то молился за других умирающих, но они с мужем не хотели его слушать. Для них тогда имело значение только одно: он предал их, лишил своей помощи. Двумя днями позже заболел Джонатан. Ее отчаяние было безмерным. Та же самая болезнь отняла у нее и мужа. Этого она не могла простить отцу О'Мэлли и всей Церкви. Ее вера, пережившая расцвет в дни безмятежного счастья, высохла, испарилась, оставив ее без надежды и любви. Теперь перед ней простиралась череда однообразных, черных, пустых дней. Она была одинока в этом мире. Жизнь без мужа и сына, которых она так любила, перестала иметь для нее смысл. На ее долю выпали только боль и страдание.
— Мне так жаль, — проговорила Алекс, отвлекая ее от тяжелых воспоминаний.
Пожилая женщина улыбнулась, но даже улыбалась она как-то мрачно.
— Вы так молоды. Вы еще не знаете, что такое сострадать кому-нибудь.
Алекс молча стояла рядом.
— Вы не монахиня, — заметила женщина, когда поняла, что ее молодая собеседница не собирается уходить.
— Нет, меня зовут Александра Маккитрик. — Она чуть было не сказала «Паркер», но вовремя спохватилась.
— Зачем вы здесь? Вы тоже потеряли кого-нибудь?
— Отца. — Алекс подумала, что он на самом деле очень близок к смерти. — Я приехала сюда с мужем и одним другом. Монастырь очень красив. Такое чудесное, старинное здание…
— Да, но в нем нет жизни… нет души.
— Давайте поговорим немного…
— Нет. — Она поднялась и направилась к выходу. — Прощайте, дорогая.
Она медленно побрела по дорожке. Казалось, что физические страдания мучают ее так же сильно, как и душевные. Не было никакого смысла продолжать разговор с этой молодой девушкой. Она уже все сказала, ей нечего больше добавить. Никому нет до нее дела. И ей никто не нужен. Так ей будет проще. Так она избежит будущих страданий и потерь. Ее дни проходили монотонно и уныло, но она этого и хотела. Скоро все кончится, и она вновь соединится с Джонатаном и Стивеном.
Сердце Алекс болезненно сжалось при виде одинокой сгорбившейся фигурки. Алекс решила разыскать мать игуменью и расспросить об этой несчастной женщине, приходящей на кладбище каждый день.
Стоя в церкви, Уин думал, почему судьба была так несправедлива к нему и что ему теперь делать, чтобы выпутаться из создавшегося положения. Он тщетно пытался воскресить в памяти какие-либо знания о монастырях и жизни монахинь, а главное, как устроены их спальные помещения, но даже под дулом пистолета он не смог бы что-либо вспомнить.
— Ну, хорошо, — начал он, с удовольствием отмечая, что может выразить свои мысли вслух. Вокруг никого не было, да и, пожалуй, не будет еще некоторое время, поэтому он чувствовал себя в безопасности. Он встал на колени и честно сказал:
— Господи, я знаю, что не всегда вел себя хорошо и не делал даже того, что мог бы сделать для Тебя. — Он помолчал, довольный первой фразой, а потом продолжил: — Но теперь, Ты видишь, мне очень нужна твоя помощь.
Он подождал, сам не зная, что теперь должно произойти и каким образом Бог скажет ему, что делать. Может быть, сейчас стены храма задрожат, и он услышит похожий на раскат грома небесного глас Божий?.. Прошла минута в абсолютном безмолвии. Уин снова начал говорить:
— Я прошу не для себя. Ты знаешь, я здесь из лучших побуждений. Помоги мне сегодня вечером. Я должен защитить Алекс. Она должна быть в безопасности. Если сегодня у них будет отдельная комната…
Он снова остановился. Вдруг в его мозгу вспыхнули давно забытые слова: «Не лжесвидетельствуй». Он поморщился и почувствовал, как воротничок священника стягивает ему шею.
— Знаю, знаю, но я решился на это не из злого умысла, — оправдывался он.
Тишина.
— Господи, если Ты знаешь, как мне выйти из создавшегося положения, не причинив никому вреда, дай мне как-нибудь знать.
Уин подумал, что попал в некое пространство полутонов. Если в вашей жизни преимущественно черный или белый цвет, то вы вряд ли попадете сюда, а уж если попадете, то вам придется нелегко. Сейчас он уже не может сказать Алекс правду — рухнет надежда найти венец. Оставалось только надеяться, что в монастыре все-таки нет двухместных спален и кроватей для женатых пар.
Алекс проследовала обратно в здание в поисках матери игуменьи. Она постучала к ней в комнату и, дождавшись приглашения войти, прошла внутрь.
— Можно поговорить с вами, матушка?
— Конечно, миссис Маккитрик. Присаживайтесь.
— Спасибо, только, пожалуйста, зовите меня Алекс.
Она села на стул.
— Я была только что на кладбище и встретила там одну женщину, миссис Эндрюс.
— А, вы видели Элеонору. — Она погрустнела, голос ее дрогнул.
— Вы знаете ее?
— Да, мы ее знаем.
— Почему она так несчастна? И так одинока? Она рассказала, что потеряла мужа и сына, но разве у нее нет других родственников?
Игуменья поверила, что Алекс действительно близко к сердцу приняла историю бедной женщины, и объяснила:
— Боюсь, что нет. Ее единственный сын Стивен умер от холеры во время эпидемии несколько лет назад. Ему было только тринадцать лет. Следом за ним умер и ее муж, буквально через несколько дней.
— Но они умерли уже давно, а она все еще приходит сюда каждый день?
— Время не может заглушить любви.
— Она так печальна и одинока. Неужели никто не ухаживает за ней?
— Мы пытались. Я приходила к ней несколько раз, чтобы привести ее к нам. Но она говорила слуге, что ее нет дома.
— Почему она так поступила? Что случилось? — Алекс не могла понять, почему человек, столь нуждающийся в утешении верой, вдруг отвернулся от нее.
— В ту ночь, когда умер Стивен, Элеонора послала мужа за отцом О'Мэлли. Она была уверена, что молитва этого священника совершит чудо и мальчик останется в живых.
— Они не нашли священника?
— Нет, нашли. Но он не смог приехать. Он был у других людей, их дети тоже умирали. Он пообещал Джонатану, что приедет, как только сможет, но было уже поздно. Стивен умер.
О… Это ужасно… — Алекс представила горе несчастной матери у постели единственного ребенка, когда он умирает, а ты ничем не можешь ему помочь.
— Это было тяжелое время. Весь город страдал от чудовищной эпидемии. Отец О'Мэлли пытался утешить Элеонору и Джонатана, но они продолжали обвинять его. Потом, когда заболел Джонатан, Элеонора отвернулась от Церкви. Она настояла на отпевании их обоих, но не вернулась к нам. Я молюсь за нее каждый день. В прошлом году отец О'Мэлли умер. На смертном одре он умолял Элеонору понять его и простить. К сожалению, этого не произошло. Она не разговаривает ни со мной, ни с кем-либо из сестер. — Игуменья вздохнула. — Мое сердце болит за нее. Я понимаю ее боль и страдание. Надеюсь, что рано или поздно она смягчится.
— Кто-то должен помочь ей.
— Мы очень хотели этого, но она не позволила. Ее сердце должно измениться, тогда мы сделаем все, что от нас зависит.
— Но хоть что-то мы можем сделать…
— Неисповедимы пути Господни. Может быть, в один прекрасный день она изменится и вернется нам.
Игуменья внимательно посмотрела на Алекс, в глазах которой светились доброта и сострадание. Возможно, именно эта девушка отогреет сердце несчастной.
— Спасибо, что рассказали мне об этом, матушка. — С этими словами Алекс встала и вышла из комнаты. На сердце у нее было тяжело.
Алекс пошла в сад и нарвала букет цветов. Потом она вернулась к могиле и положила его так, чтобы Элеонора их увидела.
Она еще немного побродила по кладбищу, рассматривая надгробные плиты. Алекс и не подозревала, что мать игуменья внимательно следит за ней из окна.
Глава 9
— Отец Брэдфорд, вы не благословите нас? — спросила настоятельница, когда сестры и гости монастыря собрались за столом в тот вечер.
— С удовольствием, матушка, — ответил Уин с улыбкой, стараясь, чтобы никто не заметил его замешательства. Он изо всех сил пытался избежать контакта с сестрами, ведь одно неосторожное слово — и он разоблачен. А теперь — еще эта молитва!
— Помолимся, братья и сестры. Благослови, Господи, дары сии, и на вкушающих их да будет милость Господня. Аминь. — Он говорил выразительно, с должной торжественностью и подумал, что никогда еще не молился с таким чувством.
Все тихо пробормотали: «Аминь», — потом сестры приступили к скромной, но вкусной трапезе. Никто не заметил ничего странного в его молитве, и Уин облегченно вздохнул.
После ужина сестры ушли на вечерние молитвы, а игуменья пожелала продолжить беседу с Алекс, Уином и Мэттом.
— Я приготовила для вас комнаты, — дружелюбно сказала она, — если вы не будете возражать, миссис Маккитрик проведет эту ночь с кем-нибудь из сестер. Надеюсь, это не причинит вам неудобства.
На что Мэтт отреагировал:
— Мы с женой еще ни разу не расставались, но я понимаю вас. Позвольте поблагодарить за гостеприимство.
Игуменья благосклонно улыбнулась в ответ:
— Это значит, что у вас удачный брак. Жизни супругов соединены навеки, и они должны постоянно поддерживать друг друга.
— О, у нас с Мэттом замечательные отношения. Святость обета нерушима. Мы стараемся, каждый день прожить так, как пообещали Богу, — сказала Алекс, преданно смотря на настоятельницу.
— Да поможет вам Господь. Как приятно видеть такую счастливую пару. Не правда ли, отец Брэдфорд?
— Разумеется, матушка. — Уин безмятежно улыбался. Алекс спасена! Ему даже не пришлось прикладывать для этого никаких усилий.
Он бросил взгляд на икону и решил, что столь внезапный благоприятный поворот событий можно объяснить только волей провидения. Значит, его молитва была услышана, за что он искренне благодарил небеса.
— Что ж, я желаю вам спокойной ночи. Одна из сестер будет здесь с минуты на минуту, она покажет вам, джентльмены, вашу комнату, а вы, Алекс, пойдемте со мной.
Алекс подошла к Мэтту и поцеловала его в щеку. Потом пожелала обоим спокойной ночи и вышла из комнаты вслед за настоятельницей.
Вскоре после того, как они ушли, в комнате появилась монашка и проводила Уина и Мэтта в их комнату. Она располагалась в другом конце здания, достаточно далеко от женщин. Чем дальше они шли, тем больше Уин улыбался.