Дикари внизу зашевелились. Им были непонятны мои действия, но моя активность их насторожила. Чтобы их обмануть, я спускаюсь по склону на двадцать метров и по высокой траектории кидаю дротик, который не долетает до дикарей метров пять. Но и этого достаточно, чтобы черные переместились еще на десяток метров вниз, от греха подальше. Снова поднимаюсь наверх. Стянув шорты, демонстрирую черным, что и меня Бог не обидел достоинством. Вероятно, это знак оскорбления, потому что внизу раздаются свирепые крики, и дикари начинают ожесточенно спорить между собой. А вот это я, видимо, сделал зря. По жестикуляции понимаю, что часть дикарей хочет идти в атаку и вырвать причиндалы белого червяка, что так оскорбил их.
Больше времени терять нельзя. Я хватаю неандертальца за руку, чтобы раньше времени он не сорвался в воду, и тащу вправо к впадине. Одно дело понимать, что этот прыжок необходим, и совсем другое дело — сделать этот шаг. Стою у края, не в силах оттолкнуться, проходят мучительные секунды.
Дикари, увидев, что мы резко сместились вправо, пошли в атаку. Как в замедленной съемке я вижу их оскаленные лица, у одного из дикарей изо рта капает слюна вперемежку с пеной. Еще двадцать секунд и они будут на верхушке, после чего смогут просто расстрелять нас дротиками.
Санчо смертельно бледен, я понимаю, что парнишка не прыгнет и, скорее всего, умрет мучительной смертью. Пора! Хватаю неандертальца за руки и, зажмурившись, шагаю в пропасть, дергая мальчишку на себя.
Пара секунд свободного падения напоминают тренировки по координации тела в самолете ИЛ-76 МДК. Я успеваю сгруппироваться, чтобы войти в воду калачиком и, хотя внутренне я был готов, удар о воду оглушает, выбивая воздух из легких. Дна я все же касаюсь пятой точкой и мгновенно выныриваю, хватая воздух, как рыба, выброшенная на берег.
Руку неандертальца я отпустил, когда группировался. Оглядываюсь и вижу в пяти метрах ниже по течению спину подростка, которого вода несет в сторону отмели. Стараясь прийти в себя после падения, гребу и, догнав неандертальца, с усилием переворачиваю его на спину. Секунд через десять течение несёт нас по правой стороне отмели, но, подгребая рукой, мне всё же удается коснуться ногами дна. Я вытаскиваю безжизненное тело неандертальца и, хотя меня тошнит о мысли реанимации людоеда, начинаю мероприятия, которые практически сразу дают результат.
Подросток закашлялся, вылил из себя пару литров воды с остатками пищи и задышал. Я опрокидываюсь на спину обессиленный, похоже и на этот раз мне удалось ускользнуть из лап костистой.
Вдруг громкий шлепок о воду заставляет меня вскочить. Один из черных или неосторожно подошел к краю обрыва, или преднамеренно прыгнул в воду. Черное тело всплыло и, к моему удивлению, отчаянно забарахталось, поднимая тучу брызг. Дикарь то уходил под воду, то всплывал, течение несло его до самой отмели, а потом потащило по правой стороне. Помня, как опасно не добивать врагов, я поднял один из дротиков и дважды вонзил его в шею дикарю. Течение потащило его дальше, окрасившись в красный цвет.
Санчо отошел от шока, связанного с падением в воду и, пошатываясь, встал на ноги. Это имя к нему прикрепилось автоматически, да и дикарь не возражал вследствие скудного лексикона. Тот дикарь, что упал в воду, все-таки упал по неосторожности, потому что после этого фигурки дикарей исчезли с вершины каньона.
Отмель была образована песком, таким мягким, что даже обутые в унты ноги тонули в нём по щиколотку. Вероятно, это была осадочная порода, вымываемая рекой и осаждаемая здесь. Так или иначе, в этом месте образовался островок в ширину около десяти метров и в длину почти в сотню. Я собрал наши топоры, которые ушли в песок, и дротики. Мой спутник протянул руку и получил свой топор. Свой нож-рог он потерял при падении, мой же чудом остался за поясом.
Я огляделся. Река не занимала все дно каньона, сейчас была осень, и таяние льдов в горах уже прекращалось. Весной, вероятно, этот поток был стремительным, о чем свидетельствовали следы на стенах каньона на уровне моей головы. Все реки, рано или поздно, впадают в море или в озеро. Эта речка текла в южном направлении, а, значит, мне с ней по пути.
Собрав свои вещи и накинув меховое манто, я обращаюсь к своему оруженосцу:
— Вперед Санчо, нас ждет Дульсинея Тобосская!
Глава 11. Река
По обеим сторонам водного потока оставалась полоска суши шириной примерно от метра до трех. Нам предстояло перебраться на левую сторону через поток, чтобы держаться левого или восточного берега реки. В самом начале отмели, где река разделялась на два потока, течение было довольно сильным. В конце отмели река текла медленнее и даже немного разливалась, будучи, возможно, не глубже человеческого роста.
Дойдя до конца отмели, я остановился. Перебраться на левый берег для меня не было проблемы. Но неандертальцу такое было не по силам. И у меня не было веревки, чтобы перетащить его через поток. Скинув с себя накидку и освободившись от фляжки с оружием, я вошёл в реку там, где соединившийся поток переходил в плавное течение. Глубина здесь была меньше, мне в самом глубоком месте вода подступила к ключицам, но дикарю так не пройти. Я огляделся вокруг в поисках длиной ветки или чего-нибудь подходящего, но отмель была голая как свежевыбритая лысина.
— Так, Санчо, придется тебя покатать на себе, как бы мне этого не хотелось делать.
Опустившись на колени, показываю, чтобы он садился мне на плечи. Если мы вдвоем избежали смерти, может, сама судьба теперь велит мне быть с этим парнем, позабыв личную неприязнь. Неандерталец не понимает, чего я от него хочу.
Подойдя, он проводит рукой по моим плечам и произносит:
—Ха (ничего там нет).
— Да знаю я, дурень, что там ничего нет, — злюсь, но потом мне в голову приходит идея. Я ставлю дикаря на колени и сам сажусь ему на плечи. Мальчик спокойно держит мой вес. Слезаю с него и снова, став на колени, хлопаю по своему плечу:
— Ха (садись).
— Хаа? — вопросом отвечает дикарь, и я спешу его успокоить:
— Ха (да садись).
Санчо неуклюже взбирается мне на плечи, и я с усилием встаю. «Да, блядь, сколько в нем веса, не меньше сотни будет», — подумал я и начал осторожно входить в воду. Испуганный неандерталец хватается за мои волосы с такой силой, что мне кажется, будто скальп отрывается от черепа.
— Санчо, твою мать, если ты не отпустишь мои волосы, я утоплю тебя как тургеневскую му-му! — Вспомнив, что парень не понимает, ору — Ха!
Хватка ослабевает, но волосы дикарь не выпускает. Шаг за шагом я дохожу до самой глубины и начинаю выходить из воды. Сначала я хотел скинуть наглеца прямо у берега в воду, но решил не рисковать скальпом. Осторожно присаживаюсь, позвоночник скрипит, но справляется с нагрузкой. Мальчишка слезает с меня и восторженно выдыхает:
— Ха! (Офигенно).
Ну, конечно офигенно, мать твою, когда тебе еще на шее катал представитель высшего разума, которых вы обычно жрете. Потирая шею, снова иду в воду, надо перенести накидку и все оружие, которое остались на отмели.
Второй переход дается легче, но меня не оставляет мысль, что юный наездник насрал мне на спину. Понимаю, что это психологический момент, но все равно плещусь в реке, яростно растирая плечи и спину. Мальчишка стоит у самой воды, и его удивленное лицо, мало чем отличается от лиц обычных мальчишек. В конце концов, он не виноват, что родители его неандертальцы и родился он такое время. Хотя, насчет родителей есть неясный пунктик, только сейчас замечаю, что парнишка внешне очень похож на Рама, в чьих жилах течет кровь неандертальцев. Может, и он потомок смешанных ветвей человека? Но, если внимательно присмотреться, его лицо не производит отталкивающего впечатления.
Когда я выхожу из воды, Санчо подает мне накидку из шкур, чем немало меня удивляет. Такого за неандертальцами раньше я не наблюдал. Ткнув себя пальцем в грудь, произношу:
— Макс.
— Ма-к, — повторяет за мной парнишка.
После пяти попыток я оставляю это безнадежное дело и показывая на него, произношу:
— Санчо.
Это имя ему удалось произнести только как «Сан», что, впрочем, неплохо подходило по ситуации. Будем считать, что мальчик «святой», и послан мне Богом, чтобы помочь вернуться домой.
Надо было идти, скоро наступит ночь и желательно найти место, где можно было бы развести огонь и пожарить мясо. У меня оставалось три ломтя, этого хватит, чтобы один раз нормально поесть с таким прожорливым спутником.
Темнеть стало через пару часов. За это время мы прошли около десяти километров. Земля под ногами за тысячи лет была отшлифована водой, периодически на стенах каньона встречались кустарники, но ничего съестного мы не нашли. В нескольких местах стены каньона становился уже, и тогда приходилось идти по колено в воде. Порой, наоборот, встречались такие участки, где полоска суши от стены каньона до воды доходила до десяти-пятнадцати метров. На одном из таких широких участков нас застала ночь. Видимость снизилась настолько, что идти дальше было рискованно, даже с учётом острого зрения подростка.
Несколько бревен образовали на берегу целую запруду, в которой застряли палки, сучья и даже часть скелета какого-то животного. Пока я вытаскивал из запруды топливо для костра, Санчо разжег огонь, и вскоре костер уже весело трещал, пожирая ветки и лесной мусор. Я вытащил два ломтя мяса, третий решил оставить на случай, если завтра мы не найдем ничего съестного. Хотя мы шли вдоль реки, и вода была чистая, я пока не видел ни одной рыбы. Может, она будет ниже по течению, где река станет более широкой. Уже сейчас было видно, что река становится всё шире и шире.
Слегка поджарив свой кусок мяса, я принялся за еду, но вдруг почувствовал на себе взгляд неандертальца. Он уже съел свою порцию и смотрел, как я расправляюсь со своей.
— На тебя не напасешься, проглот, — сказал я, отрывая от подкладки последний ломоть и бросая его парню, — завтра палец будешь сосать, потому что больше ничего у меня нет.