– Кашу маслом ведь не испортишь, – сунув руки в карманы, задумчиво протянул ведьмак.
– Кашу нет, а зелье легко, – отозвалась я, искренне веря, что у двух-то профессиональных магов просто не может получиться бормотуха, способная свести несчастного школяра на тот свет быстрее, чем он отошел бы от яда умертвия.
Через час котелок был снят с очага. Ведьмак налил поварешкой зелье в большую кружку, попутно расплескав по столешнице темные лужицы. Комментировать я постеснялась, взяла кружку и понесла спасительное лекарство Нильсу.
Фактически нежилая прежде комната преобразилась… В нее влезло столько мебели, словно мужики копили обстановку на черный зимний день. Когда в суровый мороз во всей округе закончатся дрова, и топить очаг придется нарубленной в щепки кроватью.
Нильс в позе покойника возлежал на диване: сложил руки крест-накрест на груди и направил потухший взгляд в небо. В смысле, на потолочную балку, с которой свисал веник пересушенной аптекарской ромашки, который захватчики не срезали и не убрали в корзину с остальными травами. На полу возле дивана стояла почти опустевшая бутылка с мятным хмелем.
– Пришли попрощаться? – простонал болезный, не поднимая головы от подушки.
Не ученик, а гениальный первооткрыватель. Надо же, действительно сунул палец в пасть умертвия! В анекдоте расскажешь, и то не поверят.
Я осмотрелась вокруг, ища поверхность, куда приткнуть зелье. Диван, кровать, кресло… На стене висел ночник, цепляясь незнамо за что. Какой-то вытертый половик притащили, демоновы любители домашнего уюта. Столько мебели, чтобы мягко заземлить зад, а кружку поставишь только на подоконник. Боялись, что придется спать и сидеть на полу, что ли? Хорошо, что ставню не поленились снять.
– Нильс, ты как? – заботливо спросила я.
– На пороге смерти, – тихим печальным голосом оповестил он. – Вот… Перед глазами жизнь проходит. Пока остановился на детских годах, скоро начну вспоминать отрочество. Там-то было повеселее, есть что вспомнить.
– Ладно, не умирай, школяр. Верховный лично доварил тебе зелье.
Нильс мгновенно ожил, но насторожился:
– У него получилось?
Я вспомнила накромсанные травы, торчащие из котелка, и неопределенно махнула рукой, дескать, пей и не задавай идиотских вопросов. Хуже вряд ли станет.
Он забрал кружку, с подозрением принюхался и жалобно спросил:
– Ну, с богом, да?
– Я не была бы такой амбициозной.
Школяр прихлебнул дымящееся зелье, напрочь сжег язык и промычал:
– А чего не постудили?! Подуть, что ли, было сложно?
– Зарываешься, – вкрадчиво предупредила я, что готова терпеть его страдашки по большому празднику первого укуса, но только в лимитированном объеме.
– Извините. – Он съежился и осторожно, вытянув губы трубочкой, принялся прихлебывать зелье. – А здоровья не пожелаете?
– Лучше удачи.
Школяр подавился и замер с надутыми щеками, словно старался удержать затычку, сдерживающую безудержный кашель. В этот момент я решила, что слишком слаба нервной системой, чтобы лично следить за исцелением Нильса Баека и подносить ему лекарства. Одно то, что снадобье он все-таки получил, это верх гуманизма по Агате Истван.
Когда мы с ведьмаком, переругиваясь, переливали остатки зелья в высокий флакон с узким горлышком, Нильс начал спускаться со второго этажа. На шее длинным белым шарфом болталась размотанная с укушенного пальца перевязь. Глаза казались совершенно шальными.
На последней ступеньке пострадавший схватился за столбик, улегся на перила и протянул с широченной улыбкой:
– Привет чародеям.
Фентон, сам того не замечая, начал переливать зелье мимо бумажной воронки, воткнутой в узкое горлышко флакона. Не сводя взгляда с очень странного Нильса, я заставила ведьмака поднять край котелка и не тратить уникальное снадобье, которое, вполне вероятно, еще не раз пригодится. Особенно если учитывать любовь школяра к практическим экспериментам.
– Палец совсем не болит! – промямлил он и, нахмурившись, посмотрел на указательный палец левой, а не правой руки. – Он даже зажил. Превосходное зелье! Знаете, от него такая легкость во всем теле.
– Нильс, ты что, пьяный? – осторожно спросила я, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Никогда еще взвар от заражения крови не имел столь чудесного эффекта. Интересно, а от самого заражения он помогал?
– Я трезв как стеклышко. Вон как это стекло! – Школяр указал куда-то в сторону, очевидно, на маленькое окошко в задней двери. Невольно вспомнилось, какое оно заляпанное и пыльное. – Почему вы двое все время ко мне придираетесь? И вообще…
– Что? – тихо спросила я, никак не реагируя на бурный поток откровенности.
– Мне прогуляться надо. – Он нырнул носом вниз, лишь чудом избежав столкновения с полом, едва не снес заднюю дверь и через паузу выкрикнул: – Все хорошо! Я уже поднялся!
– Оно так и должно действовать? – уточнил Фентон, и я покачала головой.
В задумчивом молчании мы посмотрели на котелок с остатками зелья и, не сговариваясь, двинули к раковине. За окном Нильс звал табуретопса и требовал немедленно продемонстрировать навык давать лапу.
– Ты пес или табуретка? – возмущался он.
– Что за зелье ты сварил? – буркнула я ведьмаку.
– Чего ты говорила, то и варил. У твоего школяра молодой здоровый организм. Он справится.
– Нужно забрать этот молодой организм домой, пока он не сбежал и не стал больным, – вздохнула я.
Нильс исчез. Казалось, что только-только мучил испуганного Йосика, теперь от греха подальше засевшего в кустах, но вдруг как сквозь землю провалился. Некоторое время в нарождающихся сумерках мы искали его по огороду и обнаружили под нетронутой ни одним катаклизмом красной бузиной. Школяр сладко спал на травке.
– Нильс, – присев я потрепала его по плечу, – ты простудишься. Вставай!
Он брыкнул ногой, повозился и подложил под щеку трогательно сложенные ладошки.
– Давай я помогу тебе перевалить его на спину, – предложила я ведьмаку.
– Или оставим его здесь. Ночи еще теплые, – недвусмысленно отказался тот переть здорового парня на закорках.
Честно, я считала почти бесчеловечным после всего, что пережил сегодня школяр, оставлять его спать под открытым небом, но тут Нильс захрапел. Во всю молодецкую силу легких.
– Принесу ему плед, чтобы не окоченел, – немедленно решила я.
Под бузиной школяр продрых до середины следующего утра. Помятый и всклокоченный, с красными от похмелья глазами и прилипшей ко лбу травинкой, он ворвался на дом. Я заваривала облепиховый чай в высоком чайнике. В кухне витали уютные запахи апельсиновой цедры и острых пряностей: перца и гвоздики.
– Доброе утро! – крикнула я школяру.
– Издеваетесь?! – рыкнул тот сиплым голосом.
– Еще нет, – искренне удивилась я.
С перекошенной расцарапанной физиономией он заскочил в кухню, тремя шагами оказался рядом со мной и злобно выставил указательный палец. Тот самый, покусанный.
– Вы!
Я перехватила его руку за запястье и проверила рану. Отек спал, следы от зубов умертвия выглядели лучше. Непонятно, чего просветлевший верховный наварил, но бормотуха определенно помогала. Зря вылили действенное средство в раковину.
– Палец почти прошел, – резюмировала я, выпуская руку обалдевшего школяра. – Поздравляю, жить будешь.
Не произнеся больше ни слова, он развернулся и, едва не проламывая ступеньки пятками, взлетел на второй этаж. Некоторое время что-то происходило в спальне, доносилось приглушенное бормотание верховного, судя по всему питавшего надежду поспать до обеда.
Через некоторое время Нильс спустился с набитой под завязку ведьмачьей котомкой в руках. Хотелось верить, что он запихнул в сумку свои вещи, а не Фентона. Иначе неловко выйдет.
– Вы оставили меня спать под кустом! – со смертельной обидой в голосе воскликнул он.
– Сон на свежем воздухе полезен для здоровья, – легко парировала я.
– Но не для душевного! Я лежал прикрытый простыней, рядом сидела одержимая табуретка, в сарае рычало умертвие, а во рту был песок!
– При мне ты землю не рыл.
– Да я решил, что сдох, и только потом понял, что нет! По похмелью!
– Побочный эффект, – развела я руками. – Зато ты выжил.
– Я ухожу! – объявил он, нервно затягивая на котомке завязки.
– Выпей чайку на дорожку, – искренне предложила я. – Только заварила.
Нильс пошел красными пятнами и шумно сглотнул.
– Знаете, госпожа Истван… Мне говорили, что к вам сунется только чокнутый, но я не верил. Мне казалось, что хороший маг и человеком хорошим должен быть! Ха-ха три раза! Вы настоящая светлая ведьма! – Последнее он практически выкрикнул мне в лицо и мстительно, с видимым наслаждением добавил: – А вот теперь я ухожу! Навсегда!
Он шарахнул входной дверью так, что в окнах и в витринах шкафа зазвенели стекла. Дремавшая Петунья очнулась и недовольно передвинула пару кружек на полке, тем самым выражая крайнюю степень раздражения.
– Счастливого пути! – благодушно пожелала я и прихлебнула из кружки облепиховый чай.
Получился слишком пряный и сладкий. Много сыпанула гвоздики и щедро плеснула меда. Зато от похмелья хорошо помогло бы. Зря школяр распсиховался и не захотел попробовать. Когда вернется, чай уже остынет.
Глава 9Почтовый голубь
Едва за сбежавшим из нашего дурдома Нильсом Баеком захлопнулась дверь, в кухню неторопливо спустился сонный, но сильно озадаченный Фентон с примятой на одну сторону шевелюрой.
Одеждой он не озаботился, напялил одни портки. Да и те не застегнул. Озарял комнаты обнаженным торсом с этими его мужественными шрамами и косыми мышцами, уходящими под пояс.
– Что за переполох с утра? – широко зевнув в кулак, недовольно проворчал ведьмак скрипучим от сна голосом. – В комнату молча вломился школяр, схватил сумку, запихнул мои грязные шмотки и свалил.
– Он обиделся, что спал в огороде, и ушел из дома.
– Надолго? – Фентон без особых церемоний прихлебнул чай из моей кружки и, скривившись, вытащил изо рта звездочку гвоздики.