Лукаш хотел жить.
Что-то прошелестело в дверном проеме.
Он вскочил на ноги. Затем он качнулся и на мгновение забыл, что делает. Его взгляд упал на спящую Рен.
Боже, она была идеальна. Она заслуживала леса, свободного от чудовищ. Она заслуживала королевства, свободного от дракона. Она уже так много потеряла. Корону, семью, а теперь и лес… Несправедливо, что она потеряла брата.
Несправедливо, что она продолжала его прощать.
Но в этот раз она точно не сможет его простить. Оставалось еще одно, последнее обещание, которое он собирался нарушить. Сложно было поверить, что, когда Лукаш впервые ей солгал, он винил в своем крахе покалеченную руку. Теперь он потеряет не только карьеру. Теперь он потеряет не только Рен.
Лукашу хотелось жить.
Что-то мелькнуло за дверью. Придя в чувство, он увидел мужчину, выходящего из зала прямо в теплые рассветные лучи.
Сердце Лукаша замерло. Не может быть… после всех этих лет…
Должно быть, яд мавки разъедал его изнутри. В голове тревожно забилась пугающая мысль: он умирает? Или, может, он уже мертв? Вот где он встретит свой конец: среди призраков мертвого города, обреченный на вечность среди этих фиолетовых скал.
«Отец?»
У мужчины, стоящего в проходе, была черная борода и длинные седые волосы: его внешний вид явно соответствовал традициям Волчьих Лордов. Поверх кольчуги Шестипалых он набросил мантию с мехом фаустиана, а на его кожаном поясе висели ножны. Без меча.
– Как ты?.. – Лукашу пришлось остановиться и начать заново. Он испугался своего хриплого голоса. – Ты… Я не могу поверить, что ты жив…
У его отца были глубоко посаженные глаза и птичий нос, совсем как у Тадеуша. Хитрый, кошачий рот Лукаша. Подбородок Рафала. В отце Лукаш видел всех братьев, видел светлячков и своих танцующих родителей, долгие ночи, согретые мехами и чарами. Нет, не просто видел. Впервые за долгое время он вспомнил…
Слезы подступили к горлу и полились из глаз.
– Я не он, – сказала фигура.
Его голос был резким и пустым, словно шел откуда-то издалека. Он выглядел необыкновенно пыльным, окрашенным в серые тона, словно его скрывала туманная вуаль.
И Лукаш понял почему.
Существо было покрыто паутиной. Она тащилась за ним по земле, висела между его растопыренными пальцами. На локте подрагивала тонкая нить, на которой сидел паук, а его руки были покрыты густым серебряным мехом.
Лукаш вытер слезы с лица и сказал, чувствуя себя глупее, чем когда-либо:
– Ты домовик.
Существо кивнуло, и в его длинных волосах показались серебряные рога. Его движения были скованными, словно за долгие годы он совсем закостенел. По ковру у его ног бегали насекомые.
Домовик окинул Лукаша серьезным взглядом, пока по его плечу прополз еще один паук.
– Ты пахнешь смертью, – сказал он.
Лукаш потер шею. Ему было неприятно смотреть в глаза своему мертвому отцу, воплощенному в этом пыльном, скрипучем теле.
– Ты не первый человек, который мне это говорит.
Домовик медленно моргнул. Этим движением он невероятно напоминал Рен.
– Я не человек, – сказал он.
– Верно, – согласился Лукаш, не зная, что еще ответить.
Казалось, что при каждом движении домовик замирает на месте. Его поведение напоминало человеческое, но в нем не было даже крохотной искры жизни. Никакого сердцебиения, никакого пульса. Он делал движение и останавливался, превращаясь в статую. Вот что бывает, когда проводишь двадцать лет в одиночестве, свернувшись где-то под половыми досками.
– Недолго осталось, – сказало существо.
У Лукаша пересохло во рту.
– Прошу, – сказал он. – Где… как… что случилось с моим братом?
Домовик в очередной раз замер на месте.
– Ты мог бы спросить об этом у лешего, – сказал домовик. – Но вместо этого ты спросил, как убить дракона. Девять братьев сидели за тем столом до тебя. Ни один не задал этого вопроса.
Лукаш попытался изобразить улыбку, но вместо этого его лицо исказилось в гримасе.
– Насколько я помню, ни у одного из них не было креста.
– Для человека, который не хочет убивать дракона, – сказал домовик, – ты очень многим пожертвовал ради этой цели.
– Откуда ты знаешь?
– Я хранитель этой семьи, – ответило существо. – Я очень хорошо тебя знаю.
Лукаш закусил губу и отвел взгляд. Девятерых братьев больше не было на свете. Они растворились в дыму, превратились в воспоминание, которое становится все темнее и призрачнее, рискуя исчезнуть навсегда. И скоро… он к ним присоединится.
Его глаза метнулись к Рен, забывшейся глубоким сном. Она выглядела такой спокойной, такой совершенной, что на мгновение в голове Лукаша промелькнула мысль: вдруг домовик наложил на нее какие-то чары?
Даже если Лукашу не суждено было выжить, это не значило, что она должна умереть вместе с ним. Это не значило, что ее лес должен был умереть. Домовик был прав: он попросил лешего помочь ей, вместо того чтобы попросить помощи для себя.
Он дал обещание. Они пожали руки.
– Пускай я умру, – сказал он. – Но это не означает, что дракона нельзя победить.
Он подумал, что в каком-то смысле так будет даже проще. Рен сможет бросить вызов дракону, отомстить за брата и вернуться в свой любимый лес. А он присоединится к своим братьям. Как человек. Никак иначе.
– Я покажу ей меч, – наконец сказал домовик.
– А что насчет горы? – спросил Лукаш.
Ресницы домовика, пушистые от пыли, чуть заметно дрогнули на свету. Его лицо оставалось непроницаемым, но Лукаш чувствовал, как пульсирует и дергается раненое плечо. Он чувствовал, как яд проникает все глубже, отравляет его мозг, разъедает его сердце.
– Кое-кто может помочь, – сказал домовик. – Она древнее, чем все эти скалы. Она ужаснее, чем все демоны. Только она обладает силами, властными над жизнью и смертью этого дракона. Но ее цена будет высока.
– Я готов ее заплатить, – сказал Лукаш.
На лице домовика отразилась непостижимая печаль.
– Она потребует твою жизнь, Лукаш.
Почему-то для него это было тяжелее. Одно дело отбиваться и кричать, и совсем другое – просто лечь и умереть.
Или, может, в глубине души Лукаш думал – надеялся, – что однажды он сможет вернуться сюда, чтобы ловить светлячков, кружить черноволосую королеву по просторной каменной кухне, пока дети наблюдают за ними с лестницы. Возможно, эти мечты прятались вовсе не так глубоко, как ему казалось.
Тысяча лет традиций Волчьих Лордов – и все это закончится вот так?
Лукаш сел на кровать. Рен зашевелилась и потянулась совсем по-кошачьи. Он положил свою обгоревшую руку на ее волосы. А ведь ему казалось, что он привык к расплавленной коже и отсутствию ногтей. К тому, что у него не было кончика указательного пальца.
Может быть, он уже умирал в течение долгого времени.
– Я не боюсь смерти, – сказал Лукаш.
– Умереть не страшно, – ответил домовик. – Древнее существо, хранитель семьи, последнее эхо человечности в этом покинутом городе.
– Страшно умирать.
34
Кожмар очнулся.
Медленно. Сперва он ничего не ощущал. В полутьме мелькали и исчезали неясные фигуры. Пахло огнем и горелой плотью. Слышались стоны. Кого-то громко тошнило. Он не сразу понял, что все эти звуки исходят от него самого.
Затем пришла боль.
Повсюду. Стоны переросли в крики. Его лицо – о боже, – его лицо…
Кожмар корчился на земле. К нему начала возвращаться память. Он хватался за свое лицо, ощупывал глаза. О боже, нет…
Пуля не прошла сквозь мозг. Выстрела оказалось недостаточно для того, чтобы убить его, но этого хватило, чтобы раздробить половину челюсти. Его пальцы изучали свернувшееся, влажное месиво на левой стороне лица. У него не было глаза. Боже, он был еще жив. Затем к нему вернулись слова. Слова, которые он не произносил вслух. Слова, оставшиеся в его памяти с тех пор, как он впервые увидел Лукаша в доме своего отца, когда гнусный старик подначивал их убить вилу…
«Все хотят жить».
Кожмар застонал, скорчился от боли и попытался подняться на ноги.
Кожмар хотел жить.
35
За стеклянными стенами коридора сумерки постепенно окрашивали заснеженные горные вершины в лиловый цвет. Рен прижала руку к стеклу, наблюдая за тем, как ее дыхание превращается в дымку. Позади нее висел ряд золотых черепов, которые отражали умирающие лучи заходящего солнца и согревали ее плечи.
Это место не было заброшенным. Оно словно было еще не найдено.
Она не знала, чего ожидала от Волчьих Лордов, но точно не чего-то подобного. Рен росла среди руин былой роскоши, спала под прекрасным, резным потолком библиотеки, находила проеденные молью вечерние наряды в разваливающихся шкафах. Рен жила в замке королев и аристократов, и, несмотря на все рассказанное Лукашем, она думала, что это место будет похоже на жилище дикарей.
Возможно, это было несправедливо с ее стороны. Но она была рада, что ошибалась.
Она медленно перевела взгляд на черный рукав мундира Лукаша и свою грязную руку, спрятанную под ним. Меньше двух недель назад она стояла у окна своего замка и смотрела на лес. Тогда ей оставалось только плакать от бессилия.
Сейчас она была ближе к убийству дракона, чем кто-либо за все семнадцать лет. У них все получится. Она была в этом уверена. На ее стороне были навыки Волчьего Лорда и совет лешего, оставалось только найти меч…
В окне мелькнуло чье-то отражение. Рен повернулась, чувствуя, как волосы на затылке встают дыбом. Она могла поклясться, что видела фигуру возле двери в конце коридора.
Рен оставила вторую винтовку возле Лукаша. Когда она проснулась, на горы уже опустился вечер, а он задремал на стуле возле стола своего отца. Она так и не решилась разбудить его. Кроме того, она решила, что здесь они в безопасности.
Рен осторожно прокралась в коридор. Черепа драконов смотрели на нее пустыми глазницами. Дверь в боковой проход отворилась: вдоль длинной стены выстроились резные стулья. В тусклом свете было видно, как с потолка медленно падает пыль.