Впрочем, мы не можем не привести особое мнение такого авторитетного ученого, как Юблен. Он считает, что свои «визитные пясти» на стене пещеры Эль Кастильо могли оставить и люди современного анатомического типа. Ведь 40 800 лет назад они расселились уже во многих областях Европы. Говорить об авторстве неандертальцев можно будет лишь тогда, «когда мы найдем, желательно, несколько образцов пещерной живописи, созданных более 50 тысяч лет назад».
Мнение Юблена разделяет и профессор Томас Хайем, специалист по доисторическим датировкам. У него нет вопросов к датировке рисунков, но… «Судя по этим данным, изображения на стене пещеры возникли именно тогда, когда люди современного анатомического типа обосновались в Европе, а неандертальцы там почти повывелись».
В то время, когда иссохшее древо жизни неандертальцев уже готово было упасть, когда их эпоха близилась к концу, вдруг стали появляться один за другим поздние прекрасные плоды. На этой пяди хронологического пространства, оставленного им судьбой, теснятся все новые изобретения, знаковые события, артефакты. Но были ли неандертальцы и впрямь творцами всех этих достижений?
По оценке ученых, около 40 с небольшим тысяч лет назад, в Европе сосуществовали три разные культуры. Две были неандертальскими (старая культура – мустье и распространившаяся во Франции и Северной Испании шательперронская культура). Памятники еще одной культуры (улуццо) находят в Италии и Южной Греции; ее создание приписывают людям современного анатомического типа.
И снова археологам остается лишь допрашивать с пристрастием прошлое – искать мельчайшие детали, которые подскажут ответ на вопрос: «Кто это придумал, неандерталец или сапиенс?»
Многие исследователи, например, предполагают, что неандертальцы разрисовывали свое тело. Ярко-красный узор на их бледной коже смотрелся броско и устрашающе. Возможно, отправляясь на охоту, они покрывали тело некими магическими узорами, надеясь, что это принесет им успех – приворожит зверя.
В этой догадке нет ничего неправдоподобного, ведь, как подчеркивает Л.Б. Вишняцкий, «раскрашивание собственного тела – один из наиболее распространенных видов символизма в архаичных культурах, но никаких археологических следов существования этого обычая в каменном веке до нас не дошло и дойти не могло» («Неандертальцы…». 2010).
По мнению Зильяо, рисунки на теле неандертальцев были не менее «символичны», чем рисунки на стенах пещер или украшения: «Не нужно никаких художественных изображений, чтобы называть определенное поведение символическим с точки зрения археолога. Погребать своих умерших – это тоже символическое поведение. Применять сложные технологии, чтобы изготавливать копья, опять же означает способность планировать свои действия, и это – абстрактное мышление, которое во всех основных аспектах схоже с нашим мышлением».
Однако «четкие факты», собранные многие десятилетия назад, когда энтузиасты-любители рьяно раскапывали пещеры, обжитые неандертальцами, заодно портя их, сегодня становятся очень расплывчатыми и двусмысленными. Например, сейчас известно, по разным подсчетам, несколько десятков неандертальских погребений. Все они отлично иллюстрируют «символическое поведение» неандертальцев. Но все ли они и впрямь являются «намеренными захоронениями умерших»? Скептично настроенный, недавно скончавшийся американский антрополог Харольд Диббл совершил паломничество по местам некоторых неандертальских погребений и… не нашел их.
Так, считалось, что неандертальцы вырыли яму во французской пещере Рок де Марсаль и похоронили сородича. В 1961 году археолог Жан Лафиль обнаружил здесь, в среднепалеолитическом слое, неплохо сохранившийся скелет неандертальского ребенка примерно трехлетнего возраста. По некоторым оценкам, это погребение возникло в период от 75 до 130 тысяч лет назад. Однако Диббл установил, что яма, в которую был положен ребенок, не была намеренно выкопана людьми – его положили в выемку естественного происхождения. Знаменитый «семейный склеп» в Ля Ферраси, по мнению Диббла, также возник случайно. Он предположил, что грунтовые воды подмыли стену пещеры, и та рухнула, похоронив под собой лежавшие на земле останки людей.
Еще почти полвека назад ученые, подытожив многолетние споры о захоронениях неандертальцев, констатировали: «Активная дискуссия вокруг проблемы неандертальских погребений, в конце концов, закончилась их признанием, так как факты, свидетельствующие об этом, слишком демонстративны». Так писал известный советский палеоантрополог В.П. Алексеев в своей работе «Возникновение человека и общества», вошедшей в состав сборника «Первобытное общество» (1975). Будущий академик (с 1987 года) Алексеев говорил, кстати, и о наличии у современных европейцев «неандертальской примеси».)
Но продолжим слушать голоса скептиков. Наличие кусочков охры тоже не означает, что неандертальцы использовали ее для раскрашивания своего тела. У охры могло быть самое разное применение, указывал Диббл. Ее использовали для защиты от насекомых, для предохранения звериных шкур от порчи, для консервации продуктов питания; наконец, ее могли подмешивать в клей.
Сходного мнения придерживается и Вил Робрукс из Лейденского университета, нашедший следы использования охры неандертальцами 250 тысяч лет назад. Ученые, говорящие о том, что неандертальцы раскрашивали свое тело, «делают это умозаключение слишком быстро, полагаясь лишь на то, что само присутствие охры сразу все объясняет».
По признанию скептиков, их могут убедить только веские доказательства наличия у неандертальцев символического мышления: например, многочисленные рисунки на стенах пещер или следы деятельности, требующей очень развитого логического мышления.
Впрочем, даже мнения скептиков с годами меняются. Например, Кристофер Стрингер, палеоантрополог из Музея естествознания в Лондоне, один из ведущих приверженцев теории «исхода из Африки», признался, что еще в 1990-е годы верил, будто неандертальцы, создавшие шательперронскую культуру, слепо копировали все, что делали гомо сапиенс. «Мы полагали тогда, что они просто имитировали увиденное, а их мозгов не хватило бы даже на то, чтобы понять, что они делают».
Сегодня он так не считает. За минувшую четверть века найдены образцовые орудия труда, а также оружие, созданное неандертальцами. Так что разрыв между ними и гомо сапиенс был невелик. Разница между ними и нами, подчеркивает Стрингер, – это вопрос культуры, а не способностей.
Неандертальцев погубило стечение обстоятельств, которое не имеет никакого отношения к их способностям, интеллекту. Из-за климатических изменений численность их популяции стала «угрожающе мала». В отдельные времена во всей Европе жили всего несколько тысяч неандертальцев. Как может создать сложную культуру (и сохранить ее!) народ, разделенный на небольшие кланы, живущие почти в полной изоляции друг от друга?
Палеоантропологи также не исключают, что неандертальцы могли опосредованно узнавать о новшествах и достижениях сапиенсов, ведь даже до их появления в Европе сюда, возможно, переселились неандертальцы, вытесненные ими с Ближнего Востока (нечто подобное происходило в древности, во времена великих переселений народов; например, в конце IV века нашей эры к пределам Римской империи устремились готы, и лишь много позже двинулись потеснившие их гунны). Эти переселенцы (или «беженцы») могли принести в Европу новейшие технологические секреты, что и послужило стимулом к созданию шательперронской культуры, ставшей высшим достижением неандертальского человечества. Кстати, по поводу «беженцев» Л.Б. Вишняцкий замечает: «Не исключено, что некоторые комплексы раннего верхнего палеолита Балкан и Центральной Европы… имеющие близкие аналогии на Ближнем Востоке, представляют собой, вопреки традиционной точке зрения, не следы экспансии гомо сапиенс на новые земли, а следы отступления неандертальцев из Восточного Средиземноморья на “историческую родину” («Неандертальцы…». 2010).
Но если даже в основе шательперронской культуры и лежит перенятый чужой опыт (разумеется, есть и совершенно обратные мнения), в этом – в заимствовании и творческой переработке чужого опыта – нет ничего зазорного. Или, как отмечает Франческо д’Эррико: «Воспринимать чужой опыт, модифицировать его и вживлять в свою собственную культуру – все это, в принципе, очень современное поведение». Например, вся современная японская культура, начиная со второй половины XIX века, зиждется на этом – и процветает.
А догадок и спорных фактов очень много… Так кто же все это придумал?
Кто, например, построил хижину в Молодове, на берегу Днестра – реки, прорезавшей в разгар ледникового периода просторы тундростепи? В середине ХХ века здесь обнаружили стоянку неандертальцев с десятком кострищ. Возле них в виде круга диаметром около 10 метров покоились крупные кости мамонтов и других животных (ребра, бивни, черепа, кости таза и ног). Их груда выглядела так, словно перед нами лежали доски, брусья, бревна – руины жилища. Может быть, из этих костей тоже был сложен дом – дом, где жили неандертальцы? Большинство археологов так и считают сегодня. Скажем, Л.Б. Вишняцкий, ссылаясь на находки, сделанные на стоянке Молодова I, пишет, что «сооружение убежищ, где можно было бы укрыться от стихий… не было для них (неандертальцев. – А.В.) неразрешимой задачей» («Неандертальцы…». 2010).
Очевидно, жилище в Молодове выглядело как округлый шалаш. Крупные кости животных образовали каркас постройки. Легкие жерди, вероятно, подпирали ее. Сверху шалаш был покрыт звериными шкурами. Внутри горели костры, хранились важнейшие запасы неандертальцев – их орудия труда. Всюду виднелись и отходы производства. Археологи насчитали здесь до 2000 кремней на квадратный метр. Общая полезная площадь этой жилой постройки составляла 40 квадратных метров.