тил это, и всё. Конечно же, моментально все перевернулось с ног на голову, мы поменялись местами: я избегал, она гналась.
Казалось, при таком накале страстей кто-то из нас должен был бы помереть или убить другого, чтобы закончилась эта история. Но все оказалось проще: наконец обоим надоело и просто сошло на нет.
Прошло лет десять. Не вечность, но прилично в масштабах человеческой жизни. И вот мы встретились случайно на улице. На первый взгляд, она казалась красивой, в хорошей форме, благополучной дамой. Сказала, что замужем. Наврала. Ничто не напоминало в ее нынешних повадках о былых болезненных стихах, попытках суицида и диком сексе. Второй раз мы встретились, уже договорившись, но спокойно посидеть в кафе не получилось. Дикий секс – как оказалось – никуда не делся. Мужа – как выяснилось – никакого нет. Зато есть восьмидесятилетний старик, которого она болезненно боготворит чуть ли не с поры нашего первого знакомства и расставания или около того.
Жена до сих пор – моя жена. Я вижу ее раз в два года, даже по телефону говорим мы редко. Она периодически лежит в клинике, болезнь ее не опасна для окружающих, витиеватое сплетение с реальностью создает особый, ее собственный мир, в который вхожа дочь, но не я.
Я не изменился. Чуть меньше клубов и женщин, чуть больше работы и денег. В противоходе, всегда в противоходе. И снова Нонна. Как избавиться от нее? Пойти, что ли, на психотерапию? Модно нынче. Вот, например, на портале «Теперь понятно» – вроде приятная тетка Кольцова Анна Сергеевна.
Нонна
2007–2021 гг., Москва
Страшно себе представить наш информационный киберкосмос, наводненный кибермусором. Вот старая переписка, неузнаваемые совершенно стихи и письма, которыми мы обменивались с Глебом, тех времен, когда я считала себя поэтом, временно нашедшим пристанище в теле редактора. Невероятно и просто даже смешно, что я теперь не в состоянии отличить, где мои стихи и письма, а где его, – только по редким глаголам прошедшего времени, которых в этих стихах почему-то почти нет. Глеб – инфантильный, самовлюбленный отморозок. И я, которая в пятнадцать лет слышала мысли людей, видела их насквозь и всю жизнь любила другого.
Глеб, Нонна
Стихи и письма
2007–2011 гг., Москва
1.
Страх и нежность – муки ада,
леденящая тюрьма.
Будет, будет мне награда —
пустота и чистота.
Видишь? В ледяной оправе
еле светится душа.
Слышишь? Тихий звон бокалов
из прозрачного стекла.
Только это не бокалы —
в этом храме нет вина.
Это два холодных Бога
задвигают крышку гроба —
Тихо,
верно,
не спеша.
Гроб качается хрустальный,
звон чуть слышится сусальный,
крылья
мертвые
шуршат.
2.
Я не умею соблюсти – через сколько дней звонить, когда и как ответить, через сколько часов, недель, месяцев переспать, под каким углом посмотреть. Поэтому пишу сейчас и вообще пишу. Но куда девать нежность, бывшую для тебя? Она осталась со мной, зажатая в кулаке.
Страх убивает, и слова берут власть. Сколько сказано того, чего я не думаю; того, чего нет и не было. Сколько услышано лишнего, придуманного.
Сегодня мне кажется – мы откуда-то не вернулись. В эти два дня нашли и потеряли… но что? Не понимаю. Меня нет, мой кокон пуст.
3.
Что же мне остается? Если тебе не хочется целовать мои губы и мои пальцы, не нравится гладить мои волосы, запах моего нутра не вызывает желания, моя кожа – слишком бледная, смех – натянутый, голос – недостаточно звонкий, и мои отекшие кровью ткани только мучают своим желанием. Что же мне остается? Забыть навсегда нежность, и дрожь, и радость. Помнить навсегда нежность, и дрожь, и боль.
4.
Ангел
В каждом углу
вянет букет,
Пух тополиный
по полу.
Марлен Дитрих,
и кажется,
никого больше нет…
За полночь.
Черно окно;
электрический свет.
Но я знаю —
мой Ангел
вернулся ко мне.
Я радуюсь.
5.
Что мне уже точно скучно, так это разбираться – то ли это беспредельная мнительность, то ли беспредельная слепота… то ли есть ты, то ли нет.
Пока.
Знаешь, ко мне вдруг снова пришла Свобода.
6.
Секс
Я красивая.
Когда-то —
ждать
удара
слепо, не помня, не видя,
слыша только
черной дыры
вой и хрип безумный,
дикий.
Иной раз —
глаза и сердце открыть:
видеть, как краснеют соски,
цветы проступают сквозь кожу,
открываются твоим губам.
отдавать себя
медленно, с радостью,
неизбежно.
Когда-то —
рукой плавной
влажный рот раскрыть
и медленно, томно,
каждым мгновением длить
фантазии патоку.
Быть может,
усталой, холодной быть,
но, видя страсть,
загораться
и таять, внимая
желаниям.
Даже
напасть змеей
ядовитой,
черного шелка,
и играть жестоко,
душить кольцами,
зная, что все равно
ты – мужчина,
я – женщина.
По-разному можно
радостям
плотской
любви предаваться.
Но только с тобой
так,
как я хочу прямо сейчас.
А утром
я боюсь сказать тебе
«люблю».
мне кажется,
ты смотришь на меня
и думаешь:
«какая же ты некрасивая, вся синяя».
А я красивая.
7.
Моя жизнь забила твою почту,
а твоя – мою душу.
Ты наблюдаешь в мире себя и себя,
следишь за каждым своим отражением.
Не хочешь и не можешь принять чужого —
хотя бы просто для себя.
Ты говоришь слова,
которые убивают.
А выслушать не хочешь даже те,
что слегка уколют.
Ты каждое мгновение оцениваешь.
И ни одно из них совсем не ценишь.
Уничтожить и выгнать меня – несложно.
Сказать, что я одиночка – такая же, как ты, —
тоже можно.
Я найду себя и без тебя,
как только захочу; ты уже знаешь.
Когда ничем не нужно дорожить,
ничего не нужно хранить в сердце —
конечно, проще.
Не нужно лелеять каждое движение
и толковать каждый взгляд.
Не знаю, была ли это любовь для меня.
Просто какая-то странная история.
Можешь разбить палкой мою машину.
Я твою не трону.
И убей, пожалуйста, мои письма.
Боюсь, они больше не имеют к тебе отношения…
Они уже не мои и не твои.
8.
Слова – одно.
Другое – сердце.
Нет больше слез.
Чего хотеть,
чего бояться —
решен вопрос.
По заколдованному
кругу
скольжу и я.
Всегда на противоположной
сфере —
вижу тебя.
9.
Разговор Поэта с почтовым ящиком
Ящик: Здравствуйте. У вас нет новых писем.
Поэт: До свидания. Не очень-то и хотелось.
– Подождите…
– Да?
– Играй, общайся! Скачай новую версию М-Агента http://r.mail.ru/cln2659/agent.mail.ru
– Ой, отвяжитесь.
– Какой вы… Предлагаю что есть… А вы-то, вы-то чего хотели бы получить? Чего ожидаете?
– Да ничего. Отстаньте. Дайте выйти.
– Да идите. Я не держу. Все равно у вас нет новых писем.
– А я и без вас вижу. Я просто читаю новости.
– Ах, новости… Не забудьте посмотреть погоду.
– Уже посмотрел.
– Ой!
– Что?
– Вам письмо!
– Да ладно! Рассылка, наверное.
– Да нет! Настоящее письмо.
– Дайте гляну… И правда. Что ж – это мило…
– И только-то? Стоило целый час читать новости…
Поэт не отвечает.
10.
Вечный дождь. Темно.
Я все время сплю? Возможно…
Вечный дождь. Темно.
Я тебя люблю? Похоже…
Нонна
2021 г., Москва
Однажды свет падает по-другому, и становится видна вся призрачность, глупая, пошлая иллюзорность выдуманного мира и ореола, искусственно созданного вокруг него.
Был ли в моей жизни хоть один человек из настоящей плоти и крови? А я-то сама? Как мне наверстать эту жизнь, пущенную на духовные ценности, на разговоры, на редактирование чужих опусов?
Вчера был такой красивый осенний день – голубое небо, прохладный воздух, но теплое еще солнце. Один из тех дней, когда хочется быть красивой, гордой, эффектной, в светлой одежде. И тут – оно, белое пальто, вот оно в витрине. Продавцы, суки, сразу считывают, когда очень хочется купить. Даже скидки не сделали, купила кредиткой. Сегодня надела. Холодно, пасмурно, в воздухе морось – ни следа от вчерашнего. Ну что ты будешь делать?! Белыми рукавами приходится отталкивать чужие грязные, серые спины и плечи, беречь от стен старой, пропыленной – как специально мне подогнали, есть же поновее – электрички.
Вроде Москва – а вроде и ничего общего с Москвой. Каждое утро – будь они прокляты, эти утра! – эквилибристика с расписанием электричек, гонка за последним вагоном. А в головном вечно воняет сортиром, зато есть свободные места. Только каждая тварь положит рядом с собой свой чертов рюкзак, и извольте спрашивать у них: занято, не занято. Сядешь – обязательно мои ноги кому-то мешают. А то еще: «Пересядьте на сиденье напротив». – «Это с какой стати?» – спрашиваю. «Я хочу сидеть по ходу поезда». – «Да что вы говорите?! Я, может, тоже хочу сидеть по ходу!» – «Вам что, трудно?!» – «Трудно!» – «Посмотрите на нее! Хамка!»