Нильс между тем виновато мялся посреди кухни. Я встала перед ним, скрестила руки на груди и некоторое время в молчании изучала покрасневшую от расстройства физиономию. Стараясь не встречаться со мной глазами, он жалобно буркнул:
– Начинайте уже, не томите…
Сразу видно: привычный к разбору полетов.
– Нильс, какое первое правило, если нос к носу столкнулся с воскрешенным мертвецом?
– В теории или на практике? – испуганно уточнил он.
– Да без разницы.
– Упасть и тоже притвориться мертвым?
– Полагаешь, он не сожрет себе подобного, да? – издевательски протянула я. – Ты кто?
– Нильс Баек! – выпалил тот. Хорошо, не прибавил сакраментальное «очень приятно познакомиться» или еще его любимое «к вашим услугам».
– Ты светлый чародей.
– И это тоже, – согласился он.
– Вот и бей заклятием!
– Но вы же его ударили лопатой, – осторожно напомнил Нильс.
Я даже несколько растерялась от его во всех отношениях справедливого замечания и, чтобы уж закончить выговор, не упав, так сказать, лицом в тарелку с овсяной кашей, строго проговорила:
– Какое второе правило, светлый чародей Нильс Баек?
– Учитель, зачем вы задаете все эти страшные вопросы? – простонал он. – Я не знаю второго правила!
– Не можешь ударить магией – импровизируй, – щедро отсыпала я мудрости, самолично нажитой за время службы в ковене. – Бестолочь!
Все-таки есть плюсы в учениках. Неожиданно под боком появился тот, на кого можно поворчать, если попадется под горячую руку. А сейчас меня припекало, и руки дымились. В прямом смысле этих слов.
– Эй, фея! – Фентон вышел из кладовой с берестяным коробом в руках, в котором хранились засушенные грибы. – Ты говорила, что светлые чародейки не питаются солнечным светом.
– И что? – бросила я в его сторону недовольный взгляд.
– Непохоже. – Он продемонстрировал короб. – В кладовой я нашел только прошлогодние грибы.
– Позапрошлогодние.
– То есть уже несъедобные? – Ведьмак снял крышку и принюхался к содержимому.
– Понятия не имею, – пожала я плечами. – Ими расплатились за помощь.
– Ты вообще когда-нибудь деньги за работу брала? – расплылся в издевательской улыбке он.
– У светлых не принято называть цену за колдовство, – вставил свои пять медяшек Нильс. – Платят тем, чем могут.
– Судя по пустым полкам, помощью городу твоя наставница не утруждалась, – прокомментировал ведьмак.
– Предпочитаю придерживаться принципа сдержанности в еде, – огрызнулась я.
– Учитель, принципы – это прекрасно, но давайте я на быстренькую руку что-нибудь приготовлю, – оживился Нильс.
– Из чего? – фыркнул Фентон. – В кладовой от горя мышь повесилась.
– Ну так устрой ей пышные похороны! – вышла я из себя.
– Господа маги, не ссорьтесь. У меня все с собой! – радостно заявил школяр и неопределенно махнул рукой. – В сундуке запасов на седмицу лежит. Мама велела упаковать.
Неожиданно Нильс из нахлебника превратился в кормильца. Судя по количеству промасленных свертков, мешочков и закупоренных горшочков с соленьями, мадам Баек опасалась, что ненаглядного сынишку на полном пансионе заморят голодом. В принципе, пока она была недалека от истины. Я-то не собиралась школяра оставлять и кормить.
– Кажется, твоя мать что-то подозревала, когда тебя сюда снаряжала, – не преминул съехидничать ведьмак при виде горы, заполнившей кухонный стол.
Пресловутые куриные яйца в корзиночке студенту тоже с собой положили.
– Просто она очень… заботливая, – пробормотал Нильс, с деятельным видом открывая то один, то второй сверток и принюхиваясь к их содержимому. – Сейчас сделаю супчик с грибами.
– Мне вполне могли от чистого сердца подарить мухоморы, – сдержанно заметила я.
– Никогда не ела похлебку из мухоморов? – поинтересовался Фентон.
– Нет.
– Напрасно. – Он поцокал языком.
– Питательная? – хмыкнула я.
– Расслабляющая. Тебе точно не помешает, ты все время какая-то напряженная.
– Вот уж с чего бы? – с фальшивым недоумением протянула я.
– Похлебка от мухоморов расслабляет, но какое страшное потом похмелье. Жить не хочется! – со знанием дела поделился бывший студент и, заметив, как я заинтересованно изогнула брови, немедленно открестился: – Я не пробовал. Видел, как однокурсники мучились. Так их было жалко… Глупые, несчастные люди.
– Ага, – насмешливо хмыкнула я.
– Сварю-ка домашней лапшички…
Покраснев, он подхватил пару мешочков, несколько свертков и, прижав продукты к груди, быстро ретировался к очагу.
– Маме только про похлебку не рассказывайте, – донеслась жалобная просьба.
– Не дай бог, – пробормотала я. – Еще прискочит.
Через некоторое время по дому разлился одуряющий запах еды. Перестилая грязную постель, я ловила себя на том, что сглатываю слюну.
– Все готово! – крикнул Нильс. – Учитель, идите!
Фентон уже сидел за накрытым столом. Конечно, если стоящий в центре колдовской котелок с торчащей поварешкой, откупоренную бутылку с мятной настойкой и три ложки можно было назвать благородным словом «сервировка».
– Нормальную кастрюлю не нашел, а тарелок не дала бабулька из шкафа, – нажаловался на призрачную тетушку Нильс и непроизвольным жестом потер расцарапанную щеку. – Огрела дверцей по лицу и заперлась.
– Петунья, дай тарелки, – категорично велела я.
Та звякнула посудой, но не сдалась. С дурацким видом я посмотрела на витражные дверцы. В стекле отражался ведьмак. Развалившись на стуле, он с любопытством наблюдал, как я пытаюсь договориться с собственной нечистью.
Сконфуженно кашлянув, я вернулась к столу, забрала бутылку и снова обратилась к Петунье:
– Забирай бутылку, отдай посуду.
Она сердито распахнула нижнюю полку, едва не ударив меня по ногам. Настойка заняла прежнее место в глубине ящика, и со скрипом приоткрылась верхняя створка. С той стороны, где хранилась посуда попроще. Не то чтобы мы претендовали на трапезу с королевским размахом, но фарфор тетушка зажала.
С независимым видом я вытащила тяжелую пирамиду глубоких тарелок и со звоном опустила их на стол.
– Зачем так много? – удивился Нильс.
– Впрок, – коротко пояснила я и уселась за стол.
Не рассказывать же скудоумным жалостливую историю о кружке, разбитой дочерью лекаря, и мерном стаканчике, из которого мне седмицу пришлось хлебать чай. Зная вредный характер Петуньи, готова с уверенностью заявить, что нормальной посуды мы до зимы из шкафа не выудим. Придется нести из разрушенного ведьмовского логова.
– А нечисть-то у тебя совсем обнаглела, фея, – ухмыльнулся Фентон, ставя перед собой тарелку. – Никак не приструнишь?
– Со своей нечистью я как-нибудь разберусь, лучше выдрессируй умертвие, – проворчала я. – Или надень на него намордник.
– Как ты это себе представляешь?
– Тогда сунь ему в пасть кляп и упакуй в смирительную рубашку, пока оно никого не сожрало.
– Непременно, – покладисто согласился Фентон и со значением добавил: – Когда вернется темная магия.
Мы встретились глазами. Хотелось стукнуть ведьмака ложкой промеж рыжеватых бровей.
– Ешьте, господа чародеи, – вклинился Нильс в возникший спор и начал бодро разливать по тарелкам густой горячий суп. – Вы, профессиональные маги, такие раздражительные, когда голодные.
Еда за общим столом и едва ли не из одного котелка, в котором иногда варились зелья от на редкость отвратительных болезней, нас всех как будто примирила. После обеда наступило затишье, и дом Петуньи словно облегченно выдохнул, что сумел устоять в первый день совместного проживания идейных врагов, а значит, есть надежда не развалиться в последующие.
Нильс осторожно спросил, кому мыть посуду и убирать со стола.
– Кто готовил, тот и моет, – объявила я, следя за тем, как Фентон выходит из дома.
– Разве не наоборот? – заикнулся школяр.
– Не в этом доме.
И теперь он, закатав рукава, с азартом тер посуду и не забывал щедро добавлять магии «для чистого скрипа» тарелок. Из каменной раковины поднималась высокая мыльная шапка, ошметки пены таяли у школяра на плече.
Я сидела за столом и пыталась выискать на страницах пробужденного черного гримуара подсказку, как заставить силу вернуться и больше не ускользать. Предки Варлоки не отвечали на вопросы, пафосно рассказывали о величии темного клана с тотемным зверем драконом.
Они ведать не ведали, что клан распался, и драконы, признававшие только темную магию и слепо ей подчиняющиеся, практически выродились. Последний известный лично мне дракон доживал свой век в зверинце магических тварей в столице соседнего королевства.
В детстве бабка Розалинда возила меня поглазеть на этого дракона. Рядом с крылатыми гигантами у светлых исчезала магия – такая вот странная аномалия. Мы шли серьезно подготовленные: обвешанные специальными амулетами, а дракон оказался сплошным разочарованием. Старый, неповоротливый и потерявший умение плеваться огнем. Он мирно дремал в вольере, свернувшись на солнышке, как кот, и даже не выпускал из широких ноздрей пар. Последнее меня особенно разочаровало.
«Когда рождаются золотые драконы, перед ними замирает даже магия», – продолжали хвастаться Варлоки, вернее, какой-то из их сонма колдунов с похвально разборчивым почерком.
Вздохнув, я откинулась на спинку стула и из раскрытого окна начала наблюдать за ведьмаком. В приступе трудового энтузиазма не замечая, что на улице уже смеркается, он убирал огород. Табуретопес ходил за ним хвостиком, потом утомился и прилег под кустик, трогательно сложив лапки-ножки.
– Чем там занимается верховный? – Нильс пристроил на стол стопку учебников, видимо, привезенных с собой из дома, и, вытянув шею, с любопытством выглянул в окно.
– Лечит нервишки, – хмыкнула я.
– В каком смысле?
– Физический труд лечит нервы даже ведьмакам. Попробуй как-нибудь, действенный способ, – по-дружески посоветовала я. – Ты, смотрю, решил удариться в учение?
– Хочу почитать об умертвиях, – смущенно пробормотал студент. – Как на них ставить печати… Или пока еще рано?