У Стерховой пересохло в горле. Она поискала взглядом графин с водой и, не найдя его, направилась к мини-бару. Достала оттуда маленькую бутылку минералки и залпом осушила ее.
В висках пульсировало: ветка тиса в кармане Головенко.
Он там был. Ступал по этому берегу. Шел через тисовую рощу.
Осмыслив догадку, Анна прошла к окну и сдвинула штору. Вид на берег Тихого океана ничего ей не дал. Перед мысленным взором нарисовался берег мыса Хабан, отполированные временем камни и лес на склоне горы.
Если нападение на «Океаниду» действительно произошло в бухте Тревожная, думала Анна, то пираты пришли не с суши. Они, пришли на «Северине», который следовал за океанографическим судном.
Головенко был с ними, но после того, как захватили «Океаниду», он почему-то не ушел на ней в Японию, а сошел на берег. Пробрался через тисовую рощу-иероглиф, дошел до первого населенного пункта и по какой-то причине вернулся в Светлую Гавань.
Горшков оторвался от документов, вскинул голову и посмотрел на Стерхову:
– Что вас так взволновало, Анна Сергеевна?
Она подозвала его к компьютеру и ткнула пальцем в иероглиф на мониторе:
– Тисовая роща.
– Мыс Хабан? – нахмурился следователь. – Ну, вот вам и ветка. Теперь понятно, откуда она взялась у Головенко
Глава 20. Бесполезные следы
Во второй половине дня Анна вспомнила обещание, данное Савельеву: разыскать личные вещи Головенко. То, что принадлежало ему и на чем могла сохраниться частичка биологического материала, годная для анализа ДНК.
Савельев ждал.
Она спустилась в вестибюль и подошла к стойке ресепшн. За ней стояла женщина-портье с аккуратной прической. Ей было далеко за пятьдесят. Стерхова видела ее впервые.
– Добрый день, – поздоровалась Анна. – Не подскажете, где Виктор Петрович?
Женщина вздрогнула, словно вопрос застал ее врасплох, и склонилась над стойкой.
– Виктор Петрович у себя в кабинете, – оглянувшись, она добавила: – Но сейчас к нему лучше не заходить.
Стерхова удивилась:
– Почему?
Портье чуть замешкалась, тронула воротник своей униформы и тихо произнесла:
– Сейчас у него Эльвира Шабтаевна…
– Ну и что? – Анна непроизвольно улыбнулась.
Женщина опустила глаза, словно ей приходилось объяснять очевидную вещь:
– Эльвира Шабтаевна не любит, когда ей мешают воспитывать сына.
Стерхова удивилась.
– Воспитывать Виктора Петровича? Ему, наверное, лет сорок пять, не меньше.
Портье наклонилась так низко, что пышной грудью легла на стойку ресепшна. Ее отчетливый шепот прозвучал почти заговорщически:
– Минуту назад она так орала на него, что было слышно здесь, в вестибюле. Виктор Петрович для нее Эльвиры Шабтаевны как ребенок. Он до сих пор живет с матерью, своей семьи у него нет.
– Как же так вышло? – Анна ощутила легкое любопытства.
Портье вздохнула и продолжила с ноткой грусти:
– Эльвира Шабтаевна не разрешала Виктору Петровичу жениться. Ни одна невеста не подошла. Да и никто бы ей угодил.
Стерхова мягко, словно извиняясь, сказала:
– И, все-таки, я рискну зайти в его кабинет.
И она зашагала к директорской двери, чувствуя на себе испуганный взгляд портье. Однако еще до того, как Анна приблизилась, та распахнулась. Из кабинета решительным шагом вышла мать Кошелева. Ее лицо было суровым, губы – плотно сжаты, а в глазах полыхало гордое ликование, словно она только что выиграла важную битву. За ней бежал ее белый шпиц с таким же, как у хозяйки, выражением мордочки.
Стерхова хотела поздороваться, но Эльвира Шабтаевна прошла мимо, не обратив внимания.
Дверь осталась приоткрытой. Прежде, чем войти, Анна стукнула в нее костяшками пальцев.
Директорский кабинет был большим и на первый взгляд неудобным, словно роскошь, которой он был наполнен, была здесь чужой и навязанной извне. Кошелев сидел за массивным письменным столом и был похож на побитого мальчишку, лицо его было красным, а глаза – влажными. Он посмотрел на Анну и попытался взять себя в руки.
– Анна Сергеевна… Все ли в порядке в штабе?
– У нас есть все необходимое. Я пришла по другому вопросу. Вы сказали, что в музее хранятся личные вещи вашего «Сомертонского человека». Мне нужно их осмотреть и, возможно, что-то забрать на время.
Кошелев кивнул и поднялся с кресла.
– Сейчас принесу.
Он исчез в смежной комнате. Анна осталась в кабинете одна и вдруг почувствовала настойчивую, беспричинную тревогу. Что-то здесь было не так. Она осмотрелась, передернула плечами и повела носом, стараясь уловить, что именно ее беспокоит. И вдруг она поняла. Запах… Холодный мужской парфюм с легкой горчинкой, знакомый до щемящего чувства. Тот самый, что остался в ее номере после того, как украли ноутбук. Тот, который она уловила в воздухе, проснувшись в свое первое утро здесь. Анна замерла, сердце забилось чаще, дыхание перехватило.
Вскоре вернулся Кошелев с коробкой из серого картона.
– Вот, пожалуйста, – он поставил ее на стол.
Анна открыла крышку. Одновременно с этим принюхалась. Но Кошелев, словно что-то уловив, отошел к окну и остался стоять там.
Тогда Стерхова сосредоточилась на содержимом коробки. Внутри лежали личные вещи погибшего. Пересмотрев и переворошив их, Анна положила в заранее подготовленный пакет зубную щетку и расческу.
– Я забираю это на время. – Предупредила она, избегая смотреть Кошелеву в глаза.
Ей было неуютно и неловко одновременно, будто она была соучастницей случайного преступления или свидетелем чужого горя.
Анна вышла из кабинета и закрыла за собой дверь. Пересекла вестибюль, поднялась на лестничный марш и остановилась, пытаясь осмыслить то, что сейчас случилось.
В штаб она вернулась с полным пониманием ситуации. В комнате стояла прежняя тишина – плотная, сосредоточенная, пронизанная шелестом бумаг. Свет из окна ложился на рабочие столы широкими полосами. Все оставалось на местах, было прежним, но казалось совсем другим. Как будто в штаб проникло нечто постороннее, непонятное и неуловимое.
Она не пошла к своему столу, остановилась ядом с Горшковым. Он увлеченно изучал документ и, казалось, не заметил, что Анна вернулась. Когда, наконец, поднял голову, его взгляд был слегка удивленным.
– Что-нибудь случилось?
Стерхова неуверенно взглянула на него, словно решая, стоит ли говорить. Но промолчать не могла.
– Я только что была в кабинете Кошелева.
Горшков отложил ручку и повернулся к ней всем корпусом. Не спрашивал, ждал, когда договорит.
Стерхова оперлась ладонями о край его стола.
– Сегодня от Кошелева пахло парфюмом, который остался в моем номере в первую ночь, и когда пропал ноутбук.
– Вы уверены?
Она опустила голову.
– Убеждена абсолютно.
Повисла тяжелая, продолжительная пауза. Горшков откинулся на спинку стула и сцепил руки на животе. Он не спешил с выводами. Его молчание не было бездействием – он все сверял со своим внутренним контроллером и раскладывал по полочкам.
– Что будем с этим делать? – спросил он наконец. – Полагаете, это Кошелев задушил Воронина?
– Не исключаю, – медленно проронила она.
– Не жидковат ли он для убийства?
– Этого никогда не угадать наверняка. Не вам объяснять.
– Да, здесь вы правы. – Горшков поднялся и заходил по комнате. Его лицо было напряжено. Он посмотрел на Анну. – То, что вы рассказали многое меняет.
– Пока – ничего, – сдержанно возразила Стерхова. – Нужны доказательства, а их пока нет.
Горшков провел рукой по коротким волосам.
– Доказательства? Ну, что же, будем искать.
Стерхова подошла к своему столу и, не задумываясь, механически, начала собирать бумаги, выравнивая их по краям, когда ее взгляд наткнулся на пакет с бумажным клочком внутри.
Она взяла его и приблизила к глазам. Клочок бумаги выглядел ничтожно: мятый, оборванный, с мелким типографским шрифтом по краю. На пожелтевшей бумаге – линии, на которых написаны чернильные слова: не жди меня долго.
И вдруг – острый укол догадки пронзил ее как игла, вошедшая в мышцу.
Быстрым движением Анна включила рабочую лампу и вгляделась в очертания типографских букв и цифр, шедших по оборванной кромке. Мелкий шрифт, пустые ячейки, графы… В памяти пробудилось забытое воспоминание о бланках, лежавших на столах в почтовых отделениях.
Бланк телеграммы!
Перед ней был именно он – стандартный почтовый формуляр для коротких слов, долетавших до адресата быстрее писем. И, если быть достоверно точным – перед ней была только часть этого бланка.
Стерхова замерла, осознав, что это не просто клочок бумаги с посланием и шифром. Это – след.
– Василий, посмотрите, пожалуйста. – Она положила на стол Горшкова пакет с бумажным обрывком.
Тот скользнул по нему взглядом и снова перевел глаза на Анну.
– Это я видел, когда вы говорили с Корепановым.
– Приглядитесь. Послание и шифр записаны на бланке телеграммы. Понимаете, что это значит?
Горшков внимательно рассмотрел бумажку. При этом лицо его не выражало ни удивления, ни интереса, а только спокойную сосредоточенность.
– Все объясняется просто. Мужик был на почтамте и отправлял телеграмму. Что тут непонятного? – Ровным голосом произнес он, словно объяснил что-то очевидное и давно всем известное. – А слова «не жди меня долго» – текст телеграммы, оставшийся на испорченном бланке.
– Как же получилось, что следователи по делу проглядели такой факт? – Анна хлопнула по столу ладонями. – Не понимаю! По горячим следам можно было найти сохранившийся бланк телеграммы, узнать адрес получателя. Это же был стопроцентный шанс установить личность убитого!
Горшков задумчиво потер переносицу, затем посмотрел на Стерхову.
– Риторический вопрос. Но я вам скажу больше, Анна Сергеевна, – проговорил он негромко. – Дело в том, что рядом с почтамтом в те времена располагался междугородный переговорный пункт. Помните такие?
– Помню, – ответила Анна, пытаясь уловить его мысль. – И что вы этим хотите сказать?