Но ведь это же, получается, фантастика!
А что, подумала я, если его и не оставляют до сих пор в покое именно из-за того, что он, как им кажется, способен на большее, и они ждут от него уже других подобных открытий и препаратов? Может, он изобрел нечто из ряда вон, что способно перевернуть вообще мир?! Иначе как можно объяснить такой невероятно серьезный интерес к его персоне? Конечно, я, появившись здесь, в этом городе, просто говоря, свалившись им всем на голову, помешала каким-то грандиозным планам и как Алекса, так и тех, кто ему платит и кто ждет от него продолжения работы?
От этих мыслей просто дух захватывало. Ну, раз все так серьезно и опасно, так, может, на самом деле свалить отсюда, да и забыть Алекса вместе с его красными таблетками и его вооруженными ядом и оружием придворными, охраной?
Я улыбнулась той наивной влюбленной в Алекса девочке Зое, что сидела внутри меня и все еще на что-то надеялась… Смех!
Да может, я уже давным-давно мешала Алексу, но он просто не знал, как от меня отделаться? Может, я была для него отработанным материалом, на котором он, как на лабораторной мыши, проверял действие таблеток?
Мне стало так горько и грустно, что я расплакалась.
Нино, увидев меня, скажет, что я — размазня, что у меня нет воли и что раз все так плохо, то он меня, пожалуй, бросит.
Ну, да, конечно, я плачý ему, и он, может, рад, что ему попалась такая щедрая туристка, но с другой стороны, если он не дурак, то понимает, что, находясь рядом со мной, он тоже подвергается опасности.
Я достала из буфета на кухне лимончелло, налила себе полный стакан и выпила. Вкусно. Такой вкус имеет Неаполь, где все, кажется, пахнет лимоном. Даже стены домов. И здесь, в этом райском месте (оказавшимся для меня настоящим адом, городом, где, как морская вода о камни, разбились все мои надежды и мечты), имея собственный дом, доставшийся мне каким-то невероятным образом, я не имею права жить. И должна покинуть его.
Это как во сне, когда находишь клад, держишь в руках золотые слитки и драгоценности, а проснувшись, понимаешь, что в реальности ты просто лежишь на кровати в пижаме и держишь в руках край одеяла…
Я уснула в ожидании Нино.
Вспоминая Алика, поскольку этот дом был связан именно с ним, я поплакала немного, потом завернулась в плед и уснула. И приснился мне удивительный цветной сон, как будто бы я — кошка и живу в камнях на набережной.
Я точно знала, что трехцветная, что шерстка у меня белая в рыжих и темных пятнах. И что глубоко в камнях целое подземелье, пропитанное запахом морской воды, и что во всех углах копошатся другие кошки и коты. Что они мяукают, мурлычут, рычат, орут голосами, напоминающими детские, похрапывают, что-то едят, довольно урча, как-то общаются между собой и выглядывают из-за камней лишь для того, чтобы увидеть человека с пакетом кошачьих гранул или консервов.
Вот и я тоже выбралась на высокий серый валун и, щурясь от солнца, смотрю на проходящих мимо меня людей. А они меня и не замечают! Они живут своей жизнью, и им невдомек, что совсем рядом с ними, на расстоянии вытянутой руки, сижу я, неаполитанская кошка, голодная и одинокая, и что высматриваю в толпе того, кто сможет дать мне то, ради чего я здесь и нахожусь, — любовь и ласку.
И вдруг я вижу Алекса, он идет походкой усталого человека, на нем белая рубашка и голубые джинсы, в руках у него папка. Солнце сверкает на его влажных посеребрённых кудрях.
Мое маленькое кошачье сердце сжимается, я хочу его окликнуть, но не могу и издаю лишь жалобное и унизительное «мяу»… И вдруг он останавливается, оборачивается, видит меня, и лицо его озаряется улыбкой. «Зоя!»
Да, это он обращается ко мне!
Медленно подходит, улыбаясь, и достает из кармана джинсов жестяную коробку, открывает ее, я прыгаю поближе к нему, с камня на камень, пока не оказываюсь совсем рядом.
Алекс гладит меня по голове, и мне так приятно, что я замираю от счастья. Затем он подносит к моему носу уже открытую банку, и там, вместо консервов я вижу драже…
Маленькие красные шарики сыплются мне на голову, я пытаюсь поймать их ртом, ловлю, глотаю одну, затем вторую… И вдруг чувствую ломоту в костях, где-то сзади, где лопатки, и вижу себя уже со стороны — из цветной моей нежной и пушистой шерсти сначала вылупляются два розовых кожистых, симметрично расположенных по разные стороны позвоночника бугорка, которые лопаются, выпуская нежные серые и влажные перья…
Мгновенье, и у меня вырастают небольшие, но сильные жемчужно-серые крылья с рыжими пятнами, и я взлетаю!..
— Я лечу, Алекс! Я лечу-у-у!!! — кричу я и слышу в ответ:
— Signore, Zoe, dove stai andando?[3]
Я открываю глаза и вижу Нино. Он сидит напротив меня в кресле и курит. За его спиной в огромных окнах я вижу сверкающий огнями вечерний город. Сколько же часов я проспала?
— Можешь быть спокойна — твой дом теперь уже чист. Мой друг Тони вычистил остатки устройств… Я хочу сказать, что там и до него уже поработали и все удалили. Но вот когда именно, кто ж знает? Так что вряд ли мы теперь узнаем, подслушивали нас с тобой или нет. Но вот тебя с Алексом — наверняка.
— А садик? Там есть прослушка?
— Вот там он нашел четыре видеокамеры. Так что, Зоя, нас с тобой не только слышали, но и видели.
— И что теперь делать?
— Думаю, записка Алекса тебе четко объяснила, в каком направлении тебе двигаться.
— Заказывать билет в Москву?
— Однозначно.
— Я понимаю, Нино, но они же и тебя видели…
— Ты обо мне не беспокойся. Я же местный, меня здесь все знают. И не тронут.
Я не верила ему. Он много знал, вернее, узнал от меня, и тот факт, что он местный, не остановит того, кто захочет устранить его как свидетеля.
— Хорошо. Тогда давай закажем мне билет на утренний рейс, а сейчас ты поможешь мне собраться, упаковать все эти рисунки. Я должна увезти их с собой. Буду смотреть на них и убеждать себя в том, что Неаполь мне не приснился и не пригрезился. И что я действительно встречалась с Алексом.
Нино раздобыл где-то упаковочную бумагу.
Предполагаю, что он обратился за помощью в небольшой универсальный магазинчик, торгующей мелочовкой, хозяин которого снабдил его не только бумагой, но и жгутом, ножницами, а также продал пупырчатую пленку для упаковки.
Мы часа два сворачивали в рулоны работы, выполненные на бумаге, складывали один в другой, обвязывали бечевкой, после укутывали в пленку и скрепляли концы скотчем. Масляные картины перекладывали пленкой и упаковывали в форме папок с ручками. Собрав все, что только можно было бы взять с собой в самолет, мы вышли из дома, заперли его, оставив ключ под ковриком на крыльце, и вернулись в дом, в мой дом.
Нино, пока я искала чистое постельное белье, взялся помочь мне с покупкой билета по Интернету.
— Рейс Аэрофлот 11.40 тебя устроит?
— Устроит, — отмахнулась я.
Какая уже разница, когда покидать ад.
— Давай сюда свою карточку, — потребовал деловито Нино.
Я улыбнулась — пожалуй, сама судьба в такой сложный момент моей жизни подарила мне встречу с этим симпатичным, широкой души итальянцем.
— Держи. И спасибо тебе за все, Нино.
Произнеся эти слова, я поймала себя на том, что боюсь за него, боюсь, что в какой-то момент вдруг увижу и его распростертым на земле или полу с разбитой головой или простреленной грудью, а то и с пеной у рта…
Можно было, конечно, распрощаться с ним прямо тогда, вечером, но мой эгоизм и страхи не позволили мне сделать это. Он обещал провести со мной ночь, вот пусть и остается.
Наконец, когда все важные дела были переделаны, и меня практически собрали в дорогу и даже купили билет, Нино предложил пойти поужинать в ресторан.
— Снова в «Апельсин»?
— «Аrancione», — улыбнулся он. — Вот поешь, сразу почувствуешь себя лучше.
Я колебалась.
Так не хотелось рисковать нашими жизнями прямо перед поездкой! Вот откуда знать моим «контролерам», по сути, врагам, что я купила билет и завтра уже наконец возвращаюсь домой, то есть делаю все так, как им всем нужно. Вдруг они подумали, что я все еще остаюсь в Неаполе, тем более что заполучила себе местного гида!
Я высказала свои опасения Нино.
— Глупости все это! — отмахнулся он. — Если эти люди работают на серьезную организацию, то они уже знают, что мы купили билет, а потому тебе абсолютно нечего бояться.
— Может, конечно, и серьезную, но не до такой же степени, чтобы отслеживать буквально каждый мой шаг, каждое движение!
— Зоя, невозможно всего бояться. К тому же что такого особенного в том, что мы поужинаем в ресторане? Мы же не в полицию отправляемся! Ты не робот, и тебе время от времени нужно кушать. Это же элементарно!
Он так настаивал на этом ужине, что я, еще недавно так доверявшая ему, вдруг засомневалась — а вдруг и он… Но, глядя на его круглое смуглое лицо, обрамленное кудряшками, его добрые глаза и лукавую улыбку, я прогнала прочь свои сомнения.
Нет-нет, он не может быть из числа моих «контролеров». Он просто голоден!
Весь день занимался человек моими делами, пора бы уже и отдохнуть, и поесть как следует! И мы отправились с ним в ресторан его двоюродного брата.
Была ночь, но Неаполь светился многочисленными огнями ресторанов, и было во всем его облике что-то праздничное, веселое, беззаботное.
Я подумала тогда, что, возможно, когда-нибудь я вернусь сюда уже совершенно в другом качестве, просто туристкой.
Хотя какой еще туристкой? Хозяйкой собственного дома! И это приятное состояние будет тогда уже вполне осознанным, не то, что сейчас, когда мне то и дело кажется, что я сплю и весь этот кошмар (не считая, конечно, свалившегося мне на голову дома) мне снится.
Вот тогда-то я сполна смогу насладиться этим прекрасным городом, обойду все музеи, рестораны, накуплю себе разных сувениров, ваз и ракушек, разных неаполитанских красивых вещиц и деликатесов, вот! И буду себе жить в свое удовольствие, не оглядываясь…