Наконец, после долгих переговоров с Пьерри, было условлено, что отец даст еще четыре тысячи дукатов и я буду освобожден. Однако отец не хотел давать эти четыре тысячи дукатов, если у него не будет уверенности, что со мной не произошло ничего дурного. Тогда Пьерри предложил предъявить меня какому-нибудь человеку, к которому у отца есть доверие.
В итоге порешили на том, что наш старый слуга Антонио Трокколи повидается со мной, поговорит со мной и убедится, что я цел и невредим.
Я уже рассказывал о моей встрече с ним.
Когда Трокколи вернулся домой и заверил отца, что видел меня и со мной все в порядке, отец заявил о своей готовности заплатить четыре тысячи дукатов. Но, поскольку бандиты хотели получить всю сумму золотом, это повлекло за собой задержку на три или четыре дня.
Отец обегал все и вся и в конце концов собрал нужную сумму золотом, но самыми разными монетами: среди них были французские наполеондоры, мексиканские дублоны, испанские квадрупли и даже папские червонцы.
Было договорено, что эту сумму передадут бандитам в ночь на 21 сентября, но только в обмен на меня. По приказу отца, утратившего всякое доверие к Пьерри, сопровождать его должны были шестнадцать наших телохранителей, каждый из которых был вооружен револьвером и двуствольным ружьем.
Никаких возражений со стороны Пьерри не последовало.
Погода стояла ненастная. Отец велел Пьерри взять с собой три плаща, чтобы укутать меня и защитить от дождя. Около девяти часов вечера семнадцать человек отправились в путь.
Деньги нес надежный человек по имени Джузеппе Руссо.
Когда они достигли вершины горы Веллери, Пьерри велел тем, кто его сопровождал, спрятаться и вести себя тихо, и один спустился вниз; однако через четверть часа он вернулся, сказав, что никого не нашел.
Тем не менее он предложил еще раз обойти окрестности, если Трокколи согласится сопровождать его. Трокколи, беззащитному старику, это предложение не очень понравилось, но в итоге он решился, и они вдвоем стали спускаться по склону.
Шагах в ста от вооруженного отряда, притаившегося на вершине горы, Пьерри остановился и подал условный сигнал; тотчас же его окружили шесть или семь бандитов.
— Где деньги? — спросили бандиты.
— Где ребенок? — спросил Трокколи.
— Останься здесь, — сказал ему Пьерри, — я берусь все уладить.
И он бегом направился к нашим телохранителям.
— Мадонна смилостивилась над нами, — сказал он им. — Давайте деньги, ребенок там.
— Где там? — спросил Джузеппе Руссо.
— Под плащом у Трокколи; однако разбойники не отпустят его, пока не получат деньги.
И он хотел было взять из рук Руссо деньги вместе с платком, в который они были завернуты.
Однако Руссо остановил его, сказав:
— Платок здесь ни при чем.
И, забрав свой платок, он передал Пьерри четыре тысячи дукатов.
Пьерри вернулся к Трокколи.
— Можешь возвращаться к остальным, — сказал он, — все улажено.
Трокколи, не зная, что Пьерри забрал четыре тысячи дукатов и ничего так не желая, как расстаться с компанией, которая была ему крайне неприятна, направился к своим товарищам, в то время как разбойники скрылись в противоположной стороне.
Через несколько минут Трокколи уже был на вершине горы.
— А где мальчик? — поинтересовались у него телохранители.
— Какой мальчик? — спросил Трокколи.
— Бароненок.
— Я не видел его, — ответил Трокколи.
— Как, — воскликнул Джузеппе Руссо, — его нет у тебя под плащом?!
— Нет.
И тут они поняли, что Пьерри обманул их. Все были в отчаянии, особенно бедный Джузеппе Руссо, на котором лежала самая большая ответственность, ибо он, вопреки вполне категоричным наказам моего отца, отдал деньги, не получив в обмен меня.
Телохранители оставались на горе не только всю ночь, но и до полудня следующего дня, надеясь, что Пьерри вернется вместе со мной; наконец, в полдень, как я уже сказал, они решились спуститься вниз и возвратиться в Трамутолу.
Выслушав их рассказ, отец подумал, что все пропало: я мертв, а десять тысяч дукатов украдены.
Он тотчас же потребовал арестовать жену Пьерри и его сына. Карабинеры отправились к нему, но застали его дом запертым.
Весь следующий день прошел без новостей. Моя несчастная мать плакала не переставая; отец не знал, что делать дальше, как вдруг 23 сентября, между семью и восьмью часами утра, в наш дом ворвался Лоренцо Савоне, крича:
— Нинно! Нинно вернулся!
Ну а теперь мне остается рассказать вам, как стало известно, куда меня увели, и кем были мнимые разбойники, потребовавшие выкуп за мое освобождение.
Госпожа де Севинье ставила десять, сто, тысячу против одного, что ее загадку не отгадают; я ставлю десять тысяч против одного, что вы не отгадаете мою.
Завтра конец истории и ключ к загадке.
Всего вам доброго.
III
Итак, вот продолжение и окончание истории юного барона Фальвеллы. Из нее вашим читателям станет известно о том, что происходит в южных провинциях Италии, куда больше, чем об этом знает даже комиссия по расследованию разбоя.
«Я уже говорил вам, что по возвращении в отцовский дом застал там капитана мобильной национальной гвардии, кавалера Помаричи, который расспросил меня о случившемся и которому я все рассказал.
Взяв на себя всю ответственность и желая как можно скорее и решительнее прийти к цели, он начал с того, что попросил нашего дядю Микеле, явно взявшего Пьерри под свое покровительство, позвать к себе этого человека.
Прежде, когда Пьерри еще не считали виновным в каком-либо сговоре с бандитами, отец пообещал ему, если он возвратит меня из плена, тысячу дукатов, а дядя посулил ему сто пиастров.
Дядя, по-прежнему настроенный в его пользу, заявил, что если Пьерри намереваются арестовать на подобной встрече, то он звать его не будет.
Господин Помаричи дал слово, что, какие бы обстоятельства ни выяснились в ходе допроса, пусть даже Пьерри признает себя виновным, он покинет дом дяди столь же свободно, как и войдет туда. Однако через два часа после этой встречи он вновь подпадет под действие закона, общего для всех.
Явившись к дяде, Пьерри с самого начала упорно отрицал свою вину. Господин Помаричи, видя, что вытянуть из него ничего не удастся, отпустил его; он сдержал слово: приказа об аресте Пьерри дано не было.
Но поскольку, невзирая на запирательство Пьерри, г-н Помаричи все больше убеждался, что тот играл в этом деле роль куда более важную, нежели роль обычного посредника, он в тот же день приказал задержать его заодно с женой и вместе с двумя арестованными отправился в Марсико Нуово; на середине пути женщину освободили.
Неизвестно, какие средства пустил в ход г-н Помаричи, угрозы или обещания, но на другой день он вернулся к нам со словами:
— Теперь я знаю все! По правде сказать, господа разбойники — порядочные люди в сравнении с теми, с кем вам пришлось иметь дело.
В тот же день он дал приказ арестовать кучера нашего дяди: его Пьерри назвал, скорее всего, вследствие личной ненависти, ибо никаких улик против не нашлось и позднее он был освобожден.
Оставалось арестовать еще двух жителей Трамутолы: Антонио Де Луку, по прозвищу Спакконе, и Луиджи Джани.
Антонио Де Лука был арестован лишь на другое утро, поскольку он не ночевал дома.
Что же касается Луиджи Джани, то стало известно, что еще накануне он бежал в деревню Буонабитаколо.
За три часа до ареста Анонио Де Луки, ночью, г-н Помаричи уехал в Падулу, рассчитывая получить там подкрепление, состоящее из солдат. Но солдат в Падуле не оказалось, и потому он взял там пятьдесят национальных гвардейцев под командованием лейтенанта Джованни Сант’Эльмо.
Следующей ночью, по-прежнему руководствуясь показаниями Пьерри, он арестовал несколько человек в Монтесано.
Со стороны казалось, что Пьерри пользуется свободой, но на самом деле с него не спускали глаз и капитан Портичи повсюду возил его с собой.
По возвращении из Падулы, в тот же день, а точнее, в ту же ночь, в сопровождении десяти бойцов из мобильной гвардии и пятидесяти национальных гвардейцев, захватив с собой Пьерри, он двинулся в Буонабитаколо и прибыл туда около трех часов утра.
Он хотел взять с собой меня, но отец воспротивился этому, пообещав, что я отправлюсь туда на другой день, под охраной отряда наших телохранителей.
Подойдя к Буонабитаколо, капитан Помаричи оставил свой небольшой отряд за пределами деревни, дал приказ держать Пьерри под самым бдительным надзором и вместе с лейтенантом Сант’Эльмо отважился вступить в хитросплетение темных и безмолвных улиц селения.
Он направился прямо к кордегардии, но, не обнаружив там достаточного количества гвардейцев, чтобы произвести намеченные им аресты, стал ждать, пока не подойдут его собственные бойцы, которым было приказано двинуться вслед за ним, если он не вернется через десять минут.
И в самом деле, четверть часа спустя отряд капитана Помаричи присоединился к нему.
И тогда, взяв с собой взвод из десяти человек и, в качестве проводника, одного из национальных гвардейцев, обнаруженных им в карауле, он оцепил первый дом.
Затем, оставив девять человек в оцеплении этого дома и приказав одному из своих бойцов присматривать за национальным гвардейцем из Буонабитаколо, он вернулся, сформировал новый взвод из такого же количества бойцов и оцепил второй дом и так далее, пока весь личный состав его небольшого отряда не оказался задействован подобным образом.
Он намеревался произвести все аресты одновременно, опасаясь, что если они будут происходить один за другим, то последних из тех, кто подлежал аресту, могут предупредить об опасности.
Каждому из оцеплений Помаричи дал приказ дожидаться его: он хотел произвести все аресты лично.