лес. Метров восемьсот осталось до шоссе. И тут он увидел, как на проселок свернула машина. Грузовик с вооруженными солдатами! Наши это, наши… Радостно запела душа. Еще быстрее понесли ноги навстречу людям. Его заметили. Остановились и ждут. Добежал. Рывком выдернул из кармана и подал документы в кабину.
— Я оперативный уполномоченный младший лейтенант Степан Савченко. Там, — взмах рукой в сторону леса, — банда…
А горло перехватило — уже не разобрать слов. Одеревенели вдруг и стали непослушными ноги… В себя пришел в машине. Держали путь в село. Трое в кабине и двенадцать человек в кузове. Два офицера и тринадцать солдат. На кабине — ручной пулемет. Наготове три автомата и десять винтовок. Это было пополнение гарнизону того райцентра, куда добирался Степан.
Вот и знакомое село. Вымерло будто… Остановились у полураскрытых ворот первого двора, и волосы зашевелились у Степана. Перед ним лежал истерзанный труп Василия Назарко. Крест-накрест исполосовано батогом лицо, вилами пригвождено его могучее тело. Рядом — разбитый фанерный чемодан и втоптанная в навозную жижу фуражка василькового цвета с малиновым околышем. Значит, не поверили простому селянину…