– Да я уже… – он осмотрел насквозь промокшие закатанные рукава рубашки, облепившие крепкие руки, – некоторым образом помылся.
– Тогда переделай заклятие.
– Опять?! – ужаснулся он.
– Нет, матушке, конечно, приятно причинять добро, но лучше пусть сливается в какой-нибудь водоем. И уберись здесь! – резко приказала я, указав на винное пятно. – Чтобы ни одной лужи на полу!
Ведьмак появился ближе к полудню, когда солнце во всю иссушало болотце возле его импровизированной купальни. Я развешивала перестиранную одежду на веревку, натянутую за кустами между двумя крепенькими рябинками. Дюк верным слугой прижимал к впалому животу корзину с таким усердием, что хрустели прутья.
Стоило выйти с нею из дома, как он вцепился в край – не отдерешь. Так и доковыляли до веревки, спрятанной за кустами от лишних глаз: сначала я, потом умертвие с корзиной, а следом снова любопытный Йосик, выступающий за любой кипеж на огороде.
– Ты бы хоть держался не с подветренной стороны, – ворчала я на Дюка, источающего незабываемый аромат.
Из-за кустов донеслась тихая брань голосом Фентона. Видать, он не сразу обнаружил грязь и практически увяз в ней. Вскоре ведьмак появился во плоти и, не утруждаясь приветствиями, недовольно буркнул:
– Почему здесь плавает мужское исподнее? Школяр топился или в доме случился потоп?
Дюк резко повернул голову и зашипел, как кот, защищающий свою территорию.
– В доме случился учебный процесс, – сухо пояснила я и, шлепнув монстра по подбородку, заставила прихлопнуть пасть. – Не шипи!
– Дрессируешь ученика и умертвие? – хмыкнул Фентон.
– То есть постирушкам ты его не учил.
– Он сам воскрес хозяйственным.
– Полагаю, Дюк нам демонстрирует, что очень хочет в мужскую купальню и переодеться в чистое. Не собираешься, сделать своего питомца счастливым? – Я покосилась на ведьмака. – Иначе он совсем опечалится и кого-нибудь сожрет.
– Теперь он больше похож на твоего питомца, – отказался он превращаться в банщика для монстра.
– Тогда я его упокою.
– Он нам нужен, чтобы открыть тайник, – напомнили мне.
– Значит, придется искупать, – вздохнула я и, пристегнув прищепкой к веревке последнюю вещь, спросила: – Отправил вчера свое письмо?
– Отправил.
– А в город зачем ходил?
Полагаю, Фентон заметил, как я подчеркнуто не смотрю в его сторону.
– Забрал у Дюпри гонорар. – Он вытащил из кармана кожаный кошель и протянул мне. – Твоя часть.
Глупо кривить физиономию, когда отдают деньги. Я забрала заработанные монеты и, ослабив завязку, посмотрела в кошель. Оказывается, рассматривать гонорар было страсть как приятно. Особенно когда он заработан в обход ковена и папане не достанется ни медяшки из этих денег.
В этот момент Йосик выскочил из зарослей лопухов и, мельтеша ножками, бросился догонять воробья. Он вообще любил погонять птиц.
О том, что погонять птиц любит и умертвие, мне было невдомек.
Увидев скачущий обед, а следом за ним конкурента, Дюк сорвался с места. Не выпуская из лап корзину, он бросился напролом через кусты. Видимо, опечаленный отсутствием чистых порток монстр перво-наперво решил пообедать.
– Фу! Стоять! Брось корзину! – выкрикнула я скороговоркой.
Внезапно прозвучал глухой удар, а следом раздался хруст. Нахмурившись, я подвинула ведьмака и выбралась из кустов. Мне открылась дивная картина, даже в книжках такого не видела, а потому не смогла бы представить и в хмельном бреду.
Сломанная корзина валялась на боку. Дюк вытянулся на пузе в грязной жиже. Руки были прижаты к бокам, голова вывернута, на вымазанной морде застыло выражение полного покоя и даже умиротворения. Зубы впивались в деревянную ножку оцепеневшего табуретопса.
– Умертвиям делают вставные челюсти? – зачарованно спросила я у ведьмака.
– Никогда о таком не слышал. – Судя по всему, он был впечатлен ничуть не меньше моего.
– Учитель! Ванная комната скрипит от чистоты! – Из-за угла дома возник бодренький Нильс, даже успевший переодеться. При виде монстра, грызущего ножку табуретки, он замер и, не поднимая глаз, пробормотал:
– Мебель они тоже едят?
– У него зачесались зубы, – с иронией ответила я. – Давай устроим банный день, Нильс?
– Вы не заставите меня мыть умертвие! – мгновенно догадался он, кого именно следовало хорошенько поскрести щеткой с мылом. – Хотите, еще раз помою ванну? Или лучше поесть приготовлю! Рыбка из тазика очень хочет попасть в котелок… Что угодно, только не мыть монстра.
– Он смердит и грязный, а я не могу его мыть, – пожала плечами.
– Почему?
– Что непонятного? Я девочка, – указала пальцем на себя, а потом показала на Дюка, – он мальчик.
– Он умертвие! – с отчаянием воскликнул Нильс. – Которое зачем-то жрет табурет.
– Умертвие мужского пола, решившее слопать табурет, а не нас, – со значением поправила я.
– А верховный? – с надеждой на спасение обратился он к ведьмаку, все еще не осознавая тот факт, что в нашей маленькой общине самый младший житель – существо бесправное.
– Нет, – в обычной манере коротко отказался Фентон.
– Но если монстр меня прикончит?! Как я объясню маме, что меня сожрали? Она же взбесится! – не найдя других аргументов, выпалил школяр.
– Он уже табуреткой наелся, – уверила я, не уточняя, что Дюк, похоже, привык к нашим запахам и начал воспринимать частью стаи. И вожаком, судя по всему, признал меня. Даже не знаю, радоваться или что?
– Мне его правда мыльцем тереть? – охнул Нильс, когда мы с ведьмаком слаженно потянулись из огорода к дому. – Это угнетение чародея чародеем! Дедовщина! Я пожалуюсь в магический совет!
– Обязательно пожалуйся. Отказывать себе в жалобе на жестокого учителя вредно для здоровья, – согласилась я, на цыпочках вышагивая по мокрой глинистой земле. – Только сначала помой умертвие.
– Ты, главное, рядом с ним не делай резких движений, – бросил Фентон, поравнявшись с ним.
– И вообще, Нильс, знающие люди говорят, что тяжело в учении – легко в бою, – подбодрила я, мимоходом похлопав его по крепкому плечу.
– У них просто были другие наставники… – глядя на Дюка, упавшим голосом пробурчал школяр.
Следующий час, сидя за кухонным столом в полной преподавательской гармонии, из окна мы с Фентоном следили за купанием, попивали крепкий до горечи чай и закусывали остывшими гренками. Мытье проходило энергично, в несколько актов. Смотреть не пересмотреть!
Раздетый до пояса Дюк то и дело сбегал и, мелькая ребристым торсом и намыленной башкой, носился по грядкам за добычей: воробьями, воронами. Один раз зачем-то кинулся за бабочкой.
Размахивая мочалкой и оглашая окрестности бранью, Нильс бросался в погоню. За ним скакал покусанный Йося. И каждый раунд сумасшедших банных ловитков был хорош по-своему. Настоящая драма, комедия и история о борьбе добра со злом на одном огороде.
То Нильс споткнулся и в полете схватил умертвие за ноги, опрокинув между грядками, а потом повел к бочке, подталкивая в спину и костеря на чем белый свет стоит. В следующий раз табуретопес бросился наперерез Дюку и устроил большую свалку.
Третий побег увенчался-таки успехом! Наш голодный питомец поймал ворону и тут же попытался слопать. Охаживая монстра мокрой мочалкой, школяр отбивал птицу с таким усердием, словно спасал не тварь, как не в себе каркающую по утрам вместо петухов, а королевского павлина, за которого отвечал собственной жизнью.
В общем, не прошло и суток в доме светлой чародейки, как Нильс, вскормленный мамиными булочками, начал материться не хуже, а местами даже лучше верховного и перестал бояться умертвий.
Если подумать, прекрасный преподавательский результат! Можно писать умные брошюры и делиться опытом с другими наставниками, кому навязали учеников.
На время все смолкло, только доносился плеск воды и тихое недовольное бормотание Нильса. И вдруг он вскрикнул!
– Опять Дюк сбежал? – прихлебнув чай, лениво поинтересовалась я.
Фентон поднялся из-за стола и выглянул в окно.
– Никого не видно.
Секундой позже с треском открылась задняя дверь. Бледный как смерть школяр с лихорадочно блестящими глазами ворвался в кухню.
– Он меня укусил! – воскликнул он, вытягивая дрожащую правую руку. – За палец!
Нам немедленно предъявили укушенный указательный палец с четкими полукруглыми следами от человеческих зубов. В ранках выступала кровь.
Я помогла пострадавшему ученику усесться на стул и сдержанно постучала в дверцы посудного шкафа, прося Петунью отпереть «домик». Видимо, оценив размер трагедии, она открыла нижнюю полку с мятным хмелем.
– От укуса умертвий ведь умирают? – тихо спросил Нильс. – Мне конец, да?
– Нет, – спокойно ответила и, вытащив бутылку из угла, щедро плеснула школяру в чашку.
– А если я превращусь теперь в зомби?!
Вообще-то, от укуса умертвия еще никто не превратился в живого мертвеца, но заражение крови никто не отменял.
Никак не комментируя ерундовую байку, которой на занятиях друг друга пугали студенты, я подвинула чашку к парню:
– Выпей.
Не вступая в препирательства, он опрокинул в себя настойку. Глаза мигом покруглели, а бледное лицо налилось нездоровым румянцем.
– Она от укусов? – жалобно выдохнул он.
– От больного воображения, – пояснила я.
– Вижу, вещь достойная. Может, мне тоже подлечиться? – оживился ведьмак. – А то дни какие-то суматошные. Воображение разыгралось.
– Не тяни лапы. – Я хлопнула его по руке. – Это для обеззараживания организма.
– Так мне надо.
– Наскреби в очаге древесного угля и выпей! – отказалась я поить ведьмака любимым напитком. – Сейчас принесу снадобье.
Но после мятного алкоголя в Нильсе проснулось не здоровье, а здоровая подозрительность, и он недоверчиво сощурился:
– А ваше снадобье такое же ядреное? У него срок хранения не вышел?
– Вот и узнаем, – сухо отозвалась я, мысленно уговаривая себя, что с истерящими отроками нужно быть терпеливой и великодушной.