Так за работу, честные люди! Ну а мы берем на себя роль знаменосца и, если понадобится, возьмем в руки карабин!»
На другой день после того как мы открыто выступили с этим исповеданием веры, в «Независимой газете» была опубликована следующая хроника:
На сей раз мы имеем дело уже не с обычным грабежом, не с обычным смертоубийством, а с чем-то чудовищным, гнусным, омерзительным.
Позавчера вечером, 27 июля, в Позиллипо, молодой швейцарец по имени Линере пришел вместе со своей юной невестой (имя которой мы не называем, чтобы не усугублять ее беду оглаской) в таверну Франческо Риччо. Повстречавшись там с несколькими своими друзьями, он выпивал с ними и веселился. Как зовут этих друзей, по счастью, известно, что должно привести к их аресту.
Это Джованни Пьетралонго, Антонио Даморе и Паскуале Синьори.
Когда пробило полночь, Линере покинул таверну, дружески попрощавшись со своими товарищами, и, взяв под руку невесту, подсадил ее в коляску и сел рядом с ней.
Извозчика зовут Антонио Конте.
Они направились в обратную сторону, в Неаполь.
Когда коляска подъехала к Львиному фонтану, находящемуся в самом что ни на есть центре города, там, где каждый человек должен мнить себя под защитой своих сограждан и под охраной полиции, на Линерса напали трое его друзей, к которым присоединился уличный продавец газет по имени Доменико Эспозито.
С пистолетом и кинжалом в руках негодяи похитили девушку, вынудив Линерса отдать им свою невесту, после чего затащили ее в какую-то подворотню, избили, чтобы принудить к молчанию, и не только изнасиловали ее сами, но и побудили изнасиловать ее пятерых мерзавцев, которые проходили мимо и которых они позвали присоединиться к этому злодеянию в качестве соучастников.
Заметьте, что ни один из тех, кого они позвали, не отказался.
Тем временем Линерс столкнулся с национальным гвардейцем по имени Джузеппе Сакконе и сообщил ему о случившемся, после чего они оба, взяв с собой несколько карабинеров, направились к месту преступления. Там они обнаружили несчастную девушку, которая была еле жива.
Захватить им удалось лишь Антонио Даморе и газетчика Эспозито.
Да будет известно: мы не только удостоверяем преступления, но и требуем отчета о наказании, которое понесли преступники.
Бывают случаи, когда кажется, будто душегубы калечат и убивают исключительно для того, чтобы набить руку.
Вот один из таких случаев.
Вчера вечером на матроса Сальваторе Витальяно, без всякой на то видимой причины, напали на улице Страда дель Пильеро и нанесли ему восемь ножевых ударов в голову.
Две сестры, Нунция Граната и Мария Граната, на почве ревности обменялись несколькими ножевыми ударами. Говорят, что одно из полученных ими ранений весьма серьезно.
Впрочем, ревность здесь в порядке вещей. Позавчера вечером красивая молодая женщина по имени Олимпия Росси, заподозрившая своего любовника Паскуале Морджезе в измене, с ножом в руке стала подстерегать его на безлюдной улице в квартале Ла Викария. Завидев его издалека, она спокойно подождала, пока он подойдет ближе, и, произнеся лишь одно слово: «Предатель!», ударила его ножом в грудь.
Виновная не была задержана.
В квартале Сан Фердинандо два брата, Пьетро и Джакомо Маццоне, один с ножом в руке, другой — с пистолетом, напали на некоего Сальваторе Куоколо и тяжело ранили его. Мотивы нападения неизвестны. Покушавшиеся находятся в руках правосудия.
А вот другая история. Вероятно, видеть грабителей на улицах Неаполя, на поверхности земли, недостаточно, и в городе их начинают обнаруживать под землей.
Позавчера на Корсо Витторио Эмануэле некий p o z z a r о, то есть один из тех людей, кто берет на себя труд очищать выгребные ямы и колодцы, равно как и заниматься поиском упавших туда предметов, спустился в колодец, чтобы вытащить два уроненных в него ведра. Но стоило ему коснуться ногами дна, как он на глазах у всех поспешно поднялся, смертельно испуганный, и заявил, что на дне колодца находится дьявол. На его крики сбежались люди, кто-то из них спустился в колодец и, в самом деле, обнаружил там человека, совершавшего под землей прогулки по акведукам и подземным водохранилищам, чтобы воровать колодезные цепи, ведра и дыни, которые там охлаждали.
Само собой разумеется, что, когда этому изобретательному человеку представлялась возможность проникнуть посредством подземных ходов в какой-нибудь дом и своровать там что-нибудь еще, помимо цепей, ведер и дынь, он непременно это делал».
II
Дорогие читатели!
На другой день после того как я рассказал о череде грабежей, изнасилований и убийств, о которых вы прочитали в нашей предыдущей беседе, одна из двух адресованных мне угроз отчасти осуществилась, и вот как на том прекрасном языке, в котором, по словам Данте, раздается «si»,[21] я рассказал о случившемся моим подписчикам в Неаполе:
Я похож на того человека, о котором говорит Иосиф Флавий в своей истории осады Иерусалима.
В течение семи дней он бродил вокруг крепостных стен города и кричал: «Горе Иерусалиму!», а на восьмой день, вместо того чтобы крикнуть: «Горе Иерусалиму!», крикнул: «Горе мне самому!», и в это мгновение камень, брошенный с крепостной стены, разбил ему голову.
Успокойтесь, дорогие читатели, голова у меня еще не разбита и, ручаюсь, я успею разбить несколько голов, прежде чем кто-нибудь разобьет голову мне.
Итак, вот что произошло.
В течение полутора или двух месяцев в услужении у меня был некий факкино, прежде работавший в таверне дель Леоне, которая находится возле единственного в Неаполе фонтана с питьевой водой. Там он зарабатывал пять грано в день: как видите, немного. Я платил ему шесть дукатов в месяц. На мой взгляд, нельзя унижать человека ничем, в том числе и жалованьем, которое ты ему платишь.
Моего факкино звали Антонио Сброкко, а точнее, он так назвался. Работы у него было немного: все, что от него требовалось, это подметать в комнатах и ухаживать за небольшой лошадкой.
Он прослужил у меня два месяца, а затем вдруг отказался выносить ванну из спальни, заявив, что это обязанность водоносов, а никак не его. Я велел рассчитать его и выставить за дверь.
Однако мой черкес сделал лишь половину того, что я приказал ему сделать: он рассчитался с Антонио Сброкко за предыдущие дни, но оставил его ухаживать за лошадью, понизив ему при этом жалованье до четырех дукатов в месяц.
Так что тут все ясно; перейдем теперь к другим подробностям случившегося.
За последнюю неделю я получил, как уже говорилось выше, два письма с угрозами в мой адрес: одно от партии бурбонистов, другое от партии грабителей и убийц, наводнивших улицы Неаполя.
Обе эти угрозы сводились к убийству. Такого рода запугивания не особенно меня волнуют, так что я не стал обращаться в полицию, считая это бесполезным, однако своему черкесу сказал: «Купи пороха и пуль и вели почистить ружья; к вечеру все должно быть готово».
Приказ этот был отдан в присутствии Антонио Сброкко; он видел, как ружья чистили, как их заряжали и переносили в мою комнату.
И, вероятно, ему стало понятно, что пришло время покинуть дом и дать отчет о том, как в нем приготовились к обороне.
В тот же вечер, в половине девятого, он сел на лошадь, якобы чтобы выгулять ее, но, вместо того чтобы выгуливать ее, направился в сторону моста Магдалины, намереваясь присоединиться к разбойникам.
Однако на выезде из города он был арестован представителем общественной безопасности и препровожден в Монте Кальварио.
Все эти обстоятельства не были мне известны, но, когда пробило полночь, а ни лошадь, ни Антонио Сброкко так и не вернулись, я устроил нагоняй моему черкесу за то, что он не выставил этого факкино за дверь, как ему было велено.
На другое утро меня обрадовали новостью, что Сброкко арестован, а один из трех слуг, работавших во дворце Кьятамоне, Чиччо Инсенья, который сопровождал моего черкеса в Монте Кальварио, был там задержан и взят под стражу.
Несколько слов о слугах во дворце Кьятамоне.
Вот что говорится о них в полицейском рапорте, который у меня перед глазами.
«Согласно расследованию, проведенному службой общественной безопасности, с помощью надежных улик было установлено, что почти каждый вечер в нижних комнатах дворца Кьятамоне собирались смутьяны, принадлежащие к партии бурбонистов. Этими смутьянами были: Донато Минуччи, Чиччо Пулья и Чиччо Инсенья, полотер в названном дворце; они принимали там своих друзей, приходивших извне, и разжигали недовольство нынешней государственной властью. Кроме того, они открыли там вербовочный пункт, где набирали беглых солдат и других личностей самого худшего пошиба, чтобы пополнять ими ряды разбойников».
Еще год тому назад я подал жалобу на всех слуг, работавших во дворце Кьятамоне, за исключением Инсеньи, на которого у меня не было причин жаловаться. Я был недоволен ими; во-первых, у меня были подозрения, что они являются шпионами короля Франциска II или его агентами, а во-вторых, пропало много моих вещей: револьверы, часы, драгоценности; я жаловался на слуг несколько раз, но мои жалобы не были приняты во внимание начальниками этих господ, а один из них, главный смотритель, располагал ключом, открывавшим все двери во дворце, так что держать их закрытыми было невозможно.
Меня не волновало, что за мной шпионят, поскольку мне нечего было скрывать, однако мне было далеко не безразлично, что меня обворовывают.