Мазаньелло был еще чересчур могуществен и чересчур опасен, чтобы его жена не встретила радушного приема со стороны герцогини де Аркос. Герцогиня обласкала ее, несколько раз поцеловала маленького сына Мазаньелло и отпустила мать и ребенка, завалив их подарками.
На протяжении трех дней Мазаньелло не спал. Бессонница, как известно, является одним из первых характерных проявлений сумасшествия. Наступил девятый день восстания; Мазаньелло поднялся с постели, пребывая в еще большей ярости.
Из дому он выехал верхом, с обнаженным мечом в руке. Было от силы пять часов утра. Он бросался на каждого, кто попадался ему на пути, и норовил ударить его мечом.
Какой-то человек пренебрег опасностью и направился к нему. Мазаньелло, удивленный тем, что кто-то осмелился пренебречь его гневом, остановил этого человека и спросил у него, что ему нужно.
Тот пожаловался, что накануне у него похитили жену.
— Колесовать похитителя! — крикнул Мазаньелло.
Два часа спустя ему доложили, что похищенная женщина вела безнравственный образ жизни и сама подстроила это похищение.
— Тогда, — сказал Мазаньелло, — пусть обезглавят обоих!
И приговор был приведен в исполнение.
Весть об этих приступах безумия дошла до герцога де Аркоса, которому, по всей вероятности, причины случившегося были известны лучше, чем кому-либо другому. Под каким-то предлогом он послал к Мазаньелло князя ди Челламаре, старого и почтенного вельможу.
Вначале тот рассуждал вполне здраво и спокойно, но вскоре возбудился и, возбудившись, стал говорить нечто странное.
— Нет под светом солнца ни одной головы, снести с плеч которую у меня не было бы права и власти! — вскричал он. — До сего дня я уважал и чтил короля Филиппа Четвертого, но если он покровительствует князю ди Маддалони, то, клянусь Богом, город Неаполь будет полностью сожжен, а Неаполитанское королевство предано ужасам разорения!
Князь ди Челламаре доложил герцогу о состоявшемся у него разговоре с Мазаньелло и пояснил ему, что способен сделать безумец, которому достаточно произнести лишь слово, чтобы ему повиновались сто пятьдесят тысяч человек с оружием в руках.
Как раз в этот момент к вице-королю явились герцог ди Караччоло и его брат дон Карло, главный конюший короля. Они пришли просить у него защиты. Проезжая мимо Мазаньелло, они на свою беду не поклонились ему, и он велел передать им, что они под страхом смерти должны прилюдно поцеловать ему ноги.
К счастью, услышав эту угрозу, они успели спастись бегством и теперь пришли просить вице-короля избавить их от подобного унижения.
Герцог де Аркос, страшась не только за себя, но и за других и не видя более надежного способа обеспечить свою безопасность, вновь удалился в замок Кастель Нуово, однако на сей раз снабдил его провизией и боеприпасами.
Но, удалясь туда, он оставил за спиной у себя людей, имевших задание распространять по всем улицам и закоулкам Неаполя весть, которую поведение молодого рыбака делало более чем правдоподобной:
— Мазаньелло сошел с ума!
VМУЧЕНИК
Как только герцог удалился в крепость, ему доложили о визите Дженоино и Арпайи.
В то утро Мазаньелло прилюдно оскорбил Арпайю и угрожал смертью Дженоино, заявив старику, что на сей раз он будет иметь дело не с каким-то там герцогом де Осуной, так что ему лучше поостеречься.
Они пришли сообщить вице-королю о своей готовности впредь подчиняться лишь ему и исполнять любые его приказы, даже если эти приказы будут направлены против Мазаньелло.
Герцог тотчас же созвал вельмож, затворившихся вместе с ним в крепости, и стал советоваться с ними, выясняя, какие меры надлежит принять в отношении Мазаньелло.
В итоге обсуждения было решено, что Мазаньелло, дабы удалить его из Неаполя, пригласят совершить еще одну прогулку в Позиллипо;
тем временем в крепость заманят Витале, его главного секретаря, единственного человека, на которого он мог всерьез рассчитывать;
горожан, а главное, народных вожаков соберут на площади Сант’Агостино;
там всем сообщат о безумии, в котором пребывает Мазаньелло;
его возьмут под стражу и заключат в какую-нибудь крепость, где его жизнь будут оберегать в награду за те огромные услуги, какие он оказал народу.
Однако в глазах вице-короля этого было недостаточно. Мазаньелло, находящегося в тюрьме, мог освободить народ, и он восстановил бы свое влияние на него, утраченное еще далеко не полностью; вице-король жаждал не ареста Мазаньелло, а его смерти, он хотел видеть его не в тюрьме, а в могиле.
Недовольный принятым решением, герцог, оставшись в одиночестве, пребывал в раздумьях, как вдруг ему доложили, что народный вожак по имени Ардиццоне, сопровождаемый тремя другими главарями, просит разрешения поговорить с ним.
Он приказал немедленно пропустить их и привести к нему. Ардиццоне и трое его товарищей пришли к вице-королю, чтобы сделать ему вполне недвусмысленное предложение.
Они пришли сказать ему, что готовы убить Мазаньелло.
Следует назвать имена тех трех негодяев, что сопровождали Ардиццоне: это были Сальваторе Каттанео, его брат Карло Каттанео и Андреа Рама.
Вице-король принял их предложение и пообещал им золотые горы в случае успеха.
Между тем очередной приступ безумия, случившийся у Мазаньелло, сослужил прекрасную службу его врагам.
Он посетил галеры, сменил командиров, без всякой на то причины угрожал капитанам отрубить им головы и пару раз прямо в одежде бросался в море; затем, с обнаженным мечом в руке, принялся бегать по улицам Неаполя, охваченный такой яростью, что архиепископ — единственный человек, к которому даже во время самых неистовых вспышек гнева и безумия он сохранял уважение, — видя, что на сей раз усмирить безумца не удастся, приказал связать ему руки и ноги.
Той же ночью, как и было решено, арестовали и препроводили в крепость Кастель Нуово его секретаря Витале.
Ближе к утру рассудок вроде бы вернулся к Мазаньелло, и с бедняги сняли путы. Он тотчас же выскочил на улицу и, поскольку в тот день отмечался праздник Богоматери Кармельской, побежал прямо в церковь.
В то же самое время Витале, со своей стороны, сбежал из крепости Кастель Нуово.
Не проделав и ста шагов, он повстречался с дозором из нескольких горожан, вооруженных по приказу вице-короля, и, подойдя к ним, угрожающим тоном спросил:
— Кто позволил вам взяться за оружие?
— Вице-король, — решительно ответили они.
— Стойте! — воскликнул Витале. — Ни шага дальше, иначе это будет стоить вам жизни!
В руках у командира дозора был обнаженный меч. Быстрым как мысль движением он вонзил его в грудь Витале.
Затем один из дозорных в упор выстрелил в него из ружья.
Витале мертвым рухнул на землю. Ему отрубили голову и насадили ее на кол.
Мазаньелло ничего не знал об этом роковом происшествии, однако он был не настолько безумен, чтобы не иметь возможности судить о своем положении. Ему было понятно, что час его падения близок, и он ждал появления архиепископа, который в такой день неизменно служил праздничную мессу в церкви Санта Мария дель Кармине.
Едва завидев достойного прелата, он бросился навстречу ему.
— Я прекрасно вижу, — промолвил он, обращаясь к архиепископу, — что народ предал меня и покинул. Я всегда сознавал, что сделанное мною будет стоить мне жизни. Попросите его превосходительство герцога де Аркоса устроить в городе торжественное шествие, после которого я передам ему всю свою власть и умру спокойней.
Кардинал пообещал ему, что все будет сделано в соответствии с его пожеланиями, и отслужил мессу, на которой, исполнившись благоговения и не выказывая никаких признаков безумия, присутствовал Мазаньелло.
Однако по окончании мессы Мазаньелло с распятием в руках поднялся на кафедру и начал произносить речь, которая, будучи вначале разумной и волнующей, вскоре сделалась настолько бессмысленной, что завершилась среди громового смеха толпы, всегда готовой высмеивать назавтра то, чему она поклонялась накануне.
Понимая, что эти раскаты смеха страшно раздражают Мазаньелло и у него вот-вот начнется один из тех жестоких приступов, какие никогда не обходились без чьей-либо гибели, архиепископ послал к нему несколько монахов, которые уговорили его спуститься с кафедры.
Вновь сделавшись кротким, словно дитя, он бросился в ноги архиепископу, моля его:
— Сжальтесь надо мной, монсиньор! И скажите, что мне следует делать, ибо я ничего более не вижу, ничего более не понимаю.
И он с горестным смехом, угасшим в слезах, обхватил голову обеими руками.
Прелат приказал монахам отвести Мазаньелло в одну из монастырских келий и, поскольку он весь был в поту, дать ему чистое и сухое белье.
Когда этот приказ был отдан, архиепископ, ничего не зная о решении, принятом в замке Кастель Нуово, удалился.
Вместе с ним навсегда покинул бедного безумца и его дух-охранитель.
Мазаньелло сменил белье и, прилегши на постель одного из монахов, немного отдохнул, что, по-видимому, вернуло ему кое-какие крохи рассудка и памяти. Он подошел к окну, обращенному в сторону моря, облокотился о подоконник и, не делая ни единого движения и о чем-то грезя, оставался там около получаса.
Тем временем четверо убийц бросились на его поиски.
Узнав, что он находится в церкви и присутствует на мессе, которую служит архиепископ, они направились туда.
Но месса уже закончилась, и церковь была пуста.
Они стали осведомляться о нем, и им сказали, что он вместе с монахами ушел в монастырь. Тогда, держа в руках заряженные ружья, они ворвались в монастырь и все четверо принялись кричать:
— Да здравствует его величество король Испании! Пусть никто более не подчиняется Мазаньелло!
Затем, приняв эти меры предосторожности, они вошли в клуатр и стали звать:
— Мазаньелло! Синьор Мазаньелло!
Мазаньелло услышал свое имя, поднял голову и направился в ту сторону, откуда доносились эти голоса.