Энциклопедическая образованность и острый ум сочетались у Шолиака с самоотверженностью. Во время эпидемии чумы, охватившей Европу в середине XIV века он, тогда еще не бывший придворным врачом, испросил у папы Климента Шестого дозволение на вскрытие трупов умерших чумных больных. Шолиак надеялся, что исследование тел умерших поможет ему установить причину чумы. Причину найти не удалось, вдобавок сам исследователь заболел чумой, но, к счастью, выжил.
Надо отметить, что в Средние века было написано несколько трудов под названием «Большая хирургия». Никакого плагиата в этом нет. Слово «большая» отражало полноту трактата, указывало на то, что он посвящен всей хирургической науке в целом, а не отдельным ее частям. Стоит упомянуть «Большую хирургию», написанную итальянским врачом Бруно из города Лонгобукко, известным за пределами Италии как Бруно да Лонгобурго. Бруно изучал медицину в Салерно, а затем пополнил свое образование в Болонье, где надеялся получить место преподавателя. Но по каким-то причинам с Болонским университетом у Бруно не сложилось. Он переехал в Падую и стал преподавать медицину там. Разделяя взгляды Гиппократа и Галена в целом, Бруно выступал с критикой того, что считал неправильным. Так, например, он доказал, что нагноение не является условием быстрого заживления ран, как утверждал Гален. Для ускорения заживления Бруно советовал накладывать на рану швы, что было очень умно. В качестве перевязочного материала Бруно использовал материю, выдержанную в кипящем вине, то есть простерилизованную. О микробах Бруно не имел понятия, он просто попробовал такой способ и заметил, что при этом раны нагнаиваются гораздо реже. Лечение ран было всего лишь одним из направлений исследований Бруно. Он делал самые разные операции, начиная с удаления катаракты и заканчивая лечением прямокишечных свищей, причем все, что делал, стремился улучшить, оптимизировать.
Бруно да Лонгобурго создавал свой трактат на основе хирургического раздела «Руководства для того, кто не в состоянии такое составить» Альбукасиса, но его «Большая хирургия» — это не компиляция, а оригинальная научная работа, опирающаяся на ранее написанный труд. К тому, что писал Альбукасис, Бруно добавил много из своего личного опыта. Спустя несколько лет после завершения работы над «Большой хирургией» Бруно написал дополнение к ней, которое назвал «Маленькой хирургией» (в оригинале — «Chirurgia parva»). Если «Большая хирургия» была двухтомным руководством, предназначенным для изучения хирургии, то «Маленькая» представляла собой однотомный практический справочник хирурга.
Надо сказать, что помимо научно-практической ценности средневековые труды по хирургии имели еще и идеологическое значение. Самим фактом своего существования они «реабилитировали» хирургию, доказывали обществу, что хирургия — это наука, а не ремесло. К сожалению, понадобилось несколько столетий для того, чтобы вернуть хирургии незаслуженно отнятое у нее доброе имя. Лишь во второй половине XIX века на хирургов перестали смотреть свысока как на «недоврачей». Знаете ли вы, что в начальный период правления королевы Виктории[79] хирургов не принимали в светском обществе, поскольку они занимались «презренным ручным трудом». Родись Джон Ватсон на полвека раньше, он ни за что не смог бы написать столько рассказов о своем друге-сыщике, поскольку в большинстве домов, ставших местами преступлений, его бы не пустили дальше порога. Хирургов «замечали» только тогда, когда были нужны их услуги. И это несмотря на то, что король Генрих Восьмой оказал членам гильдии хирургов и цирюльников великую честь, запечатлевшись с ними на одной картине, написанной его придворным живописцем Гансом Гольбейном-младшим[80]. К слову будь сказано, что объединение цирюльников и хирургов в одну гильдию, закрепленное парламентским актом от тысяча пятьсот сорокового года, стало для хирургов радостным событием, поскольку статус цирюльников в то время был выше статуса хирургов. O tempora, o mores![81] В качестве бонуса хирурги получили разрешение на ежегодное вскрытие четырех тел казненных преступников! Король Генрих, часто прибегавший к услугам врачей, был о них не очень-то высокого мнения, но он не мог упустить шанс сделать еще что-то наперекор римским папам[82]. Просил же короля об объединении хирургов с цирюльниками его придворный хирург Томас Викер, написавший первый учебник по анатомии человеческого тела на английском языке.
Но все, о чем только что было сказано, произошло уже в XVI веке, в начале Нового времени, а в Средние века к хирургам в Англии относились точно так же, как и по всей Европе, и английская медицина столь же сильно погрязла в схоластическом болоте.
До XIII века, когда в Оксфордском университете появился медицинский факультет, английские врачи уезжали учиться на континент. Надо сказать, что преподавание медицины в Оксфорде, как и в отпочковавшемся от него Кембридже[83], мягко говоря, не было блестящим. Да и откуда взяться блеску, если Англия находилась на задворках Европы, вдали от тех путей, по которым шел обмен знаниями? К тому же в обоих университетах приоритет отдавался богословию, после которого шла столь любимая англичанами юриспруденция, а медицина и философия по значимости находились на последнем месте, в роли нелюбимых падчериц, связанных по рукам и ногам схоластическими путами.
В доказательство высокого качества обучения медицинским наукам в Англии рьяные патриоты любят ссылаться на то, что подавляющее большинство придворных королевских врачей обучались в Оксфорде или Кембридже. Раз уж короли считали возможным доверять им свое здоровье, значит — они были наилучшими специалистами в Европе. Но давайте сконцентрируем внимание на доверии, поскольку вся суть в этом. Могли ли английские короли доверять иностранцам больше, чем своим соотечественникам, про которых было известно все и у которых обычно имелись родственники — заложники, служащие гарантией лояльности? Добавьте к этому постоянные раздоры наших монархов с иностранными, и вы поймете, что лучше своего английского врача для английского короля быть не могло. Тем более что в Средние века лечить умели лишь единицы, а подавляющее большинство подменяли лечение схоластикой. Время Гарвея, Вартона, Гаймора, братьев Хантеров и сэра Персиваля Потта[84] еще не пришло…
К месту можно вспомнить выражение, которое приписывают Эдуарду Третьему[85]: «Врачам могут доверять только дураки или же те, кто никогда не болел». Короля можно понять. Вот описание лечения мужчины, половой член которого «начал опухать после соития и причинять сильные страдания жжением и болью, а на кончике плоть его омертвела». Недолго думая, врач отрезал отмершие ткани ножом и прижег послеоперационную рану… негашеной известью. Негашеной известью называют оксид кальция, который при взаимодействии с водой превращается в гидроксид кальция — едкую, агрессивную щелочь. Удалив омертвевшую ткань, врач причинил в месте операции сильный ожог, следствием которого должно было стать еще большее омертвение. Правда, описание этого случая из практики завершается сообщением о том, что пациент благополучно выздоровел, но в это как-то не очень верится.
Случай из собственной практики описал не кто-нибудь, а английский хирург Джон из Ардерна, живший в XIV веке, тот самый, которого одни историки называют «отцом английской хирургии», а другие — «первым выдающимся английским хирургом». Выдающийся Отец лечит сифилис и гонорею (скорее всего, именно этими болезнями страдал пациент) при помощи скальпеля и едкой щелочи. Браво!
Однако справедливости ради нужно заметить, что Джон из Ардерна, обучавшийся медицине в университете Монпелье, был не только известным хирургом своего времени, но и ученым, внесшим вклад в развитие хирургии. Джон специализировался на лечении ран и «военных» болезней, которые часто возникали в походах, например абсцессов промежности и ягодиц, вызванных длительной верховой ездой в тяжелых доспехах. Эти абсцессы часто переходили в незаживающие гноящиеся свищи. Джон пишет, что при оперировании таких свищей у него выживал каждый второй пациент. Для нашего времени пятидесятипроцентная смертность при операциях по поводу анальных свищей — это ужасающий показатель, но для XIV века, вдобавок в полевых условиях, показатель был невероятно хорошим. К своим пациентам Джон относился гуманно (давайте не станем заострять внимание не прижигании негашеной известью). Он обезболивал пациентов перед операциями с помощью настоя опия, а бедных лечил бесплатно, говоря, что за них заплатят богатые.
Джон из Ардерна написал много трудов по хирургии. До нас дошло около пятидесяти его трудов. Самым известным из них стала «Хирургическая практика», датируемая тысяча триста семидесятым годом. Этот трактат мог стать первым учебником по хирургии, написанном на английском языке, но, к сожалению, Джон написал его на латыни, международном ученом языке средневековой Европы.
Был ли отец у английской медицины? Разумеется — был! Его тоже звали Джоном, и жил он в том же XIV веке, только родом был не из Ардерна, а из Гаддесдена, городка, расположенного на границе Хартфордшира и Бэкингемшира[86]. Джон из Гаддесдена учился в Оксфордском университете, а затем открыл практику в Лондоне и прославился там настолько, что к нему обращались особы королевских кровей.
В самом начале XIV века Джон из Гаддесдена написал трактат по медицине под названием «Роза Медицины». Название было символическим, потому что трактат состоял из пяти частей подобно тому, как цветок розы состоит из пяти чашелистиков. Объяснив это в предисловии, автор без лишней скромности добавляет, что его труд превосходит все труды по медицине точно так же, как роза превосходит все цветы. Название трактата явно было навеяно трудом французского врача Бернарда де Гордона «Лилия Медицины», который был написан в Монпелье за несколько лет до «Розы».