— Но ему нравится Даклар. Они провели часть — по крайней мере, часть периода, когда в прошлый раз Двое становились Одним.
— Правда? — удивилась Лурт. — Поразительно. — Она отступила в сторону, давая пройти паре женщин, держащихся за руки. — Конечно, прошлый раз был ещё до восстановления контакта с вашим миром. У вас с Понтером был секс, когда он в первый раз к вам попал?
Мэри смешалась.
— Нет.
— А во второй? Двое не были Одним с тех пор, но, как я поняла, Понтер бо́льшую часть этого времени провёл в вашем мире.
Мэри знала от Понтера, что разговоры на тему секса не являются в его мире табу. Несмотря на это, она почувствовала, что краснеет.
— Был, — сказала она.
— И как вам? — спросила Лурт.
Мэри на секунду задумалась, а потом, не уверенная, сможет ли транслятор правильно передать смысл, но не найдя другой подходящей характеристики, ответила:
— Горячо.
— Вы его любите?
— Я… я не знаю. Думаю, что люблю.
— У него нет партнёрши; уверена, что вы это знаете.
Мэри кивнула.
— Да.
— Я не знаю, как долго портал между нашими мирами останется открытым, — сказала Лурт. — Возможно, это навсегда, а возможно, он закроется завтра: хотя наши величайшие умы сейчас на той стороне, сам портал может оказаться нестабильным. Но пусть даже портал не закроется никогда: вы намерены как-то устраивать свою жизнь с Понтером?
— Я не знаю. Я даже не знаю, возможно ли это в принципе.
— У вас есть дети?
— У меня? Нет.
— И партнёра у вас тоже нет?
Мэри сделала глубокий вдох и посмотрела на штабель из трёх поставленных друг на друга транспортных кубов, мимо которого они проходили.
— Ну-у… — сказала она, — это всё сложно. Я была замужем — состояла в союзе — с мужчиной по имени Кольм О’Кейси. Моя религия, — гудок компаньона, — моя система верований не позволяет разрывать этот союз. Мы с Кольмом не живём вместе уже много лет, но технически мы всё ещё состоим в союзе.
— «Живёте вместе»? — потрясённо повторила Лурт.
— В моём мире, — объяснила Мэри, — мужчина и женщина постоянно живут вместе.
— А как же его партнёр?
— Таких у нас нет. У нас в отношениях состоят лишь два человека.
— Невероятно, — сказала Лурт. — Я очень люблю Адекора, но определённо не хотела бы с ним жить.
— Таковы обычаи моего народа, — сказал Мэри.
— Но не моего, — ответила Лурт. — Если вы собираетесь налаживать отношения с Понтером, то где вы планируете жить? В его мира или вашем? Вы же знаете, у него здесь дети, партнёр, любимая работа.
— Я знаю, — сказала Мэри; у неё защемило сердце. — Я знаю.
— Вы говорили обо всём этом с Понтером?
— Я собиралась, но… но потом я узнала о Даклар.
— Ситуация чрезвычайно сложная, — сказала Лурт. — Вы наверняка и сами это понимаете.
Мэри шумно выдохнула.
— Конечно. — Она помолчала. — Но Понтер не такой, как другие мужчины, которых я знаю. — Глупая аналогия всплыла в голове: Джейн Портер и Тарзан. Джейн потеряла голову из-за Тарзана, который действительно был не такой, как известные ей мужчины. Тарзан, которого младенцем подобрали и вырастили обезьяны после гибели его родителей, лорда и леди Грейсток, был уникальным, единственным в своём роде. Но по словам Понтера в этом мире живёт сто восемьдесят пять миллионов человек, и, вероятно, все они были похожи на Понтера и так непохожи на грубых, жестоких, злых и мелочных мужчин из мира Мэри.
Однако Лурт после секундного раздумья кивнула.
— На мужчин, которых знаю я, Понтер тоже непохож. Понтер поразительно умён и по-настоящему добр. И…
— Да? — сказала Мэри.
В этот раз пауза была гораздо дольше.
— С Понтером в прошлом кое-что случилось. Он… был ранен…
Мэри легонько коснулась массивного предплечья Лурт.
— Я знаю о том, что произошло между Понтером и Адекором. Я знаю про его челюсть.
Мэри успела увидеть, как сросшаяся бровь Лурт взбегает на надбровный валик, прежде чем снова отвести взгляд.
— Понтер вам рассказал? — спросила Лурт.
— О своей травме — да; я видела рентгеновские снимки. Но не о том, кто это сделал. Об этом я узнала от Даклар.
Лурт произнесла слово, которое осталось без перевода, затем продолжила:
— Ну, тогда вы знаете, что Понтер целиком и полностью простил Адекора. Немногие люди на такое способны. — Она помолчала. — И, полагаю, исходя из его достойного восхищения поведения в прошлом, было бы неудивительно, если бы он простил и Даклар тоже.
— Так что же мне делать? — спросила Мэри.
— Я слышала, что ваш народ верит в своего рода посмертное существование, — сказала Лурт.
Мэри несколько опешила от внезапной перемены темы.
— Гмм, да.
— У нас такого нет; я уверена, Понтер вам об этом говорил. Возможно, если бы мы верили, что жизнь продолжится и после смерти, у нас была бы другая жизненная философия, так что давайте я вас познакомлю с базовыми принципами нашей жизни.
— Прошу вас, — сказала Мэри.
— Мы стремимся прожить свою жизнь так, чтобы в момент смерти испытывать как можно меньше сожалений. Вы ведь 145-я, не так ли?
— Э-э… мне тридцать пять… лет, конечно.
— Ага. Значит, вы прожили примерно половину вашей жизни. Спросите себя: через… через ещё тридцать пять лет, как вы выражаетесь, когда ваша жизнь подойдёт к концу, будете ли вы сожалеть о том, что не попытались установить с Понтером долгосрочные отношения?
— Да, полагаю, что буду.
— Выслушайте мой вопрос внимательно, подруга Мэре. Я ведь не спрашиваю, будете ли вы сожалеть об этом, если попытка будет успешна. Я спрашиваю, будете ли вы сожалеть о том, что не попытались, даже если у вас ничего не выйдет.
Мэри сощурилась, хотя её глазам было вполне комфортно за синими линзами.
— Не уверена, что понимаю, что вы имеете в виду.
— Я делаю свой вклад в области химии, — сказала Лурт. — Сейчас. Но это не было моим первым выбором. Я хотела сочинять истории, литературные произведения.
— Правда?
— Ага. Но у меня не вышло. Мои истории не читали, а прочитав — не хвалили. И мне пришлось найти другой способ делать вклад: у меня были способности к математике и науке, и я стала химиком. Но я не жалею о том, что попробовала сочинять истории и потерпела неудачу. Конечно, я предпочла бы достичь успеха, но я знаю, что перед смертью мне было бы грустнее, если бы я вообще не попробовала, чем когда я попробовала и была вынуждена признать неудачу. Так что я пыталась — и у меня не вышло. Но я рада тому, что теперь я знаю это. — Лурт помолчала. — Так вот: понятное дело, что вы были бы счастливее всего в случае, если бы ваши отношения с Понтером сложились. Но будете ли вы счастливее, подруга Мэре, зная, что вы попытались и не смогли наладить отношения с Понтером, или зная, что вы так и не сделали такой попытки?
Мэри задумалась. Несколько минут они шли молча. Наконец, Мэри сказала:
— Я должна попробовать. Иначе я буду себя ненавидеть всю оставшуюся жизнь.
— Тогда, — сказала Лурт, — ваш путь известен.
Глава 35
До того, как Двое станут одним, всё ещё оставался целый день, однако Понтер и Мэри встретились в павильоне архива алиби. Понтер провёл её в южное крыло, и теперь они стояли перед стеной, покрытой маленьким углублениями, каждое из которых содержало куб из реструктурированного гранита размером примерно с волейбольный мяч. Мэри уже научилась различать неандертальские цифры. Куб, на который Понтер направлял свой компаньон, был отмечен номером 16321. Больше он никак не был отмечен, однако, как и у соседних кубов, в центре одной из его граней горел синий огонёк.
Мэри потрясённо покачала головой.
— Вся твоя жизнь записана здесь?
— Да, — ответил Понтер.
— Всё-всё?
— Всё, кроме моей работы в лаборатории компьютерных вычислений — сигнал компаньона не проходит через тысячу саженей скальной породы. Да, и всё моё первое путешествие в ваш мир тоже пропало.
— А второе?
— Нет, второе начало загружаться из Хака как только архив снова поймал его сигнал — когда мы поднялись на поверхность. Всё оно теперь хранится здесь.
Мэри не была уверена, какие чувства она испытывает по этому поводу. Она, безусловно, не была образцом доброй католички строгих правил, но ведь там был целый порнофильм…
— Удивительно, — сказала Мэри. Лили, Кевин и Франк из «Синерджи Груп» убили бы за то, чтобы оказаться здесь. Она осмотрела гранитный куб. — Эти записи можно редактировать?
— Зачем такое может понадобиться? — удивился Понтер. Но сразу же отвёл взгляд. — Прости. Глупый вопрос.
Мэри покачала головой. Несмотря на цель их прихода сюда Мэри подумала не об изнасиловании.
— На самом деле, — сказала она, — я подумала про свой первый брак.
И тут она ощутила, что у неё горят щёки. Никогда раньше она не говорила о нём как о своём первом браке.
— Ладно, — сказала она. — Давай делать то, зачем пришли.
Понтер кивнул. Они подошли к стоящему в зале столу, и Понтер заговорил с сидящей за ним пожилой женщиной:
— Я хочу получить доступ к собственному архиву алиби.
— Удостоверьте личность, — сказала женщина. Понтер провёл предплечьем над сканирующей пластиной на столе. Женщина взглянула на монитор перед собой.
— Понтер Боддет? — сказала она. — Я думала, вы умерли.
— Смешно, — сказал Понтер. — У вас такие весёлые шутки.
Женщина ухмыльнулась.
— Пройдёмте со мной, — сказала она. Втроём они вернулись к алиби-кубу Понтера. Понтер направил Хака на синий огонёк.
— Я, Понтер Боддет, желаю получить доступ к моему собственному архиву алиби по причине личного характера. Дата, время.
Огонёк стал жёлтым.
Пожилая женщина подняла свой компаньон.
— Я, Мабла Дабдалб, Хранитель Алиби, сим подтверждаю, что личность Понтера Боддета была удостоверена в моём присутствии. Дата, время. — Огонёк стал красным, и раздался гудок.
— Готово, — сказала Дабдалб. — Можете воспользоваться седьмой комнатой.