Неаполитанские хроники — страница 70 из 90

Когда отряды добровольцев расформировали, он возвратился в родные края.

В начале 1861 года у него случилась ссора с одним помещиком из Серра Педаче, которого он считал своим врагом. У калабрийцев ненависть всегда смертельна: Монако устроил засаду на пути своего врага и застрелил его из ружья. Вслед за тем он бежал в горы, где и остался, занявшись грабежами на большой дороге.

Как мы уже сказали, Монако был женат; он женился на юной девушке по имени Мария Оливерио; к несчастью, еще до их свадьбы старшая сестра Марии Оливерио была любовницей Монако; эта любовная связь никогда не прерывалась, и, даже будучи в бегах, Монако по три-четыре раза в неделю возвращался под покровом ночи в деревню, но к свояченице, а не к жене; та все знала и страшно ревновала, но, несмотря на всю свою бдительность, никак не могла застигнуть их врасплох.

В итоге синьора Монако устала от ревности к сопернице и решила избавиться от нее. Она дождалась ближайшей отлучки мужа, спрятала у себя под подушкой веревку и пригласила сестру прийти и составить ей компанию; та приняла приглашение.

Сестры вместе поужинали; обе изображали на лице приветливую улыбку. После долгого разговора старшая сестра отправилась спать первой, пригласив синьору Монако последовать ее примеру и лечь в постель. Под предлогом, что ей не спится, Мария Оливерио взялась за шитье, надеясь, что сестра уснет и, пока та будет спать, она сможет убить ее; но сестра, напротив, все никак не засыпала.

Эта страшная комедия рано или поздно должна была подойти к концу; синьора Монако не раздевалась, уже давно выискивая глазами какое-нибудь оружие, и, наконец, увидела стоявший у очага топор; она схватила его и набросилась на сестру; завязалась страшная схватка; понадобился тридцать один удар топором, чтобы лежавшая в постели женщина испустила дух. Но, хотя она была уже мертва, сестра продолжала наносить ей удары и остановилась лишь на пятьдесят втором; несчастная была изувечена до неузнаваемости.

Каждый удар сопровождался ругательством или богохульством; впоследствии Мария Оливерио сама рассказывала о случившемся, причем обстоятельно и с явным удовольствием, и ее рассказ позволил узнать мельчайшие подробности этого страшного убийства.

Совершив месть, Мария Оливерио укрылась у своей матери, Джузеппины Скарчеллы, жившей вместе со своей сестрой Магдалиной Скарчеллой, по прозвищу Terramoto («Землетрясение»); эта женщина, тетка Марии, и сама была разбойницей, равно как разбойником был ее муж, от которого она унаследовала это страшное прозвище и который был расстрелян за семь или восемь лет перед тем. Считавшаяся сообщницей своего мужа, она вышла из тюрьмы лишь после того, как Гарибальди высадился в Калабрии. Женщины посовещались между собой и решили бежать в Ла Силу, что и было исполнено.

Оставалось помирить супругов; против всякого ожидания, хотя она была еще замарана кровью своей сестры и заявила, что сделает то же самое с любой другой женщиной, в которую влюбится ее муж, Пьетро Монако встретил ее весьма благожелательно.

II

На протяжении двух или трех месяцев после этих событий Пьетро Монако оставался второразрядным разбойником, но затем, униженный таким положением и чувствуя в себе силы быть главарем, создал собственную банду.

Банда пополнялась тем легче, что женское присутствие придавало ей определенную поэтичность и живописность, чему разбойники не чужды; в итоге за короткое время в нее вошло от тридцати пяти до сорока матерых разбойников; в некоторых обстоятельствах ее численность доходила до пятидесяти человек, поскольку к ней на короткое время присоединялись крестьяне, занимающиеся разбоем от случая к случаю и именующиеся мирными разбойниками.

Никоим образом не имея притязаний стать тем, кто занимается разбоем из идейных побуждений, Монако вступил в борьбу с обществом.

Монако и его отряд укрылись в Ла Силе, считающейся неприступным убежищем, и оттуда посылали грозные вымогательные письма помещикам, вынуждая их снабжать банду оружием, провизией, одеждой и деньгами.

Ла Сила — это самая высокая гряда Апеннин в Северной Калабрии, это нечто вроде крепости со стенами длиной около двухсот миль и почти неприступной благодаря своим природным валам, которые покрыты густыми колючими кустарниками; но если вам удастся преодолеть эти преграды, оставив позади лощины, скалы и пропасти, вы обнаружите своего рода земной рай — живописные, обширные и плодородные равнины, орошаемые множеством ручьев и усеянные сельскими виллами, которые укреплены, словно блокгаузы, и окружены стенами с зияющими бойницами. Эти дома именуют case difensive.[50] Они принадлежат богатым помещикам, между которыми, к несчастью, не существует никакого братства; если на одного из них нападают разбойники, остальные, вместо того чтобы броситься ему на помощь, безучастно наблюдают, как он обороняется в одиночку. Это связано с тем, что помещики, вследствие либо земельных споров, либо соперничества в спеси, почти всегда находятся во вражде.

Зимой все покидают эту дачную местность, становящуюся непроходимой даже для разбойников, которые переходят на те склоны гор, что обращены к Ионическому морю, и, защищенные от западных и северных ветров, обретают там второе лето.

После нескольких схваток с регулярными войсками и с национальной гвардией известность Монако выросла; ссылаясь на насилие и расправы, он расстреливал всех солдат и офицеров национальной гвардии, попадавших ему в руки; его жена, прославившаяся не меньшей жестокостью, присутствовала при этих казнях и приветствовала их. Двумя последними жертвами Монако стали отец и сын, тот и другой офицеры. Их распростертые мертвые тела были найдены неподалеку друг от друга; на теле сына лежали два скрещенных ружья, а у их перекрестья — листок бумаги, на котором было написано: «Месть Монако».

Однако, поскольку сам Монако писать не умел, это свидетельство его ненависти мог передать современникам и потомкам другой разбойник, его секретарь, дезертировавший из армии, где он служил в 1-м полку морской пехоты.

III

Одной из вылазок Пьетро Монако, принесших самую большую славу его имени, стало похищение епископа Тропеи, монсиньора Де Симоне, когда тот прогуливался по соседству с капуцинским монастырем в Акри.

Двадцать седьмого августа 1863 года Пьетро Монако, его жена, которая была рядом с ним во всех походах, и его сорок разбойников засели в засаду недалеко от монастыря, намереваясь похитить тех, кто надумает прогуливаться в этой стороне; впрочем, все, кто прогуливался рядом с монастырем, были уверены в собственной безопасности, ибо никому не могло прийти в голову, что в полукилометре от города с двенадцатитысячным населением его жителям может что-то угрожать.

Группа из восьми человек, вышедшая из города и направившаяся к монастырю, попала в засаду.

В эту группу входили монсиньор Де Симоне, один из его каноников, господа Фальконе, отец и сын, господин Баффи-младший и трое других особ.

Разбойники окружили их и, довольные такой добычей, повели в горы; к счастью, неподалеку оказались два карабинера; единственное, что было в их силах, это последовать за разбойниками; именно так они и поступили, не испугавшись угроз и выстрелов и наказав другим горожанам, прогуливавшимся возле монастыря, возвратиться в Акри и известить о случившемся войска и местные власти, а сами бросились вслед за разбойниками, оставляя по пути заломы, чтобы берсальеры могли отыскать дорогу, по которой шла банда.

Один из карабинеров получил пулю в плечо, но, тем не менее, продолжал идти вслед за бандой с тем же упорством, что и его товарищ.

Надежда их, разумеется, заключалась не в том, что им удастся освободить пленников, а в том, что стрельба, которую разбойники вели по ним, привлечет внимание берсальеров; и, в самом деле, их самоотверженность, столь естественная и столь благородная, была вознаграждена: отряд из двадцати пяти берсальеров, поставленных в известность прохожими, которых карабинеры повернули обратно в город, поспешил на звуки выстрелов. Все знают, каким стремительным шагом идут на врага эти превосходные солдаты, и, хотя Монако и его банда подгоняли пленников настолько грубо, что г-ну Фальконе-старшему прикладом сломали ребро и старика пришлось посадить на осла, берсальеры догнали разбойников на расстоянии ружейного выстрела от Ла Силы, куда те в разгар жаркой перестрелки углубились, следуя по известным лишь им тропам, и скрылись во мраке.

Берсальеры обнаружили в какой-то лачуге разбойника с перебитым позвоночником, но никаких сведений получить от него не смогли: он испустил дух в ту минуту, когда они вошли в дверь.

Помимо того, им стало известно, что два разбойника были ранены: один в руку, другой в бедро; тот, что получил ранение в руку, был вынужден подвязать ее платком; тот, что получил ранение в бедро, опирался, чтобы идти, на одного из своих товарищей. Берсальеры и карабинеры вернулись в Акри, намереваясь на другой день возобновить погоню.

IV

Старший сын г-на Фальконе, человек решительный, известный своей честностью и отвагой, майор национальной гвардии и командир нескольких местных отрядов, находился в это время в Камильятелло, главном городе Ла Силы Гранде, подле храброго майора Пинелли, одно лишь имя которого наводит ужас на разбойников.

Майор Пинелли командовал 25-м батальоном берсальеров.

Стоило сыну г-на Фальконе сообщить майору Пинелли горестную новость, донесшуюся до него, можно сказать, на крыльях ветра, и он тотчас обрел в нем поддержку не только друга, но и командира отряда; и в самом деле, майор тотчас же отправил на поиски пленников то небольшое подразделение берсальеров, каким он вправе был распоряжаться; к счастью, нашлись люди, которые видели разбойников и могли примерно указать место, где те находились; чтобы дать представление о том рвении, с каким отважные берсальеры, словно получив в наследство от быстроногого Ахилла его золотые поножи, отдаются подобной охоте, достаточно сказать лишь одно: по прошествии пятнадцати часов им удалось догнать разбойников; при виде солдат банда рассыпалась на мелкие группы, каждая из которых уходила от опасности самостоятельно; берсальеры, со своей стороны, пустили в ход тот же прием, и случилось так, что один из них, по имени Ронкетти, оторвался от своих товарищей, заблудился и, двинувшись наугад, наткнулся на шестерых разбойников, которые вели трех пленников. Хотя Ронкетти был один и карабин его был разряжен, он бросился на разбойников и, схватив карабин за ствол, стал орудовать им, как дубиной. Жена Пьетро Монако, которую Ронкетти принял за мужчину, одной из первых получила удар по голове и, вся в крови, обратилась в бегство; другой удар прикладом избавил Ронкетти от чересчур сильно теснившего его противника, который упал к его ногам, словно подкошенный; остальные просто разбежались. Один ли