II
Дорогие читатели!
Я продолжаю историю Борхеса с того места, где остановился.
Разбойники подошли к хижине, где жил кум проводника из Скурколы: она стояла немного не доходя Тальякоццо. Проводник постучал в дверь. Хозяин дома, узнав голос своего приятеля, открывает.
Увидев целый отряд, он пытается закрыть дверь, но уже слишком поздно: силой ее удерживают открытой.
Но, как его ни уговаривали, какие только угрозы ни пускали в ход, он наотрез отказался идти сам, однако предложил им в качестве проводника человека непосредственно из селения Санта Мария, который случайно оказался в это время у него дома.
Во всем это было нечто подозрительное, и потому, не позволив проводнику из Скурколы уйти, разбойники приказали ему сопровождать их до Санта Марии.
Путь, огибавший стены Тальякоццо, и в самом деле был трудным.
Двигаясь вдоль городских стен, разбойники должны были проследовать мимо часового; кроме того, Тальякоццо был занят отрядом берсальеров, которым командовал майор Франкини, один из самых храбрых офицеров этого рода войск. Бандиты слышали его имя и сознавали, что, если он проведает об их появлении вблизи города, за ними непременно будет устроена погоня и, скорее всего, им от нее не уйти.
А поскольку они имели дело с майором Франкини, это означало смертельный бой.
Под его начальством находились две роты берсальеров, так что подобное соседство было по-настоящему опасным.
Учитывая это, разбойники должным образом приготовились; они зарядили карабины и, заявив обоим проводникам, что при малейшем поползновении к бегству их пристрелят, возобновили путь.
Проводник из Скурколы, желая расположить к себе разбойников, дал им дельный совет:
— Когда часовой крикнет: «Кто идет?!», ответьте: «Castagneri andando a Santa Maria».
Но при этом, видя, что отряд приблизился к часовому, и понимая, что на таком расстоянии от него разбойники не решатся стрелять в беглеца, он внезапно бросился к какой-то ограде и скрылся позади нее.
Рывок этот был таким ловким и стремительным, что разбойники не сразу заметили его, а когда заметили, помешать ему было уже поздно.
Они могли опасаться, что беглец донесет на них, однако этого не случилось. Оказавшись на свободе, проводник думал лишь о том, как бы поскорее вернуться домой, что он и сделал, ни о чем не предупредив гарнизон Тальякоццо и никому не сказав о случившемся.
Как им и посоветовали, в ответ на окрик часового: «Кто идет?!», разбойники заявили: «Castagneri andando a Santa Maria».
Что означает: «Торговцы каштанами идут в Санта Марию».
У солдата не возникло никаких подозрений. Каждый день он видел, как мимо него проходили такие же отряды, целыми караванами вьючных животных направляясь в Санта Марию за каштанами, торговля которыми весьма значительна в здешнем краю.
Но, пока Борхес и его товарищи с такой пользой для себя использовали то преимущество во времени, какое у них было перед войсками, посланными из Авеццано, эти войска прибыли в Скурколу, навели справки на сторожевом посту и, к стыду сержанта и часового, открыв им глаза на то, каких людей они пропустили, спешно отправили гонца в Тальякоццо, к майору Франкини, после чего, разделившись на два отряда, стали искать путь, по которому двинулись разбойники.
Было три часа утра, когда майор Франкини узнал о том, что случилось. В ту же минуту он поднял по тревоге одну из своих рот, шестьдесят солдат отправил по разным направлениям, которые могли избрать разбойники, а сам во главе тридцати берсальеров выступил в сторону Санта Марии.
Нужно хоть раз проехать по дорогам Абруццо, чтобы понять, что представляют собой в зимнее время эти дороги, покрытые метровым слоем снега, который тает на солнце, а ночью замерзает и обледеневает.
Майору понадобилось три часа, чтобы добраться до Санта Марии.
По дороге он никого не увидел: несомненно, разбойники двигались полным ходом и уже пересекли границу.
В Санта Марии майор наводит справки и от часового, дежурившего на сторожевом посту, узнает, что через город, по крайней мере, разбойники не прошли.
Он предоставляет своим солдатам десятиминутный отдых, а затем возвращается обратно, сопровождаемый местными национальными гвардейцами, которые выразили настойчивое желание выступить в поход вместе с берсальерами.
Так что отряд вновь отправляется в путь, пытаясь отыскать на снегу следы банды, состоящей из верховых и пеших. Найти этот след оказалось нетрудно: его обнаруживают в том месте, где он отходит в сторону от дороги и ведет в гору; солдаты идут по нему, и он приводит их к какому-то дому, который кажется прилепленным к склону горы.
Те, кого они ищут, явно находятся там.
Дом, о котором идет речь, известен под названием Казале Мастродди. Он стоит прямо на опушке леса della Bella Lupa — Красавицы Волчицы, — в полутора часах пути от границы.
На первый взгляд хутор кажется необитаемым: ставни дома закрыты, никаких признаков жизни никто не подает.
Было очевидно, что берсальеров не заметили, ведь иначе разбойники, видя их как на ладони, непременно открыли бы по ним огонь.
Майор не намерен давать им на это время; он разделяет свой отряд на три группы: одна обойдет хутор сзади и взберется на скалу, к которой он прислонен; другая атакует его в лоб; что же касается самого майора, то он вместе с национальными гвардейцами и несколькими остающимися у него берсальерами перережет дорогу к границе.
Едва все эти распоряжения были отданы, из дома выскочил какой-то человек и со всех ног бросился бежать.
Майор, который не покидает седла даже там, где его солдаты с трудом удерживаются на ногах, во весь опор устремляется вслед за беглецом и шагов через тридцать догоняет его.
В руках у разбойника испанский карабин; спиной чувствуя, что позади него галопом скачет лошадь и она вот-вот собьет его с ног, он оборачивается и, прицелившись в майора, который находится всего в двух шагах от него, кричит:
— Тебе конец!
— Ну тогда стреляй! — отвечает майор.
Разбойник стреляет. Карабин, хоть и недавно заряженный, дает осечку.
— Теперь мой черед, — говорит майор.
Он нажимает курок; пистолет дает осечку.
Это был скверный пистолет, который майору дал капитан национальной гвардии Санта Марии и в котором даже не было капсюля.
Перехватить пистолет за дуло и рукояткой нанести бандиту страшный удар по голове было делом одной минуты.
Он покачнулся, и в то же мгновение национальный гвардеец, примчавшийся на помощь майору, насквозь проткнул беглеца штыком.
Пять или шесть подоспевших берсальеров изрешечивают его пулями.
Как выяснилось позднее, мертвый — а живой человек в одно мгновение превратился в мертвого — имел в отряде чин полковника и звался Агостино Лафон. Это, без сомнения, был испанец французского происхождения, на что явно указывает его имя.
Тем временем завязалась перестрелка между берсальерами и засевшими в доме разбойниками. Последние, видимо, были настроены обороняться с отчаянной решимостью; кроме того, они во многом рассчитывали на невыгодную позицию берсальеров. В самом деле, берсальеры не могли захватить дом, ворвавшись туда через дверь: она была низкой, узкой, прочной и, вероятно, хорошо защищенной, а что до окон, то вести по ним действенный огонь нападающим мешал уклон земли. И тогда, чтобы оказаться на одном уровне со своими противниками, берсальеры взбираются на заснеженные деревья и ведут оттуда огонь с пятидесяти метров. Превосходные стрелки, вооруженные карабинами высокой точности, они обладают явным преимуществом, и четыре или пять разбойников падают мертвыми.
Между тем сержант, с десятком берсальеров обошедший хутор с тыла, придумывает способ положить конец бою; он посылает вперед одного из солдат, и тот, перебираясь со скалы на скалу, залезает на крышу дома, через какую-то щель проникает на чердак, поджигает солому, которой тот завален, а затем поспешно удаляется.
И тогда бой затихает; все прячутся, словно в засаде, ожидая, когда пламя выгонит из дома засевших там разбойников.
Внезапно дверь распахивается, и, с белым платком в руке, из нее выходит Борхес.
К нему кидается лейтенант Стадерини и кричит:
— Сдавайтесь, а не то пристрелю вас всех!
Борхес бросает к своим ногам кинжал, который он держал в руке, и говорит:
— Свою саблю я отдам только майору.
— Я здесь, — приблизившись к ним, произносит майор.
— Сударь, я сдаюсь, но лишь в качестве военнопленного, — произносит Борхес.
— Никаких соглашений с разбойниками! — отвечает майор. — Сдавайтесь, иначе я вас пристрелю.
Покачав головой, Борхес протягивает офицеру свою саблю и шепчет по-французски:
— Чересчур молод для майора!
В эту минуту обрушивается кровля дома и из всех окон вырываются языки пламени.
Бой закончен.
В плен взяты восемнадцать разбойников, убиты шесть. Тело одного из этих шести так и не нашли: оно сгорело в доме.
Среди берсальеров один ранен тяжело, двое — легко.
Захвачены семнадцать лошадей, вся поклажа и документы.
Около полудня отряд двинулся по дороге на Тальякоццо.
Все это происходило в воскресное утро, 8 декабря, в то самое время, когда началось извержение Везувия.
По пути Борхес хранил молчание. Он скрутил и выкурил несколько сигарет, а затем, бросив опытный взгляд на берсальеров, промолвил по-французски:
— Прекрасный отряд, отличный отряд!
Потом вдруг, обращаясь к офицеру, с саблей в руке шагавшему подле него, он заявил:
— Клянусь, я намеревался дать королю отчет о своей миссии и сказать ему, что Крокко Донателло — негодяй, а Ланглуа — спесивый дурак.
На подходе к Тальякоццо берсальеры увидели, что все население городка высыпало на дорогу: горожане знали об экспедиции майора Франкини и с нетерпением ждали его возвращения. Едва завидев отряд, толпа бросилась ему навстречу и стала кричать:
— Да здравствует наш Франкини! Смерть испанским разбойникам!