шь Пьетро Монако попытался оказать сопротивление, но, в свой черед получив ранение, был вынужден последовать за своими товарищами, после чего пленники оказались на свободе. Монако шесть раз выстрелил из револьвера в Ронкетти, но так и не попал в него; впустую использовав все шесть пуль, он думал теперь лишь о собственном спасении.
Ронкетти отыскал всех трех пленников, которые, пытаясь бежать, бросились в разные стороны; это были: епископ, его викарий и г-н Фальконе-отец. Собрав их вместе и заслоняя их собственным телом, он перезарядил карабин, подобрал ружья, усеявшие поле боя, и вернулся к тому месту, где должен был лежать поверженный им разбойник, но тот, всего лишь оглушенный, успел прийти в себя и обратился в бегство; и тогда, поскольку в Ла Силе делать ему больше было нечего, Ронкетти препроводил освобожденных им пленников в Камильятелло.
Извещенный о случившемся, генерал Орсини тотчас же выступил в поход, намереваясь воспользоваться смятением, в которое ввергла разбойников столь смелая атака, однако догнать их не удалось.
Больше о Пьетро Монако ничего не было слышно вплоть до 18 октября: в тот день стало известно, что главарь банды должен приблизиться к Акри, чтобы получить выкуп за четырех пленников, захваченных на прогулке возле этого города и все еще остававшихся в руках разбойников.
Осведомленный о том, где Монако и пять его сообщников должны были дожидаться выкупа за пленников, генерал Орсини отправил туда военный отряд, который, располагая точными сведениями о местоположении разбойников, обрушился на них столь яростно, что один из шестерых был убит, а другой очень тяжело ранен, и, когда спустя три дня его тело обнаружили, оно уже начало разлагаться; двум другим, хотя они тоже были тяжело ранены, удалось бежать; солдаты со всем пылом преследовали их и в итоге захватили денежную сумму в размере двух тысяч двухсот пиастров (одиннадцать тысяч франков), кофейный сервиз с серебряным кофейником, чашками и ложками и, наконец, два великолепных наряда: один — мужской, другой — женский. Наряды эти принадлежали супружеской чете Монако; судя по их богатству, изяществу и живописности они вполне заслуживали быть отправленными в Турин, куда, в самом деле, их и отослали.
Спустя неделю, 26 октября, произошла стычка между национальной гвардией городка Сан Джованни ин Фьоре, присоединившейся к карабинерам, и бандой Монако, усиленной отрядом другого разбойничьего главаря, Скардамальи, под начальством которого был двадцать один человек. Фортуна и на сей раз выступила противником разбойников; у них захватили тысячу четыреста сорок три пиастра, шестьдесят буханок хлеба, сыры, сладости, крепкие алкогольные напитки и множество других вещей, обнаружить которые во владении разбойников было крайне удивительно.
Деньги были переданы в руки властей, которые должны были раздать их солдатам, принимавшим участие в экспедиции; съестные припасы солдаты распределили между собой сами.
Во время боя несколько пленников, находившихся в руках у разбойников, в том числе и те, за которых выкуп уже был выплачен, бежали.
V
В те же октябрьские дни три разбойника из банды Монако послали письмо капитану Дорне, командовавшему отдельным отрядом в городке Челико делла Сила, и дали ему знать, что если он соблаговолит отправиться ночью, в одиночку, в штатском и без оружия в Аква Фредду, то они явятся на переговоры с ним.
Капитан Дорна не колебался ни минуты; когда стемнело, он надел штатское платье и отправился в указанное место.
Там он застал трех вооруженных до зубов бандитов: Де Марко, ближайшего помощника Пьетро Монако, и двух других разбойников из его банды, Челестино и Марраццо.
— Чего вы хотите, — поинтересовался капитан, — и зачем позвали меня?
— Капитан, — ответил Де Марко, — мы хотим сказать вам, что готовы явиться с повинной, но понятно же, что, если мы сдадимся просто так, нас приговорят к каторге лет на пятнадцать; мы не хотим ставить никаких условий властям, но у нас есть желание оказать стране большую услугу, которая сможет обеспечить нам, когда мы сдадимся, снисхождение со стороны военного трибунала.
— Скажите сами, что вы желаете сделать, — промолвил капитан Дорна, — и, полагаю, я вправе заверить вас, что снисхождение будет соразмерно услуге.
— Мы еще не приняли окончательного решения в отношении того, что нам следует сделать, — ответили разбойники, — но у нас есть желание или захватить всю банду целиком, или отравить ее, или уничтожить каким-либо иным способом.
Капитан Дорна предоставил разбойникам полную свободу отыскивать такие средства, вновь заверив их, что, если они окажут стране большую услугу, суд примет это во внимание.
Сын богатого местного помещика, захваченного Монако и подвергавшегося издевательствам с его стороны, узнал о предложении Де Марко отравить всю банду, свел с ним знакомство и предоставил в его распоряжение большое количество стрихнина в порошке. Разбойник присоединился к своим товарищам, находившимся в то время в лесу Боско ди Патире. К сожалению, ему не было известно, что стрихнин плохо растворяется в холодной воде; он передал яд Марраццо, которому было поручено сходить за водой к роднику; Марраццо просто-напросто подмешал к воде стрихнин, но тот выпал в осадок; первые два разбойника, выпив воду, никакого недовольства не высказали; третий счел ее горькой и обратил на это внимание своих товарищей. Пока те ее пробовали, Марраццо, опасаясь попасть под подозрение, поднялся и отошел на несколько шагов в сторону, а затем, видя, что разбойники не интересуются им, воспользовался их беспечностью и дал тягу. Сдавшись властям, он рассказал о том, что сделал.
Поскольку попытка отравления провалилась, Де Марко и Челестино остались в банде. Те три разбойника, что выпили отравленную воду, тяжело заболели: у двоих язык, десны и полость рта были поражены чем-то вроде цинги, у третьего начались боли в желудке; но если подозрения и возникли, то пали они на Марраццо, а Де Марко и Челестино никоим образом не коснулись.
В начале декабря, числа 10-го или 12-го, Пьетро Монако отправился вместе со своей бандой в окрестности Козенцы; подозревая, что яд передали Марраццо какие-то помещики, жаждущие отомстить ему, главарь банды поклялся, что все они поплатятся за это, и, желая достичь поставленной цели, принял следующее решение: покарать виновных по правилу «око за око», то есть отравить их.
VI
Вот как Монако намеревался взяться за дело.
Вечером 23 декабря он захватит теснину в горах, через которую проходят все сельские жители в радиусе пятнадцати лиг от Козенцы — помещики, арендаторы, cafoni,[51] — направляясь в этот город, чтобы запастись провизией, которую в ночь на Рождество предстоит съесть за ужином, и купить гостинцы, которые в этот день предстоит подарить близким. Рождество в Неаполе заменяет одновременно Новый год с его подарками и день Царей-волхвов с его семейной трапезой.
Завладев тесниной, Монако захватит всех, кто направлялся в город или возвращался оттуда, свяжет их веревками и, отведя на некоторое расстояние, оставит под охраной части своего отряда, а сам вместе с остальными разбойниками отравит всю без исключения провизию, которая из рук путников перейдет в его руки.
Но посредством какого яда собирался он проделать эту смертоносную работу? Разбойники, рассказавшие о чудовищном замысле своего главаря, этого не знали.
Затем, когда провизию начинят отравой, пленников возвратят и, вернув им окорока, паштеты и сыры, отпустят на свободу, предоставив яду действовать беспрепятственно и наугад. Тем хуже для тех, кто отведает отравленную пищу!
И действительно, 23 декабря, около шести часов вечера, Монако захватил теснину и приготовился взяться за дело на рассвете следующего дня, однако Де Марко и Челестино понимали, что если они позволят главарю банды осуществить этот страшный план, то никакого прощения от властей им не будет.
И потому они решили той же ночью привести в исполнение уже давно вынашиваемый ими замысел и убить Пьетро Монако; однако сделать это всего лишь вдвоем, находясь среди тридцати разбойников, было задачей нелегкой.
В десять часов вечера Монако, его жена и семь разбойников укрылись в какой-то хижине, намереваясь переночевать там; остальные члены банды отыскали себе другие укрытия.
Челестино был в числе тех семи разбойников, которым предстояло провести ночь в одной лачуге с Монако.
Де Марко, будучи заместителем атамана, должен был стоять на часах с десяти часов вечера до двух часов ночи; затем, до шести часов утра, дежурить предстояло сержанту.
Де Марко взял двуствольное ружье и встал на часы у двери хижины.
Когда все уснули, он вошел внутрь помещения и легонько коснулся ноги Челестино; тот, с присущей любому разбойнику чуткостью дикого зверя, образ жизни которого он ведет, без единого движения проснулся, открыл глаза, узнал Де Марко, понял, что час настал, медленно поднялся, одной рукой взял свое ружье, другой — ружье Монако и бесшумно вышел из хижины.
Все три ружья были двуствольные, так что у Челестино и Де Марко в запасе было шесть выстрелов.
Разбойники лежали на земле, устроившись на подстилке из сухой каштановой кожуры; Монако, растянувшийся у двери, отчасти перегораживал вход.
Де Марко и Челестино хватило двух слов, чтобы сговориться; тот и другой приставили стволы своих ружей к груди атамана, поскольку приходилось опасаться, что одно из двух может дать осечку, и одновременно нажали на спусковой крючок.
Прогремели два выстрела.
Монако резко подбросило вверх, но затем, с широко открытыми глазами, он замер в неподвижности.
В ружьях у Де Марко и Челестино оставалось по одному заряду, и они наугад выстрелили в лежавших разбойников; Марии Оливерио, которая мгновенно проснулась и попыталась подняться, пуля раздробила левое запястье.
Дверь лачуги была настолько низкой, что выбраться из нее можно было лишь ползком; Де Марко, держа в руках последнее заряженное ружье, не давал никому выйти наружу, в то время как Челестино перезаряжал два других ружья.