…»
Видятся Василю, который и грамоты еще не осилил, эти призрачные офицерские погоны (если удастся перебороть Советскую власть, конечно), и он читает посулы своего дяди таким же, как сам, юнцам, срываясь фальцетом на призыве «…возвратиться, устроить своих стариков и сказать им: теперь я пошел расплачиваться, а вы смотрите, что я делаю».
И матери тоже было о чем прочитать в этих письмах. — «Ты мне пишешь, что ты маму оберегаешь. Это для меня гордость среди моих людей…»
Знали бы вы, опутанные и обманутые бандитской лестью, что совсем недавно тою же рукой, написавшей эти строки, был убит ваш близкий родич, что ни кровные узы, ни человеческая мораль не свойственны бандитам. И только кровь на руках заставляет их держаться друг друга. Но неведома правда вам, семья Бевзюков, и делаете вы не то, что следовало бы. А подсказать истину — рано. Просто не поверите. Вот и требуется прежде уяснить, как глубоко проникла бандеровская идеология в ваши неокрепшие умы, толкая на антинародные действия; кто стоит за спиной «доброжелателей», мешая полезно работать и строить новую жизнь.
…Шахтерская Караганда. Вся войну ты дублировала временно утраченный Донбасс, героическим трудом восполняя утрату. Работала за двоих. Тот же неукротимый жизненный ритм остается пульсом города. Растут твои новостройки. Хорошеет Новый город. Благоустраивается и очищается Караганда — угольная. Многоэтажье домов теснит саманную Большую Михайловку. Радуя глаз, поднялись в рост человека деревца Зеленстроя. Заботливые руки взрастили лес там, где ничего не росло. Этот будущий лес соединит Новый город и степную Михайловку.
За городской гостиницей начинается поле — будущий центр будущей Большой Караганды. Строительство его ведется индустриальными темпами.
Для хороших дел нужен хороший отдых… Умеют здесь и отдыхать. Театр и четыре кинотеатра не бывают пустыми. В клубах и Дворцах культуры то танцы, то концерты, то торжества. Шахтеры коллективно выезжают на реку Нуру. Небольшая речка, и далековато ехать, а зарядку дает на неделю.
Захватила поначалу эта открытая, видная всем жизнь молодых украинских переселенцев. После работы шли они к людям. Широко общались с местной молодежью. Появлялись личные привязанности. Отдельные успели влюбиться, поговаривали уже об осенних свадьбах. Но вдруг надломилась эта радость…
Под пиликанье гармошки топчут украинские девчата чоботами земляной пол в тесной хатке в Большой Михайловке. Притулились к ее углам хлопцы. Кидают косые взгляды. Курят. Пересмеиваются, подзадоривают друг друга. Парубкуют, одним словом. Неожиданно круг танцующих с девчоночьим визгом рассыпается. Это кто-то из парубков, шутя, кинул им под ноги ящерицу…
В соседней комнатке за кроватную ширму уединилась небольшая группка молодых людей, их демонстративно не интересуют «танцульки». Здесь завладел вниманием один из старших, ударившись в воспоминания о своей борьбе с «истребительными отрядами НКГБ».
Очередная вечеринка в поселке Федоровка. И опять уединилась группа. Великовозрастный детина бахвалился — «ох и погуляли», упорно направляя разговор на тему борьбы с Советской властью «героев» — своих убитых братьев. А отсюда уже и до националистических призывов недалеко. Вот он уже говорит о необходимости вести себя так, чтобы «и вдали от неньки-Украины[106] наши люди не забывали, что они украинцы». И тут же следует предостережение «друг друга не продавать». Петушистый парень цыганского вида его предупреждение принял как призыв выявлять «чижиков», тут же возложив на себя обязанности проследить за «ненадежными».
На следующей вечеринке в Михайловке взахлеб обсуждается слух… На днях гордой Марийке кто-то завязал юбки на голову и жестоко избил. А ведь ходили разговоры о скорой свадьбе ее с местным парнем. Теперь ей судьба переломана и другим неповадно будет…
Выявились горластые «лидеры». Оспаривая малейшие возражения, они действуют по давно известному принципу — в жизни не может быть двух истин. Если один говорит иначе, значит кто-то из рассказчиков врет?!
На первых вечеринках звучали раздольные народные украинские песни. Сейчас на них вполголоса шепчут заново разученные «подпольные».
Подтягивают подголоски, прорезываются неустойчивые басы. Потусторонней затхлостью веет от таких песен.
— Вот в этом и суть всех сборищ, товарищ полковник, — доложил начальнику УМГБ на очередном оперативном совещании начальник подразделения Липовский. — Данные об организаторах, с учетом их прошлой деятельности в оуновских формированиях, разрешите доложить кратко.
Бевзюк Василий, 18 лет, с низшим образованием. Основное связующее звено с остатками оуновского подполья на территории Станиславской области. Недавно доложил туда о создании националистической группы.
Хворостян Василий, 25 лет, с образованием 5 классов. В 1944—1945 годах вместе с братом находился в бандеровской банде «Черемшины» под кличкой Косач, был ранен. После этого явился с повинной и был освобожден от уголовной ответственности. В названной карагандинской группе выступает в роли «ветерана-советчика». Активно участвует в обсуждении вопроса о приобретении оружия.
Бровко Дмитрий, 27 лет, с низшим образованием. Два его брата находились в банде, сам он пособничал им. По данному делу — «режиссер» сборищ.
Коренчук Роман, 19 лет, образование 7 классов, из семьи бывших западноукраинских землевладельцев, брат оуновского бандита. Инициатор исполнения «подпольных» песен. Выступал за продолжение националистической «борьбы».
Федько Игнат, 29 лет, с низшим образованием. Все годы войны работал в фашистской Германии, имел немецкий паспорт. После находился во французской оккупационной зоне и в лагере для перемещенных лиц в Австрии, откуда передан представителям СССР. На Украине пособничал бандитам. В Караганде активно поддерживает националистическую направленность разговоров, которые ведутся перечисленными лицами на вечеринках, устраиваемых украинской молодежью.
— Разрешите, — попросил слова капитан Жалмагамбетов. — Я основательно ознакомился с материалами и обратил внимание на факты, свидетельствующие о нежелании большинства украинской молодежи города вступать в контакты с названными активистами сборищ. Видимо, это понял и курьер. Возможно, что это и ускорило его отъезд… Молодые под разными предлогами уклонялись от участия в массовках за городом и религиозных обрядах, от обсуждения националистических «уток» и антисоветских анекдотов. Но… в тоже время молчат. Это не может не настораживать.
Наше мнение, — в воспитательно-профилактических целях надо организовать открытый судебный процесс над этой группой. Просим санкционировать.
— Хорошо. Подготовьте документы для прокурора. О внезапном отъезде оуновского курьера сообщите украинским товарищам.
…Мыльным пузырем лопнула романтика преступных тайных сборищ. В ней затхлость «крыивок», лесное эхо ружейной трескотни, тревожные тени жертв кочевавших по Украине банд. В числе тех жертв и твой брат, Василь!
Волнуются обвиняемые. Нет, не саманные стены у светлого здания будущего. А новая жизнь — вот она — рядом…
Встать! Суд идет!
Именем Казахской Советской Социалистической Республики…
Разоблачается оголтелый буржуазный национализм, сеющий звериную вражду среди народов.
Осуждается украинский национализм с его тенденцией к национальной ограниченности и исключительности.
Обвиняются слепые исполнители антинародной воли.
Советский суд учел чистосердечные признания обвиняемых и их раскаяния, назначив им минимальный срок наказания. С последствиями темного невежества, бесправия и страха перед будущим, порожденными действиями продажных проповедников буржуазного национализма, покончено бесповоротно!
К. БаймукановНЕНАДЕЖНЫЕ «ГОСТИ»
Вечером, накануне Дня Победы, Кали Клышбаев зашел к своему фронтовому другу Амиржану. Одетый в парадную форму, при всех боевых орденах и медалях, Амиржан, только что возвратившийся с торжественного собрания, прохаживался по просторной гостиной и, увидев гостя, направился ему навстречу. Друзья обнялись…
Услышав возбужденный говор мужчин, из кухни вышла Макура, жена Амиржана. Приветливо улыбаясь, она не спеша подошла к Калеке́ (так звали Кали родные и друзья), поздравила с праздником и тепло пожала его руку. Прошла в соседнюю комнату, вернулась с двумя подушками и, бросая их на пол, устланный ковром, сказала:
— В народе говорят, что к накрытому столу гость приходит всегда с благими намерениями. Я готовлю праздничный ужин, и ты, Калеке, пришел вовремя. А где же Камаш?
— Она вся в хлопотах о завтрашнем дне. Мы вместе просим вас прийти к нам на праздничный обед. С этим я и пришел.
— Утром я помогу ей, — ответила участливо Макура, — а сейчас вам обоим боевое задание — сходить за Камаш.
…Стол был уставлен яствами и напитками. Один за другим предлагались тосты — «За праздник Победы», «За здоровье фронтовиков», «За мир и счастье детей»… Много пели, шутили, смеялись…
Но временами шум веселья затихал. Его сменяли тихие разговоры о боевых подвигах, о жизни людей в тылу и о тех, кто не вернулся с полей сражений. Оживали эпизоды фронтовой жизни, в горниле которой ковалась и закалялась дружба людей и целых народов. Особенно много вспоминали последние месяцы и дни войны, встречи на Эльбе, радостные толпы людей, наводнявших улицы городов и сел, Польши, Чехословакии, Югославии; букеты цветов, другие знаки дружбы и любви, которые видели и пережили Калеке и Амиржан всюду, где им довелось воевать.
Не упустила ни одного слова из рассказов старших Сауле, дочь Амиржана, хотя она, казалось, целиком была поглощена хозяйскими обязанностями.
— Дядя, — обратилась она к Калеке в момент наступившей паузы, — сегодня вы и папа много говорили о дружбе людей и народов. Нелегкой ценой это было достигнуто. Знаем и понимаем это и мы, увидевшие свет уже после этих страшных испытаний. Чем же объяснить недружелюбное поведение и отношение к нам, советским людям, к нашей стране некоторых зарубежных туристов?