– Сказал, что навсегда, но сейчас вернется, – уверенно ответила я.
Входная дверь тут же широко раскрылась, вплеснув золотистый солнечный свет и сладкие ароматы погожего утра. Через порог перешагнул хмурый школяр с сумкой Фентона на том же плече, куда ее и повесил.
Десяти минут не прошло, как «навсегда» подошло к финалу. Он из гордости хоть добрался до поворота или сдался сразу за калиткой возле колокольчика?
– Я разгадал ваш план! – с вызовом заявил Нильс. – Вы специально превращаете мою жизнь в ад, чтобы я сбежал. Не выйдет! Так запросто вы от меня не избавитесь!
С видом глубоко оскорбленной невинности он решительно пересек кухню и ловко увернулся от дверцы шкафа, неожиданно выставленной у него на пути мстительной Петуньей. Победоносно ухмыльнувшись, школяр загрохотал грязными сапогами по лестнице.
– Видишь? – Я повернулась к ведьмаку. – С нечистью три года назад так же было.
– И все-таки, как ты здесь оказалась? – спросил он. – Чай завариваешь, сорняки выращиваешь.
– Полезные травы.
– Олеандр точно ядовитый, – насмешливо заметил он.
– По-разному полезные травы, – с иронией уточнила я.
Слишком мрачная тема для легкого солнечного утра. Такие разговоры обычно ведутся темными холодными вечерами. Когда хлещет дождь, единственный источник тепла – огонь в камине, и очень хочется обнаружить родственную душу в практически чужом человеке, волей судьбы оказавшемся рядом в дурную погоду.
– Ушла на покой, – вздохнула я, не собираясь вдаваться в подробности своего отъезда из замка. Да и вспоминать паршивую историю не хотелось. – Огород мне нравится больше боевой магии. Жаль, покой мне теперь только снится.
Фентон откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и с живым интересом посмотрел мне в лицо.
По-моему, ему было пора побриться. Торчащую в разные стороны рыжеватую бороду назвать щетиной не решился бы даже самый деликатный человек.
– Тебе было скучно копаться в огороде, – объявил этот знаток чародейских душ.
– С чего бы? Ты же сам пробовал, – напомнила я про компостную яму. – Не понравилось?
– Нет.
– Потому что с огородом – как с маринованными каперсами: надо съесть десять штук подряд, чтобы войти во вкус. Тебе нравятся каперсы?
– Это ты так витиевато предлагаешь вырыть в твоем огороде десять компостных ям? – усмехнулся Фентон.
– Бог с тобой! Зачем превращать хороший участок в кладбище сорняков? – Я махнула рукой. – Просто перекопай пару грядок возле забора, пока мы ждем ответа из башни Варлок.
Между нами повисло тяжелое молчание. Фентон тяжело вздохнул, неожиданно выказывая глубокую обеспокоенность тем, что на западной границе королевства вторые сутки молчали.
– Если ответа не будет до завтра, нам придется поехать самим, – наконец произнес он.
– Никогда не бывала в темных башнях. Проведешь экскурсию?
Очевидно, что с кланом у него не заладилось. Иначе сейчас он примерял бы мантию верховного, а не искал магического монстра в сельской глуши, где о чародеях и их распрях знали все больше из книг.
– Уверен, бывала, – не купился он.
– Но точно не в башне Варлоков.
Я смахнула со стола хлопья бумажного пепла и, на мгновение замерев, подняла взгляд. В воздухе перед ведьмаком горел уголок листа. Казалось, магия запустила время вспять, и из огня стремительно выткалось письмо.
Фентон ловко подхватил доставленное послание. По мере чтения рыжеватые брови ведьмака изгибались сильнее, словно от удивления хотели залезть на лоб.
– Экскурсия у Варлоков отменяется? – уточнила я.
– Это тебе.
Нахмурившись, я забрала письмо. Размашистым почерком, назвав меня «дражайшей дочерью», очевидно, не решив до конца, какой должна быть дочь, «дорогой» или «дрожащей», папаня спрашивал, куда делась оплата за остановленный в Круэле потоп. Дескать, два дня подряд ковен радуется, что перед буйством стихии городу помогла выстоять светлая магия рода Истванов… Но где заработанные во славу этого рода деньги?
– Петунья, открывай ящик с чернильницей! – скомандовала я призрачной тетушке и добавила голосом, полным предвкушения отличного скандала: – Хочу написать отцу.
Фентон тонко прочувствовал, что партнер по несчастью некоторым образом сейчас взорвется от возмущения, и предпочел пережить семейную драму подальше от ее эпицентра. Он почесал заросшее горло и под благовидным предлогом «побриться бы надо» убрался в огород. Видимо, бриться предполагал в иссушенной накануне бочке или в подсыхающей луже рядом с ней.
По традиции ответ я написала на краешке листа, аккурат под личной печатью пресветлого. Без экивоков, сельских аллегорий и вежливых приветствий потребовала вернуть стоимость полного пансиона, о котором говорил школяр:
«Где деньги за обучение Нильса Баека? По-прежнему твоя дочь Агата Истван».
Ни праведный гнев, ни желание кого-нибудь укокошить не превратили меня из ведьмы в светлую чародейку. К огромному сожалению! Видимо, подсознательно я всегда жду пакости от отца, и новый выверт разозлил, но не удивил.
Отправлять разгневанное, но короткое послание к пресветлому пришлось самому школяру. В нашем доме он являлся единственным чародеем, способным использовать светлую магию, не устраивая перед этим естественным действием ритуальные лобзания с ведьмаком.
– Отправь письмо в Истван, – без предисловий велела я, протягивая ему лист.
– А волшебное слово? – с ленивым нахальством спросил он, сунув руки в карманы.
– Пресветлому, – добавила я, хотя очень хотела сказать целую волшебную фразу «пошел вон».
Нильс как будто испугался, мгновенно вытащил из карманов руки и выпалил:
– Нет никаких причин отправлять меня в Истван. Я только вернулся! По собственной воле. Помните?
– У меня не настолько короткая память, – с сарказмом заметила я и протянула ему бумагу. – Отправляй.
Школяр сжал краешек гербового листа двумя пальцами, пару раз им помахал туда-сюда, словно разгоняя воздух. Потряс и даже подул.
– Что ты делаешь? – вкрадчиво уточнила я, глядя на эти… почтовые пируэты.
– Морально готовлюсь, – серьезно пояснил он.
– Отправить письмо?
– Это же пресветлый!
– То есть огненным заклятием ты никогда не пользовался, – резюмировала я.
– Между прочим, некоторые отправляют письма такой удобной штукой как почтовая шкатулка! – фальцетом выпалил он. – Никогда не пробовали? Очень рекомендую.
– Не удается заклятие? – уточнила я, искренне сочувствуя нам всем: и Нильсу, и себе, и даже пресветлому. Получит вместо нормального ответа ребус и будет до вечера расшифровывать. Надеюсь, ему все еще нравится отгадывать шарады.
– Пытался. – Нильс шмыгнул носом. – Занавески спалил.
– То есть сгоревшая крыша у старого дома – это не случайность, а закономерность.
– В трех комнатах, – добавил он.
– Значит, уже дурная привычка, – искренне восхитилась я. – Ладно, устроим короткий урок почтовых чар.
– Вы уверены? – с опаской уточнил он. – Я потом себя под кустом не найду?
– Вызывай магию, – скомандовала я.
– А если я опять что-нибудь подожгу?
– Лично потушишь и повезешь письмо в замок.
Видимо, угроза предстать перед мрачным ликом пресветлого, искренне ненавидящего делиться деньгами, сильно впечатлила Нильса, и он справился с заклятием за две попытки. В первую, правда, едва не подпалил полотенце, мирно висевшее на спинке стула. Зато занавески остались целенькие. В кухне завоняло паленой тканью, но письмо полетело прямехонько в руки пресветлого.
– С ума сойти! – Он изумленно посмотрел на свои мерцающие магическим светом руки. – Я отправил письмо самому Вацлаву Иствану. Что теперь, учитель?
– Ждем ответа, – сухо отозвалась я. – Или денег, если очень повезет.
– Пока мы ждем, можно матушке отослать письмо? – решил он воспользоваться приобретенными знаниями на практике. – Вот она удивится!
Письмо к матушке упорхнуло тающим пеплом. Нильс поставил перед собой шкатулку, в нетерпении дожидаясь весточки из отчего дома. Я поймала себя на том, что сама сверлю эту самую резную шкатулку из малахита пристальным недобрым взглядом, словно именно в ней должен появиться ответ от отца.
Наконец крышка сама собой раскрылась.
– Мама написала! – восторженно объявил школяр, быстро достал сложенный напополам маленький листик, раскрыл и торжественно зачитал: – «Какой дряни тебя там обучают? Чуть мать до остановки сердца не довел…» Кхм…
Он сконфуженно смял листик в большом кулаке.
– Матушка пока морально не готова к передовой магии.
– Ага, – не без ехидства протянула я.
Следом в шкатулке появилась новая записка.
– Пойду что-нибудь постряпаю. – Нильс захлопнул каменную крышку, отказываясь знакомиться с тем, что еще намеревалась ему сказать возмущенная родительница, и поднялся из-за стола. – Надо рыбку почистить, а то совсем испортится…
– Фея! – позвал меня с улицы Фентон.
Я выглянула в окно. Он по-прежнему был небрит, раздет и протягивал свернутый трубочкой лист:
– Тебе тут снова прислали…
И что-то в голосе слышался подозрительный смех, уголки губ подрагивали от улыбки, а глаза ехидно блестели. Понятия не имею, что его так рассмешило. Вряд ли пресветлый в ответ на законное требование отдать деньги написал какой-нибудь скабрезный анекдот.
– Почему ты смеешься? – сощурилась я, забирая письмо.
– Ты должна его прочесть.
Нахмурившись, я развернула лист и почувствовала, как вытягиваюсь в лице. После моего во всех отношениях законного требования выросла длинная борода из чужих комментариев.
«Кто такой Нильс?» – спрашивал кто-то небрежным почерком.
«Пресветлый Вацлав – жлоб!» – обзывалась мелкая строчка, явно написанная женской рукой.
«Отдай деньги, пресветлый!»
«Агата, если вам требуется помощь с жалобой в магический совет, свяжитесь со мной. Поверенный…» – Ни имя поверенного, ни город его проживания мне ни о чем не говорили.
«Господин Истван, не в моих правилах вмешиваться в дела ковенов, но вы собираете подати с учеников?» – вкрадчиво интересовался главный маг королевства. Точно он! Я узнала печать, стоящую возле аккуратной строчки. Такая же украшала мой диплом об окончании светлой академии.