Моё сознание ускользало от меня. Мысли путались.
Я уже не понимала, где явь, а где бред.
Всё, что я видела — это Калеб.
Сражаясь со слабостью и ознобом, вглядывалась в любимые глаза, осознавая, что брежу. Ну и ладно...
— Только не исчезай, — шептала я, — пусть это всего лишь игры моего больного сознания, но не оставляй меня.
— Я иду к тебе, Дали, потерпи. Я прилетел домой, — мне грезилось, что эти слова звучат из ниоткуда, но голос такой родной.
— Поговори со мной, — прошептала я потрескавшимися губами, — скажи, что всё это неправда. Не хочу верить и не буду... Я не могу терять всех, кого люблю... Это жестоко...
Перед глазами мелькнул зелёный лист и что-то мокрое коснулось моего рта.
— Спасибо, милая, — выдохнула уже беззвучно, — пить.
И снова шум. Грохот.
"Жиря притащила ведро" — сообразила я.
Изображение на планшете заморгало.
— Нет, — взмолилась я, — прошу тебя, Калеб. Нет!
Но чуда не случилось.
Теперь вместо лица любимого мужчины я видела лишь чёрный экран.
— Да будь оно всё проклято!
Накинув на голову одеяла, я пыталась согреться, но ничего не выходило. Так холодно мне не было никогда. Казалось, по спине медленно ползают ледяные мурашки. Передёрнув плечами, зажмурилась. Измученные резью глаза более ничего не могли различить. По щекам, раздражая кожу, скатывались крупные болезненные слёзы.
Проходили минуты, а может — часы.
Я окончательно потерялась в мире глубокого беспамятства.
Кто-то осторожно опустил одеяло и, кажется, пытался напоить водой. Но всё, что я ощутила — это мокрое пятно под своей головой. В лёгком бреду я возвращалась в приют и вновь бежала на работу разгребать тюки с мусором в надежде найти нового питомца. Но открывая дверь в цех вдруг... попадала в теплицу своей мамы. Бродила среди стеллажей и слышала её голос, рассказывающий мне об овощах, фруктах, ягодах.
Всё это казалось таким реальным, что я терялась, не понимая, пугаться мне или радоваться. Открыв очередную дверь, увидела отца, разглядывающего трёхмерное изображение антилопы Гну. Я вернулась в родительский дом.
— Даллия, а ты уже завела хотя бы козу? — спросил меня папа.
Прозрачное, подсвечиваемое голубым изображение перед ним уменьшилось и превратилось в.. корову.
— Да, — отец кивнул, — и эта живность в хозяйстве нелишняя! Практичной нужно быть, доченька.
— Папа, ты живой?
— Конечно, — он улыбнулся, — мы всегда с тобой, Даллия. Разве ты не чувствуешь это?
— Я хотела, чтобы вы гордились.
— Мы всегда были горды, что вырастили такую сообразительную смелую девочку. Тебе всё по плечу, милая. Ничего не сломает мою доченьку.
— Сломает, папа, — я снова ощутила эту щемящую боль в сердце. — Мой Калеб, его... возможно нет.
— Здесь я, девочка моя, — раздался голос словно извне. — Сейчас я тебе помогу. Мы справимся, малыш. Верь мне.
Глава 31
Голоса. Мужские. Громкие.
Попытавшись приоткрыть глаза, испытала невыносимую боль. Их словно чем-то склеили. Безумно испугавшись, шевельнула рукой, но куда там. Даже на это движение не было никаких сил.
Рядом со мной снова заговорили.
— Ты должен растолочь таблетки и смешать с водой. Время упущено, целыми она уже не проглотит, — этот голос немного картавый казался незнакомым. Скорее всего, он принадлежал пожилому мужчине. Во всяком случае, именно такой образ рисовало моё воображение.
— Сколько? На какой объём?
«Калеб» — легко узнала я говорившего.
Выходит, снова бред?! Ну и пусть. Я лежала, не в силах сделать вдох полной грудью и прислушивалась к этому странному диалогу.
— Надо подумать, — произнёс картавый. — Сейчас уже и не используют данный препарат. Устарел и с производства сняли. Откуда только он у неё?
— Доктор Симонс, со всем моим к вам уважением, поспешите, чёрт вас дери, — о да, сей раздражённый голос мог принадлежать только мужу. — Мне побоку история пилюль. Сколько растолкать?
— Три таблетки на стакан, но, чтобы выпила всё, — чётко выдал ответ врач. — И вливай ей в рот жидкость. Постоянно. По чайной ложечке не реже, чем раз в пять минут.
— Зелёная! — рявкнул мой мужчина. — Это на тебе. Ложку в корни и вперёд.
Губ тут же коснулся холодный металл. В рот затекла жидкость. Глотнув, скривилась. Такая адская боль в горле, что захотелось рыдать.
— Её нужно согреть, внук. Трясётся девочка. — третий говоривший, тоже знакомый. «Мистер Янук Мортен — приятный пожилой мужчина» — шепнул внутренний голос.
Что-то упало. Качнув головой, ощутила приступ тошноты.
Сильные горячие руки приподняли меня и усадили.
Горечь и слизь... Как противно.
— Это плохо, док?
— Нет, организм сопротивляется. Что ещё из препаратов у тебя есть?
— Да ни хрена нет! — зло гаркнул Калеб. — Это ведь «лихорадка переселенцев»?! Откуда она на Кеплере?
— Мы это выясним, внук, но сейчас слушай Диего...
Меня снова уложили на спину.
— Набок переверни, — тут же скомандовал картавый. — Чтобы она не захлебнулась.
И снова в голове помутилось.
«Калеб» — шепнула я губами, но меня никто не услышал.
— Что с глазами делать? Промыть? Примочки? Как убрать гной?
Вопрос мужа испугал. Невозможность видеть нервировала до одури. Мне казалось, что я и вовсе ослепла.
— Не до этого сейчас, успокойся, — тихий голос доктора подействовал и на меня. — Главное, сбить температуру. Её руки и ноги горячие?
— Да они как лёд! — кто-то сжал моё запястье.
— Лекарство не подействует, пока ты не снимешь спазм сосудов. Показывай, что есть. Может, у тебя с собой аптечка? Ты же подрывник.
— Конечно, — спохватился Калеб, — нам без неё в шахты спускаться нельзя. Сейчас покажу.
Громкие неясные звуки. Что-то снова коснулось губ. Ещё один глоток.
— Интересные у вас там растения! — «Мистер Янук» — определила я говорившего. — Это венерина мухоловка?
— Я в зелени не силён, дед. Но конкретно этот «лютик», если надо, корабль разнести может. Так что уважительней с зелёной. Да где аптечка, чёрт её дери?
— Успокойся, внук, где твоя выдержка?!
— В зад мне эту выдержку! Всё к чёрту, — ругань Калеба набирала обороты. — Вот она! Щелчок и что-то зашуршало.
— Ищи спазмолитик, — медленно протянул картавый голос, принадлежащий доктору, — или что-нибудь из этой группы... Вот у тебя под рукой... Да... Хороший препарат. Сможешь сделать укол?
— Я сейчас, док, что угодно смогу.
Меня снова замутило. Горечь, она казалась нестерпимой.
— Держись, детка, — прошептал Калеб надо мной. — Я поставлю тебя на ноги, только потерпи. Ты же боец!
— Глаза, — выдохнула я.
— Да, они загноились, Дали. Но это не страшно.
— Не вижу... Горят.
Щелчок и лёгкое поглаживание в верхней части бедра.
Короткая колющая боль.
— Что дальше? — рявкнул муж, но уже не мне.
— Теперь сбивай температуру. Её руки должны быть горячими. Согрей их, надень варежки или ещё что.
— Да откуда они у меня? — Калеб смачно выругался.
— Посмотри вещи своей девочки. Может, что там есть. Бабушка её носки вязаные где положила, — слова мистера Янука меня позабавили.
— Нет у неё ни бабушки, ни дедушки, — рявкнул Калеб. — Я есть и эти два толковых куста. Зелёная, воду!
Меня напоили с ложечки.
Что-то с грохотом упало. Громкое шуршание.
— Лапушка, нужна тёплая вещь Даллии. Любая. Согреть её надо, и быстро.
Звук волочения горшка по полу.
У меня кружилась голова. Казалось, что я нахожусь в сошедшей с ума карусели, которая только берёт разбег.
— И это весь гардероб?! — в голосе мистера Янука звучало удивление. — Девочку одеть нужно и как следует.
— Потом, дед, всё потом. Не до шмоток сейчас. Ничего у неё нет, от слова совсем.
— Тебе свитер передавали, внук. Точно помню. Засунь её руки в рукава и разотри. А на ноги... Что у тебя взгляни в сумке.
У меня? — Калеб оживился.
— Что? Даже в сумку не заглянул? — укорил его дед. — Не проверил, что тебе брат передал?
— Не до того было. Я спешил на корабль и не зря. Опоздал бы на рейс и хана моей девочке.
— Ну, хорошо. Поройся в своей сумке, внук. Я в неё много чего скидывал. Кутай девочку как следует. Белая вся как мел.
Прошла, наверное, минута молчания, и я почувствовала, как моих стоп касается горячая ладонь. По коже заскользило нечто мягкое, пушистое.
— Вот! Получились гольфы, — усмехнулся мистер Янук. — Она у тебя совсем крошка.
— В самый раз. О, варежки? Дед, нафига ты мне их положил?
— Не ругайся так, Калеб! У меня уже экран от стыда краснеет. Понимаю, волнуешься, но сдерживай себя. А это память, их тебе бабушка связала, да передать не успела.
— А-а-а, ну ладно.
Я пошевелила рукой. Боль. Суставы ломило и, казалось, меня всю выворачивает наизнанку.
— Калеб, она в сознании? — доктор, видимо, заметил мои жалкие потуги.
— Бредила. На глаза жаловалась, — муж отогнул одеяло и вытащил руки. — Я уже сказал, она отца завет, мать. Говорит с мёртвыми. Меня вспоминает и просит вернуться. Я пока до вас дозванивался, она вроде как притихла.
На мои ладони нацепили варежки, правда, большой палец в нужное отверстие не попал.
— Успокойся, внук. Всё будет хорошо. Ты пришёл вовремя. Поставим мы её на ноги. Она
молодец, регистрацию тебе обеспечила....
— Знаешь, дед, на будущее — такой ценой мне никакая рега не нужна. Не подайся она в город, может, и не всё так плохо бы было сейчас.
— Это лихорадка, — вмешался в разговор доктор. — Здесь уже значения не имело, где она была и что делала. Растолок таблетки? Теперь напои её. Но учти, оно горькое. Может и сплюнуть.
— У меня всё выпьет, — процедил Калеб. — Правда, Дали! Ты у меня такая молодец. Держись, боец!
Ложка, холод металла. Жидкость и мгновенная тошнота. Не сдержав лекарства во рту, закашлялась. Мерзко. Влага тонкой струйкой потекла по подбородку.